— спрашиваю я вошедшего любезным тоном.
Эффект такой же, как если бы парень сел на оголенный провод под высоким напряжением! Он вздрагивает и оборачивается. Служащий отеля был прав: у этого типа странный взгляд. Представьте себе глаза, черные посередине и окруженные голубоватым кругом. Этот двухцветный взгляд очень неудобен, особенно когда смотришь ему в глаза. Над тонкими губами у него действительно светлые усы.
Он сразу замечает мой шпалер, потом его странный взгляд останавливается на мне.
— Кто вы такой? — спрашивает тип резким, немного гортанным голосом.
— Именно этот вопрос я собирался задать вам, дорогой месье…
Тонкой улыбке не удается сделать его жестокое лицо веселее.
— Я друг Рибенса, — говорит он.
— Серьезно?
— Доказательство — вот ключи…
— И зачем вы сюда пришли? — спрашиваю я.
— Это мое дело.
Я, наверное, бледнею и чувствую, что у меня сжимаются ноздри. Не люблю типов, строящих из себя героев, когда я держу их на прицеле.
Я делюсь с ним моим недовольством.
— Имея в руке такую пушку, — говорю, — можно надеяться на другие ответы.
— Вы так считаете?
— Я в этом абсолютно уверен.
— И что же дает вам право задавать вопросы?
— Тот же инструмент, который позволяет надеяться на ответы.
Я немного поднимаю пушку.
— Видите, — говорю, — он черный, а это цвет траура. На вашем месте я бы отвечал любезнее.
— Вы не на моем месте!
— К счастью, потому что в этом случае был бы не особенно уверен в своем будущем.
— Вы по природе пессимист?
— Нет, но я себя знаю и представляю себе, какой может быть реакция людей, интересующих меня. Понимаете?
— Понимаю! — твердым тоном отвечает он.
— Вы были и другом Ван Борена тоже? — спрашиваю я. Он немного мрачнеет, и светлый круг его глаз становится шире.
— Я не знаю, о ком вы говорите…
— Вы страдаете амнезией?
— То есть?
Он ждет. Он осторожен и, видимо, всегда тщательно думает, прежде чем говорить.
— То и есть, что, прежде чем проникнуть в квартиру Рибенса, вы проникли в номер Ван Борена и забрали его вещи. Ваш друг Джеф так высоко ценил культ дружбы, что сумел позвонить в отель и предупредить о вашем приезде, хотя в этот момент был мертв, как баранье рагу.
Я начинаю читать его мысли. Тип с двухцветными глазами сейчас говорит себе, что я чертовски много о нем знаю, и это его беспокоит, несмотря на уверенность в себе. Он смелый парень, это заметно по его лицу. Он явно не боится и угроз, и машинок вроде той, которой я размахиваю…
— Ну и что? — спрашивает он.
— Вы обыскали багаж Ван Борена, — отвечаю я, — но не нашли того, что искали… Я знаю, что вы ищете и где это находится.
Он вдруг начинает проявлять ко мне большой интерес.
— Да?
— Да.
Между нами устанавливается тишина, нарушаемая, правда совсем немного, какой-то девицей, орущей где-то в доме.
Он становится почти торжественно серьезным.
— Кто вы такой? — снова спрашивает он.
Я пытаюсь ослепить его философской тирадой:
— Разве кто-то из нас знает, кто он такой? Разве мы можем быть уверены, что вообще существуем? Только не называйте меня после этого тупицей, а то получите по зубам.
Он морщится.
— Я думаю, нам следовало бы поговорить о менее отвлеченных, но более полезных вещах.
И он обеими ногами перепрыгивает на другую тему:
— Так что же вы делаете здесь, если знаете, где находится “это”?
— Вы не единственный друг Рибенса. Тут он заводится.
— Послушайте, — говорит он, — вы меня жутко раздражаете. Терпеть не могу зря терять время. Или убейте меня, или отпустите. Если, конечно, вы не предпочитаете поговорить серьезно.
— Ладно, давайте поговорим.
— Согласен.
— Какое отношение вы имеете к Ван Борену? Он пожимает плечами.
— Мы опять зря теряем время.
— Это ваше мнение, а не мое!
— Всегда зря теряешь время, когда говоришь один. Прошлое — вещь мертвая… Вопрос стоит так: вы утверждаете, что обладаете.., этим предметом. Вы намерены мне его уступить? Если да, за сколько? Все остальное — пустые слова…
Я никогда не видел такого твердого типа. Даже при моем преимуществе он продолжает контролировать ситуацию. Крепкий орешек.
Снимаю шляпу!
Я бы охотно сыграл с ним в открытую игру, но при нынешнем положении вещей это невозможно. Единственный способ действовать — это допросить его. Потому-то я и предпочитаю его убедить, что камушки у меня.
Я принимаю хитрый вид театрального проходимца.
— Сколько вы мне предлагаете?
— Я ничего не могу вам предложить, — отвечает он. — У меня нет полномочий делать это… Мне нужно спросить совет у руководства. Если вы сообщите мне о своих намерениях, дела пошли бы быстрее.
— Десять миллионов.
— Марок?
Так! Это дает новое направление моим мыслям. Он замечает мое удивление и спешит добавить:
— Или бельгийских франков?
— Они готовы заплатить такую сумму?
— Не знаю… Но.., предмет точно у вас?
— А вы думаете, я стал бы заставлять вас терять время?
Апломба мне не занимать, а? Если б вы слышали, как я вру, то приняли бы меня за министра иностранных дел, настолько я убедителен.
— Надеюсь, что нет, — говорит он.
— В добрый час… Когда вы получите ответ?
— Мне нужно позвонить. Скажем, через час.
— А деньги?
— Завтра днем… В крайнем случае вечером, но я не могу обещать вам твердо, потому что нужно время, чтобы привезти их.
Нет, серьезно, ребята, я еще никогда не видел такого спокойного, так владеющего собой парня. Невозмутимо стоит под прицелом моего шпалера, словно бы даже забыв о нем, и его взгляд еще более тревожит, чем когда бы то ни было…
Мы обсуждаем сделку, словно речь идет о шнурках или паштетах.
Он убеждается в безупречности того, как завязан его галстук, потом, все так же спокойно, спрашивает:
— Где мы встретимся?
Я смотрю на него. Парень с совершенно серьезным видом торгуется со мной о брильянтах.
— Позвоните мне в отель, как только получите новости.
— В какой отель?
— “Тропик”… Он хмурится.
— В тот же, где останавливался Ван Борен? Да, конечно, я должен был догадаться…
Он впервые выглядит как человек; находящийся под прицелом.
— Я могу идти, да?
Он поворачивается на каблуках и уходит, но на пороге останавливается.
Я, как суперкретин, уже убрал шпалер в карман. Достать его снова уже не успеваю. Едва успев понять, что к чему, я получаю в челюсть мощный удар кулаком, и в глазах у меня появляются тридцать шесть тарелок, одна более летающая, чем другая. Я падаю назад с колоколом Вестминстерского аббатства вместо котелка. Я встряхиваюсь и встаю в боевую стойку, но, видимо, имею не совсем четкое представление о реальности, потому что защищаю более нижние части тела, а второй удар летит мне в портрет. Этот малый регулярно занимался утренней гимнастикой! 0-ля-ля! Не знаю, куда точно попал этот прямой, но где-то недалеко от носа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Эффект такой же, как если бы парень сел на оголенный провод под высоким напряжением! Он вздрагивает и оборачивается. Служащий отеля был прав: у этого типа странный взгляд. Представьте себе глаза, черные посередине и окруженные голубоватым кругом. Этот двухцветный взгляд очень неудобен, особенно когда смотришь ему в глаза. Над тонкими губами у него действительно светлые усы.
Он сразу замечает мой шпалер, потом его странный взгляд останавливается на мне.
— Кто вы такой? — спрашивает тип резким, немного гортанным голосом.
— Именно этот вопрос я собирался задать вам, дорогой месье…
Тонкой улыбке не удается сделать его жестокое лицо веселее.
— Я друг Рибенса, — говорит он.
— Серьезно?
— Доказательство — вот ключи…
— И зачем вы сюда пришли? — спрашиваю я.
— Это мое дело.
Я, наверное, бледнею и чувствую, что у меня сжимаются ноздри. Не люблю типов, строящих из себя героев, когда я держу их на прицеле.
Я делюсь с ним моим недовольством.
— Имея в руке такую пушку, — говорю, — можно надеяться на другие ответы.
— Вы так считаете?
— Я в этом абсолютно уверен.
— И что же дает вам право задавать вопросы?
— Тот же инструмент, который позволяет надеяться на ответы.
Я немного поднимаю пушку.
— Видите, — говорю, — он черный, а это цвет траура. На вашем месте я бы отвечал любезнее.
— Вы не на моем месте!
— К счастью, потому что в этом случае был бы не особенно уверен в своем будущем.
— Вы по природе пессимист?
— Нет, но я себя знаю и представляю себе, какой может быть реакция людей, интересующих меня. Понимаете?
— Понимаю! — твердым тоном отвечает он.
— Вы были и другом Ван Борена тоже? — спрашиваю я. Он немного мрачнеет, и светлый круг его глаз становится шире.
— Я не знаю, о ком вы говорите…
— Вы страдаете амнезией?
— То есть?
Он ждет. Он осторожен и, видимо, всегда тщательно думает, прежде чем говорить.
— То и есть, что, прежде чем проникнуть в квартиру Рибенса, вы проникли в номер Ван Борена и забрали его вещи. Ваш друг Джеф так высоко ценил культ дружбы, что сумел позвонить в отель и предупредить о вашем приезде, хотя в этот момент был мертв, как баранье рагу.
Я начинаю читать его мысли. Тип с двухцветными глазами сейчас говорит себе, что я чертовски много о нем знаю, и это его беспокоит, несмотря на уверенность в себе. Он смелый парень, это заметно по его лицу. Он явно не боится и угроз, и машинок вроде той, которой я размахиваю…
— Ну и что? — спрашивает он.
— Вы обыскали багаж Ван Борена, — отвечаю я, — но не нашли того, что искали… Я знаю, что вы ищете и где это находится.
Он вдруг начинает проявлять ко мне большой интерес.
— Да?
— Да.
Между нами устанавливается тишина, нарушаемая, правда совсем немного, какой-то девицей, орущей где-то в доме.
Он становится почти торжественно серьезным.
— Кто вы такой? — снова спрашивает он.
Я пытаюсь ослепить его философской тирадой:
— Разве кто-то из нас знает, кто он такой? Разве мы можем быть уверены, что вообще существуем? Только не называйте меня после этого тупицей, а то получите по зубам.
Он морщится.
— Я думаю, нам следовало бы поговорить о менее отвлеченных, но более полезных вещах.
И он обеими ногами перепрыгивает на другую тему:
— Так что же вы делаете здесь, если знаете, где находится “это”?
— Вы не единственный друг Рибенса. Тут он заводится.
— Послушайте, — говорит он, — вы меня жутко раздражаете. Терпеть не могу зря терять время. Или убейте меня, или отпустите. Если, конечно, вы не предпочитаете поговорить серьезно.
— Ладно, давайте поговорим.
— Согласен.
— Какое отношение вы имеете к Ван Борену? Он пожимает плечами.
— Мы опять зря теряем время.
— Это ваше мнение, а не мое!
— Всегда зря теряешь время, когда говоришь один. Прошлое — вещь мертвая… Вопрос стоит так: вы утверждаете, что обладаете.., этим предметом. Вы намерены мне его уступить? Если да, за сколько? Все остальное — пустые слова…
Я никогда не видел такого твердого типа. Даже при моем преимуществе он продолжает контролировать ситуацию. Крепкий орешек.
Снимаю шляпу!
Я бы охотно сыграл с ним в открытую игру, но при нынешнем положении вещей это невозможно. Единственный способ действовать — это допросить его. Потому-то я и предпочитаю его убедить, что камушки у меня.
Я принимаю хитрый вид театрального проходимца.
— Сколько вы мне предлагаете?
— Я ничего не могу вам предложить, — отвечает он. — У меня нет полномочий делать это… Мне нужно спросить совет у руководства. Если вы сообщите мне о своих намерениях, дела пошли бы быстрее.
— Десять миллионов.
— Марок?
Так! Это дает новое направление моим мыслям. Он замечает мое удивление и спешит добавить:
— Или бельгийских франков?
— Они готовы заплатить такую сумму?
— Не знаю… Но.., предмет точно у вас?
— А вы думаете, я стал бы заставлять вас терять время?
Апломба мне не занимать, а? Если б вы слышали, как я вру, то приняли бы меня за министра иностранных дел, настолько я убедителен.
— Надеюсь, что нет, — говорит он.
— В добрый час… Когда вы получите ответ?
— Мне нужно позвонить. Скажем, через час.
— А деньги?
— Завтра днем… В крайнем случае вечером, но я не могу обещать вам твердо, потому что нужно время, чтобы привезти их.
Нет, серьезно, ребята, я еще никогда не видел такого спокойного, так владеющего собой парня. Невозмутимо стоит под прицелом моего шпалера, словно бы даже забыв о нем, и его взгляд еще более тревожит, чем когда бы то ни было…
Мы обсуждаем сделку, словно речь идет о шнурках или паштетах.
Он убеждается в безупречности того, как завязан его галстук, потом, все так же спокойно, спрашивает:
— Где мы встретимся?
Я смотрю на него. Парень с совершенно серьезным видом торгуется со мной о брильянтах.
— Позвоните мне в отель, как только получите новости.
— В какой отель?
— “Тропик”… Он хмурится.
— В тот же, где останавливался Ван Борен? Да, конечно, я должен был догадаться…
Он впервые выглядит как человек; находящийся под прицелом.
— Я могу идти, да?
Он поворачивается на каблуках и уходит, но на пороге останавливается.
Я, как суперкретин, уже убрал шпалер в карман. Достать его снова уже не успеваю. Едва успев понять, что к чему, я получаю в челюсть мощный удар кулаком, и в глазах у меня появляются тридцать шесть тарелок, одна более летающая, чем другая. Я падаю назад с колоколом Вестминстерского аббатства вместо котелка. Я встряхиваюсь и встаю в боевую стойку, но, видимо, имею не совсем четкое представление о реальности, потому что защищаю более нижние части тела, а второй удар летит мне в портрет. Этот малый регулярно занимался утренней гимнастикой! 0-ля-ля! Не знаю, куда точно попал этот прямой, но где-то недалеко от носа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27