Что я, законов не знаю!
– Тем лучше, – сказал Сохань. – Приятно иметь дело с человеком, знающим законы.
– Хотите – ищите, – согласился Филя. – Оружия нет, а остальное мое. Не возражаю.
Жена Хусаинова, черная, сухая и горбоносая женщина, преградила Соханю дорогу.
– Только аккуратно ищите, – предупредила, – а то после вас убирать да убирать…
Жилье Хусаиновых состояло из двух больших комнат и кухни, все было запущено, захламлено. На мебели лежал толстый слой пыли, кровати, наверное, не застилались по нескольку дней. Одеяла скомканы, из-под них виднелось грязное белье. Соханю захотелось спросить, о какой аккуратности можно здесь говорить, но удержался: из черного кота белого не сделаешь.
Хусаинов сидел в кресле посередине комнаты. Он был одет в красный махровый халат, расстегнутый на груди. Вытянул голые волосатые ноги и всем своим видом демонстрировал неуважение к милицейским ищейкам. Подвинул пепельницу и закурил. Сохань с удовольствием хмыкнул, поскольку Филя курил «Кент». Подождав, пока Хусаинов загасит окурок, аккуратно спрятал его в полиэтиленовый пакетик.
– Бычки собираешь… – засмеялся Филя. – Зачем? Я могу тебе, начальник, целую пачку дать…
– А я не курю.
– Зачем же тогда?
Сохань оставил этот вопрос без ответа. Взял стул, сел напротив Хусаинова, спросил:
– Что вы делали вчера вечером? Филя зевнул.
– Вчера?.. Где же я был вчера? Коньяк пил вчера, вот что. Коньяк и шампанское под шикарную закусочку, какой ты, начальник, и не пробовал.
– Не пробовал, – согласился Сохань, – у меня вырезали язву. И где же вы пили, Хусаинов?
– В ресторане.
– Каком?
– «Ветерок».
– Время? Когда ужинали в «Ветерке»? – Сохань уже знал выводы экспертизы: Хмиз был убит вчера между двадцатью и двадцатью двумя часами.
Хусаинов пошевелил губами, будто что-то подсчитывал. Ответил:
– Точно не помню, начальник. Примерно в девять или в начале десятого.
Сохань прикинул: Хмиз выехал из дома в восемь. Наверняка спешил, так как обещал Светлане сразу вернуться. Итак, ехал минут двадцать – двадцать пять и в половине девятого добрался до двадцать третьего километра. У Хусаинова было время, чтобы расправиться с ним и вернуться в девять в Город.
– Что вы делали до девяти? – спросил следователь.
Получил, как и ожидал, уклончивый ответ:
– Гулял по городу.
– Кто может подтвердить, что с восьми до девяти вечера вы были в Городе?
Хусаинов пожал плечами.
– Кажется, не встретил ни одного знакомого… А что? Что случилось вчера вечером?
Филя смотрел на Соханя большими немигающими глазами и размышлял: «Вышли, заразы… Но как? И так быстро. Кто-нибудь увидел и капнул. Но ведь я проверил – в лесу никого не было. Да, возле поляны никого не было. Может, засекли машину? Вряд ли, „Лада“ стояла по другую сторону шоссе, в кустах, где никто не ходит. Но все же разнюхали, шпики проклятые, пистолет ищут, но нет дураков… Пистолет вместе с деньгами спрятан в гараже дядьки Лукьяна, а на Лукьяна никто никогда не подумает. Да и сам Лукьян ничего не знает, когда-то я выручил его, дал в долг деньжат, и он дал мне ключи от гаража. У него под гаражом пустая комната, туда удобно водить баб, и старая карга не догадывается. Тогда же оборудовал я в гараже тайник – ищи всю жизнь, а на знатного строителя Марчука никто не подумает: знаменитый бригадир, два ордена за доблестную работу, не считая медалей. Так что ищите, а я пока покурю. И все же, отчего так быстро вышли на меня?»
Сохань смерил Филю уничтожающим взглядом – а он еще и нахал! Сказал:
– Ладно, Хусаинов, продолжим наш разговор в прокуратуре. С протоколом.
– Ты что, начальник, арестовываешь меня? За что? Не имеешь права без ордера.
– А мы вас, Хусаинов, не арестовываем. Задерживаем для выяснения некоторых обстоятельств.
– Каких?
– Вы подозреваетесь в убийстве.
– Я? В убийстве? – Филя расхохотался. – Ошибочка у тебя, начальник. Пенсионер я, вот кто. Да разве рука поднимется?
– Ты, Филя, заткнись, – довольно грубо оборвал его Опичко, прислушивавшийся к разговору. – Тоже мне, пенсионер нашелся! Разве есть у пенсионера деньги, чтобы коньяк с шампанским в «Ветерке» глушить?
– А я подрабатываю, начальник! В жэке…
– Знаем твои заработки… Сказано: заткнись, и точка. Разговор у нас только начинается.
«Где сядешь, там и слезешь, – со злостью подумал Хусаинов. – Я не дурак деньги прятать дома. Здесь у меня тысяча-другая на ежедневные расходы, а где остальные, хрен найдешь… Есть еще у Фили друзья, а старая карга хоть внешне и противна, а голова светлая: мама, папа, еще два десятка родственников – каждому по десять – двадцать тысяч, вот и лежат наши деньжата, надежно лежат, и вам, ментам, их не увидеть. Слава богу, что я сто Псурцевых кусков да еще кое-что вместе с пистолетом в тайник бросил – пусть там отдыхают до лучших времен».
Обыск подходил к концу, но, как и догадывался Сохань, ничего не дал. Обследовали миноискателем сад и двор – напрасно.
Сохань смерил Филю тяжелым взглядом.
– Одевайтесь, Хусаинов, поедем в милицию.
– Придется подчиниться. Но жаловаться буду самому прокурору. – Филя натянул джинсы, сорочку, легкую куртку, взял в руки кожаную шляпу, погладил ее, но оставил. Надвинул на глаза кепочку с коротким козырьком.
– Я готов, начальник.
Любчик открыла дверь и пропустила Псурцева. Полковник постоял в приемной у зеркала, внимательно изучая свой внешний вид, по-видимому, остался доволен, молодецки повернулся на каблуках и прижал Любчика в углу.
– Пусти, черт, – оттолкнула его Любчик. – Сейчас Жора придет.
– А я только поглажу… Любчик посмотрела насмешливо.
– А что тебе остается? Гладиатор…
– Ну и дура! – рассердился Псурцев. – Ты позвони мне вечером, когда Жоры не будет, побалуемся.
– Нужен ты мне! – Любчик наморщила носик, но смотрела лукаво, и полковник легонько пошлепал ее по щеке.
– Завтра, – сказал, – я позвоню, так как завтра совещание работников легкой промышленности и Белоштана там ткнут мордой в дерьмо.
– Неужели? – испугалась Любчик. – Наша фабрика награждена переходящим знаменем.
– Этим знаменем нынче только… – Псурцев сделал выразительный жест. – Сейчас хозрасчет, главное – деньги!
– Жора о деньгах все время и думает.
– О своих. А об общественных? Вот не выберут его директором, что будем делать?
– Начальство прикажет – выберут. Как Кирилл Семенович велит, так и будет.
– Теперь и Пирию не сладко.
– А кому, сладко? – всплеснула руками Любчик. – Жора совсем осунулся…
«Сладко тебе, – подумал Псурцев, – и будет так, пока Белоштан на орбите будет крутиться. Конечно, денег ему до могилы хватит, а вот мне, Псурцеву, еще годик на Белоштановых харчах побыть не мешало бы. А там можно и на заслуженную пенсию. Дачка под лесом уже есть, смородина и крыжовник растут, машина бегает – не жизнь, а сплошное удовольствие».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Тем лучше, – сказал Сохань. – Приятно иметь дело с человеком, знающим законы.
– Хотите – ищите, – согласился Филя. – Оружия нет, а остальное мое. Не возражаю.
Жена Хусаинова, черная, сухая и горбоносая женщина, преградила Соханю дорогу.
– Только аккуратно ищите, – предупредила, – а то после вас убирать да убирать…
Жилье Хусаиновых состояло из двух больших комнат и кухни, все было запущено, захламлено. На мебели лежал толстый слой пыли, кровати, наверное, не застилались по нескольку дней. Одеяла скомканы, из-под них виднелось грязное белье. Соханю захотелось спросить, о какой аккуратности можно здесь говорить, но удержался: из черного кота белого не сделаешь.
Хусаинов сидел в кресле посередине комнаты. Он был одет в красный махровый халат, расстегнутый на груди. Вытянул голые волосатые ноги и всем своим видом демонстрировал неуважение к милицейским ищейкам. Подвинул пепельницу и закурил. Сохань с удовольствием хмыкнул, поскольку Филя курил «Кент». Подождав, пока Хусаинов загасит окурок, аккуратно спрятал его в полиэтиленовый пакетик.
– Бычки собираешь… – засмеялся Филя. – Зачем? Я могу тебе, начальник, целую пачку дать…
– А я не курю.
– Зачем же тогда?
Сохань оставил этот вопрос без ответа. Взял стул, сел напротив Хусаинова, спросил:
– Что вы делали вчера вечером? Филя зевнул.
– Вчера?.. Где же я был вчера? Коньяк пил вчера, вот что. Коньяк и шампанское под шикарную закусочку, какой ты, начальник, и не пробовал.
– Не пробовал, – согласился Сохань, – у меня вырезали язву. И где же вы пили, Хусаинов?
– В ресторане.
– Каком?
– «Ветерок».
– Время? Когда ужинали в «Ветерке»? – Сохань уже знал выводы экспертизы: Хмиз был убит вчера между двадцатью и двадцатью двумя часами.
Хусаинов пошевелил губами, будто что-то подсчитывал. Ответил:
– Точно не помню, начальник. Примерно в девять или в начале десятого.
Сохань прикинул: Хмиз выехал из дома в восемь. Наверняка спешил, так как обещал Светлане сразу вернуться. Итак, ехал минут двадцать – двадцать пять и в половине девятого добрался до двадцать третьего километра. У Хусаинова было время, чтобы расправиться с ним и вернуться в девять в Город.
– Что вы делали до девяти? – спросил следователь.
Получил, как и ожидал, уклончивый ответ:
– Гулял по городу.
– Кто может подтвердить, что с восьми до девяти вечера вы были в Городе?
Хусаинов пожал плечами.
– Кажется, не встретил ни одного знакомого… А что? Что случилось вчера вечером?
Филя смотрел на Соханя большими немигающими глазами и размышлял: «Вышли, заразы… Но как? И так быстро. Кто-нибудь увидел и капнул. Но ведь я проверил – в лесу никого не было. Да, возле поляны никого не было. Может, засекли машину? Вряд ли, „Лада“ стояла по другую сторону шоссе, в кустах, где никто не ходит. Но все же разнюхали, шпики проклятые, пистолет ищут, но нет дураков… Пистолет вместе с деньгами спрятан в гараже дядьки Лукьяна, а на Лукьяна никто никогда не подумает. Да и сам Лукьян ничего не знает, когда-то я выручил его, дал в долг деньжат, и он дал мне ключи от гаража. У него под гаражом пустая комната, туда удобно водить баб, и старая карга не догадывается. Тогда же оборудовал я в гараже тайник – ищи всю жизнь, а на знатного строителя Марчука никто не подумает: знаменитый бригадир, два ордена за доблестную работу, не считая медалей. Так что ищите, а я пока покурю. И все же, отчего так быстро вышли на меня?»
Сохань смерил Филю уничтожающим взглядом – а он еще и нахал! Сказал:
– Ладно, Хусаинов, продолжим наш разговор в прокуратуре. С протоколом.
– Ты что, начальник, арестовываешь меня? За что? Не имеешь права без ордера.
– А мы вас, Хусаинов, не арестовываем. Задерживаем для выяснения некоторых обстоятельств.
– Каких?
– Вы подозреваетесь в убийстве.
– Я? В убийстве? – Филя расхохотался. – Ошибочка у тебя, начальник. Пенсионер я, вот кто. Да разве рука поднимется?
– Ты, Филя, заткнись, – довольно грубо оборвал его Опичко, прислушивавшийся к разговору. – Тоже мне, пенсионер нашелся! Разве есть у пенсионера деньги, чтобы коньяк с шампанским в «Ветерке» глушить?
– А я подрабатываю, начальник! В жэке…
– Знаем твои заработки… Сказано: заткнись, и точка. Разговор у нас только начинается.
«Где сядешь, там и слезешь, – со злостью подумал Хусаинов. – Я не дурак деньги прятать дома. Здесь у меня тысяча-другая на ежедневные расходы, а где остальные, хрен найдешь… Есть еще у Фили друзья, а старая карга хоть внешне и противна, а голова светлая: мама, папа, еще два десятка родственников – каждому по десять – двадцать тысяч, вот и лежат наши деньжата, надежно лежат, и вам, ментам, их не увидеть. Слава богу, что я сто Псурцевых кусков да еще кое-что вместе с пистолетом в тайник бросил – пусть там отдыхают до лучших времен».
Обыск подходил к концу, но, как и догадывался Сохань, ничего не дал. Обследовали миноискателем сад и двор – напрасно.
Сохань смерил Филю тяжелым взглядом.
– Одевайтесь, Хусаинов, поедем в милицию.
– Придется подчиниться. Но жаловаться буду самому прокурору. – Филя натянул джинсы, сорочку, легкую куртку, взял в руки кожаную шляпу, погладил ее, но оставил. Надвинул на глаза кепочку с коротким козырьком.
– Я готов, начальник.
Любчик открыла дверь и пропустила Псурцева. Полковник постоял в приемной у зеркала, внимательно изучая свой внешний вид, по-видимому, остался доволен, молодецки повернулся на каблуках и прижал Любчика в углу.
– Пусти, черт, – оттолкнула его Любчик. – Сейчас Жора придет.
– А я только поглажу… Любчик посмотрела насмешливо.
– А что тебе остается? Гладиатор…
– Ну и дура! – рассердился Псурцев. – Ты позвони мне вечером, когда Жоры не будет, побалуемся.
– Нужен ты мне! – Любчик наморщила носик, но смотрела лукаво, и полковник легонько пошлепал ее по щеке.
– Завтра, – сказал, – я позвоню, так как завтра совещание работников легкой промышленности и Белоштана там ткнут мордой в дерьмо.
– Неужели? – испугалась Любчик. – Наша фабрика награждена переходящим знаменем.
– Этим знаменем нынче только… – Псурцев сделал выразительный жест. – Сейчас хозрасчет, главное – деньги!
– Жора о деньгах все время и думает.
– О своих. А об общественных? Вот не выберут его директором, что будем делать?
– Начальство прикажет – выберут. Как Кирилл Семенович велит, так и будет.
– Теперь и Пирию не сладко.
– А кому, сладко? – всплеснула руками Любчик. – Жора совсем осунулся…
«Сладко тебе, – подумал Псурцев, – и будет так, пока Белоштан на орбите будет крутиться. Конечно, денег ему до могилы хватит, а вот мне, Псурцеву, еще годик на Белоштановых харчах побыть не мешало бы. А там можно и на заслуженную пенсию. Дачка под лесом уже есть, смородина и крыжовник растут, машина бегает – не жизнь, а сплошное удовольствие».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39