Его стало даже слегка трясти, но как-то подобрался весь, потер ладонью лоб и окончательно пришел в себя.
Григорий Коляда с Сидоренко в это время ехали троллейбусом. Спрятали автоматы в рюкзаки и удирали домой. Вышли на площади Толстого, направились к парку, что перед университетом, сели там на пустую скамью.
Григорий сказал с упреком:
– Сопля ты, Олег, не мог подкосить?
– Не привык я к «Калашникову». А ты бы лучше помолчал… Как договаривались? Ты начинаешь, я подстраховываю. Кто тебе мешал свалить его первой же очередью? Бежит себе человек по аллее, дождись, подпусти ближе, прицелься хорошо и строчи сколько угодно…
– Честно скажу: нервы подвели. Как увидел, мандраж начался, вот и не попал. Строчу и ничего не вижу.
– Оба мы идиоты: такое дело спартачили. Что Луганский скажет?
– А ну его…
– Луганский – Луганским, но ведь задание самого шефа!
– Туда же и шефа… За пятьсот кусков!..
– Не говори, деньги стоящие.
– Плакали наши пятьсот кусочков. Горькими слезами. – Григорий повернулся к Сидоренко, глаза у него блудливо блеснули. – А что, если отрапортовать: дело сделано…
– Ты меня в такую историю не втягивай. Завтра же узнают, и амба нам.
– Откуда?
– Откуда-откуда… Разве Луганский телефона Левко не знает? Да и вообще, если бы мы его подкосили, завтра все газеты шумели бы: трагическая гибель олимпийского чемпиона! Некрологи и всякая там фигня…
– Я об этом не подумал.
– Потому что мозги у тебя навыворот.
– На две твои головы хватит. – Григорий поднялся. – Не будем выяснять отношения, давай разбегаться.
Они и в самом деле разбежались: Григорий на Артема, Олег – на Отрадный. Не зная, что осталось им гулять всего несколько дней.
Милицейская машина доставила Моринца к Задонько.
– Доигрался? – только и спросил полковник.
– Сам себя ругаю, – признался Левко.
– Что случилось, то случилось. Есть Бог на свете – обошлось. А свечку все же советую поставить.
– Обязательно. Кто такой шеф, выяснили?
– Большая птица в силки попалась, представить даже трудно. Леонид Александрович Яровой, бывший первый обкомовский секретарь.
– Правда?!
– Зачем мне, Левко, перед тобой таиться. Все равно узнаешь: не сегодня, так завтра.
– Как-то в голове не укладывается.
– Вот оно как поворачивается! На круги свои, сказано в Библии. Был шишкой и остался шишкой.
– Будете арестовывать?
– А за что, Левко? Пока против него у нас ничего нет.
– А фирма «Канзас»?
– Дело это, Левко, долгое и канительное. Побывал я в той фирме – небось, мошенники, но еще доказательства собрать надо.
– Я в вас верю – справитесь.
– Как в народе говорят? Твоими бы устами, да мед пить. Значит, договорились: будешь сидеть дома и нос не высунешь. Так?
– Опекся на молоке, на воду станешь дуть.
– Дуй, дуй, – усмехнулся полковник, – а пока ты на воду будешь дуть, мы тут покрутимся. Для общего блага.
СНОВА КЛИЕНТЫ «КАНЗАСА»
Сеньков заглянул в кабинет Лутака. От его взгляда Кузьму Анатольевича чуть не затошнило. Обругал себя последними словами: ведь еще вчера мог смыться. Договорился с Яровым и Сушинским, да и билет на самолет до Риги уже лежал в кармане.
Кузьма Анатольевич чуть не заплакал – счастье было таким близким и возможным… И надо же случиться такому…
Взгляд у Сенькова был нахальный и зловещий. Даже посмел подморгнуть Лутаку перед тем, как переступить порог кабинета. Затем спросил:
– Где товар, уважаемый Кузьма Анатольевич?
– Вы дали нам десять дней форы. Сегодня лишь девятый.
– Какая разница: девять или десять?
– Завтра должен прибыть поезд.
– Не кормите нас баснями.
– Ей бо… – Лутак поднял руку, чтобы перекреститься.
– И как вам не стыдно, господин Лутак? Не богохульствуйте.
Сеньков пропустил в кабинет не менее противных Лутаку типов – длинноносого еврея Рутгайзера и председателя акционерного общества «Радуга» Хоменко. Лутак не очень-то любил евреев и с удовольствием рассказывал антисемитские анекдоты. Но теперь типично украинская рожа Хоменко показалась ему такой же мерзкой, как и физиономия Рутгайзера. Может, даже еще более мерзкой. Вспомнил, как пересчитывал в прошлый раз Хоменко, сколько именно должен поставить «Канзас» его фирме дубленок и кожаных курток. Скупердяй проклятый, решил, и единственное, что приятно, – никогда в жизни не увидишь ни одной из уже оплаченных дубленок. Аж на сто двадцать миллионов…
Сеньков спросил:
– Как дела в прибалтийских портах? Жаль, давно не был в Риге. Прекрасный город: набережная Даугавы, Домский собор…
Лутак засуетился, вытянул из кармана билет в Ригу, демонстративно помахал им чуть ли не под самым носом Рутгайзера.
– Поздно, – хмуро откликнулся тот.
– Как поздно? Вчера звонили из Клайпеды: началась перегрузка товаров с кораблей на железную дорогу.
– Брешет и глазом не моргнув, – заметил Сеньков. – А что делают с брехунами?
– Господа, неужели вы и в самом деле собираетесь меня бить? – заканючил Кузьма Анатольевич.
– Собираемся, – подтвердил Сеньков.
«У-у, нахал! – метнул на него лютый взгляд Лутак. – Ну и пес паршивый! Какая сволочь! Но ведь я сам… Дождался, мог же еще вчера вылететь – долго бы разыскивали меня. Товаров им захотелось… Видиков, дубленок и сапожек итальянских… Мне самому они нужны, однако не мелочусь же. Но, кажется, могут-таки побить…»
От этой мысли заныло в груди, едва не заплакал.
– Заходите, хлопцы. – Указал на Лутака пальцем. – Видите этого типа? Гляньте, какой респектабельный. Очки золотые нацепил, а прохвост-прохвостом. Гнусный мошенник, но ведь и мы не лыком шиты. Правильно говорю, господин Рутгайзер?
– Солидарен на все сто процентов. У нас сегодня поистине коллективная солидарность.
– Точно, – присоединился Хоменко, – собрались самые состоятельные клиенты фирмы «Канзас», и наше общее собрание объявляю открытым.
«Ах ты ж пес шелудивый, – скривился Лутак. – Чихать я хотел на твои миллионы. И знал бы ты, кто на самом деле стоит за мной! Жаль, не выпросил у Ярового амбалов – неизвестно, кто кого б…»
Но придется смириться: сила солому ломит. Подумав так, Кузьма Анатольевич принял решение не сопротивляться: Христос терпел и нам велел…
Не кощунствуй, в тот же миг одернул себя, но мысли мельтешили, не задерживаясь, обгоняя одна другую, как это и бывает во время опасности.
«Прорваться… – вдруг решился на отчаянную попытку, но, лишь взглянув на парней Сенькова, понял: не выйдет, сразу задержат, только еще больше рассвирепеют. В конце концов, будь, что будет. Тяжел твой хлеб насущный о, Боже!»
– И что же мы решаем на нашем общем собрании? – спросил Рутгайзер.
– Об упреждающих мерах по отношению к руководству фирмы «Канзас», – предложил Сеньков, недобро усмехаясь.
– Я – за! – поддержал Хоменко.
– Кто бы возражал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Григорий Коляда с Сидоренко в это время ехали троллейбусом. Спрятали автоматы в рюкзаки и удирали домой. Вышли на площади Толстого, направились к парку, что перед университетом, сели там на пустую скамью.
Григорий сказал с упреком:
– Сопля ты, Олег, не мог подкосить?
– Не привык я к «Калашникову». А ты бы лучше помолчал… Как договаривались? Ты начинаешь, я подстраховываю. Кто тебе мешал свалить его первой же очередью? Бежит себе человек по аллее, дождись, подпусти ближе, прицелься хорошо и строчи сколько угодно…
– Честно скажу: нервы подвели. Как увидел, мандраж начался, вот и не попал. Строчу и ничего не вижу.
– Оба мы идиоты: такое дело спартачили. Что Луганский скажет?
– А ну его…
– Луганский – Луганским, но ведь задание самого шефа!
– Туда же и шефа… За пятьсот кусков!..
– Не говори, деньги стоящие.
– Плакали наши пятьсот кусочков. Горькими слезами. – Григорий повернулся к Сидоренко, глаза у него блудливо блеснули. – А что, если отрапортовать: дело сделано…
– Ты меня в такую историю не втягивай. Завтра же узнают, и амба нам.
– Откуда?
– Откуда-откуда… Разве Луганский телефона Левко не знает? Да и вообще, если бы мы его подкосили, завтра все газеты шумели бы: трагическая гибель олимпийского чемпиона! Некрологи и всякая там фигня…
– Я об этом не подумал.
– Потому что мозги у тебя навыворот.
– На две твои головы хватит. – Григорий поднялся. – Не будем выяснять отношения, давай разбегаться.
Они и в самом деле разбежались: Григорий на Артема, Олег – на Отрадный. Не зная, что осталось им гулять всего несколько дней.
Милицейская машина доставила Моринца к Задонько.
– Доигрался? – только и спросил полковник.
– Сам себя ругаю, – признался Левко.
– Что случилось, то случилось. Есть Бог на свете – обошлось. А свечку все же советую поставить.
– Обязательно. Кто такой шеф, выяснили?
– Большая птица в силки попалась, представить даже трудно. Леонид Александрович Яровой, бывший первый обкомовский секретарь.
– Правда?!
– Зачем мне, Левко, перед тобой таиться. Все равно узнаешь: не сегодня, так завтра.
– Как-то в голове не укладывается.
– Вот оно как поворачивается! На круги свои, сказано в Библии. Был шишкой и остался шишкой.
– Будете арестовывать?
– А за что, Левко? Пока против него у нас ничего нет.
– А фирма «Канзас»?
– Дело это, Левко, долгое и канительное. Побывал я в той фирме – небось, мошенники, но еще доказательства собрать надо.
– Я в вас верю – справитесь.
– Как в народе говорят? Твоими бы устами, да мед пить. Значит, договорились: будешь сидеть дома и нос не высунешь. Так?
– Опекся на молоке, на воду станешь дуть.
– Дуй, дуй, – усмехнулся полковник, – а пока ты на воду будешь дуть, мы тут покрутимся. Для общего блага.
СНОВА КЛИЕНТЫ «КАНЗАСА»
Сеньков заглянул в кабинет Лутака. От его взгляда Кузьму Анатольевича чуть не затошнило. Обругал себя последними словами: ведь еще вчера мог смыться. Договорился с Яровым и Сушинским, да и билет на самолет до Риги уже лежал в кармане.
Кузьма Анатольевич чуть не заплакал – счастье было таким близким и возможным… И надо же случиться такому…
Взгляд у Сенькова был нахальный и зловещий. Даже посмел подморгнуть Лутаку перед тем, как переступить порог кабинета. Затем спросил:
– Где товар, уважаемый Кузьма Анатольевич?
– Вы дали нам десять дней форы. Сегодня лишь девятый.
– Какая разница: девять или десять?
– Завтра должен прибыть поезд.
– Не кормите нас баснями.
– Ей бо… – Лутак поднял руку, чтобы перекреститься.
– И как вам не стыдно, господин Лутак? Не богохульствуйте.
Сеньков пропустил в кабинет не менее противных Лутаку типов – длинноносого еврея Рутгайзера и председателя акционерного общества «Радуга» Хоменко. Лутак не очень-то любил евреев и с удовольствием рассказывал антисемитские анекдоты. Но теперь типично украинская рожа Хоменко показалась ему такой же мерзкой, как и физиономия Рутгайзера. Может, даже еще более мерзкой. Вспомнил, как пересчитывал в прошлый раз Хоменко, сколько именно должен поставить «Канзас» его фирме дубленок и кожаных курток. Скупердяй проклятый, решил, и единственное, что приятно, – никогда в жизни не увидишь ни одной из уже оплаченных дубленок. Аж на сто двадцать миллионов…
Сеньков спросил:
– Как дела в прибалтийских портах? Жаль, давно не был в Риге. Прекрасный город: набережная Даугавы, Домский собор…
Лутак засуетился, вытянул из кармана билет в Ригу, демонстративно помахал им чуть ли не под самым носом Рутгайзера.
– Поздно, – хмуро откликнулся тот.
– Как поздно? Вчера звонили из Клайпеды: началась перегрузка товаров с кораблей на железную дорогу.
– Брешет и глазом не моргнув, – заметил Сеньков. – А что делают с брехунами?
– Господа, неужели вы и в самом деле собираетесь меня бить? – заканючил Кузьма Анатольевич.
– Собираемся, – подтвердил Сеньков.
«У-у, нахал! – метнул на него лютый взгляд Лутак. – Ну и пес паршивый! Какая сволочь! Но ведь я сам… Дождался, мог же еще вчера вылететь – долго бы разыскивали меня. Товаров им захотелось… Видиков, дубленок и сапожек итальянских… Мне самому они нужны, однако не мелочусь же. Но, кажется, могут-таки побить…»
От этой мысли заныло в груди, едва не заплакал.
– Заходите, хлопцы. – Указал на Лутака пальцем. – Видите этого типа? Гляньте, какой респектабельный. Очки золотые нацепил, а прохвост-прохвостом. Гнусный мошенник, но ведь и мы не лыком шиты. Правильно говорю, господин Рутгайзер?
– Солидарен на все сто процентов. У нас сегодня поистине коллективная солидарность.
– Точно, – присоединился Хоменко, – собрались самые состоятельные клиенты фирмы «Канзас», и наше общее собрание объявляю открытым.
«Ах ты ж пес шелудивый, – скривился Лутак. – Чихать я хотел на твои миллионы. И знал бы ты, кто на самом деле стоит за мной! Жаль, не выпросил у Ярового амбалов – неизвестно, кто кого б…»
Но придется смириться: сила солому ломит. Подумав так, Кузьма Анатольевич принял решение не сопротивляться: Христос терпел и нам велел…
Не кощунствуй, в тот же миг одернул себя, но мысли мельтешили, не задерживаясь, обгоняя одна другую, как это и бывает во время опасности.
«Прорваться… – вдруг решился на отчаянную попытку, но, лишь взглянув на парней Сенькова, понял: не выйдет, сразу задержат, только еще больше рассвирепеют. В конце концов, будь, что будет. Тяжел твой хлеб насущный о, Боже!»
– И что же мы решаем на нашем общем собрании? – спросил Рутгайзер.
– Об упреждающих мерах по отношению к руководству фирмы «Канзас», – предложил Сеньков, недобро усмехаясь.
– Я – за! – поддержал Хоменко.
– Кто бы возражал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56