Должно быть, среди моих предков есть слон, потому что люди оглядываются, когда я прохожу мимо. Тогда я замечаю, что уже около двух часов дня и мое брюхо требует пищи.
Я направляюсь в маленький ресторанчик, где мне подают котлеты в томатном соусе. Здесь это основное блюдо, так что надо с этим смириться.
Съедаю две порции, потом выпиваю большой стакан сока и начинаю размышлять.
Дела приняли оборот, не позволяющий мне покинуть Бельгию. Теперь, когда Ван Борен дал дуба, брильянты, отправленные им жене, очень даже могут не дойти до адресата. Это мне подсказывает мой палец. Я не богат, но отдал бы сокровища Ага-хана, чтобы узнать, чем в последнее время занимался Джеф. По-моему, не только немецкими фотоаппаратами. У этого парня была другая, гораздо более прибыльная деятельность.
Возможно, я ошибаюсь, но мне так хочется раскрыть эту тайну, что я вмиг воспылал страстной любовью к Льежу.
В этот момент где-то на городской почте лежит необычная коробка с засахаренными фруктами, которой я очень интересуюсь. Не удивлюсь, если Ван Борен умер из-за нее.
Я мысленно вижу разбитый труп в шахте лифта, снова слышу жуткий крик… Я могу гордиться тем, что являюсь последним, кто видел этого парня живым. Видел я его недолго, но тем не менее уверен, что он был жив.
Кто его убил? Жена? Любовник? Оба? Или кто-то другой?
В таком случае этот другой не выходил из дома! Да, ну и задачка!
Эркюль Пуаро, Мегрэ, помогайте, ребята!
Я откладываю салфетку, расплачиваюсь за пир и иду на почту, которую хорошо знаю и где телефонистка — блондинка, приближающаяся к сорока, адресует мне томные улыбки.
Заказываю номер шефа.
— Занято, — отвечает она через некоторое время.
— Я подожду.
Мы начинаем разговор о погоде, которая наконец-то выдалась хорошей. Я говорю, что в такую погоду хочется съездить на романтический пикник на берег Мезы, и она уже готова согласиться, но тут меня соединяют с Парижем.
Старик раздражен.
— А, это вы, — говорит он.
— Вы в Париже?
— Э-э… Нет. Появилось кое-что новое, и я задержался в Льеже…
— Что вы называете новым? — спрашивает он ворчливым тоном.
— В соседнем с моим номере жил один тип, развлекавшийся посылкой по почте миллионов в брильянтах, запрятанных в засахаренные фрукты.
Его только что убили. Что вы на это скажете, патрон?
— Очень интересное дело…
— Правда?
— Да, для бельгийской полиции. Но нас оно не касается. Вы мне нужны, возвращайтесь как можно скорее.
Старый садист выдирает у меня сердце. Это все равно что разбудить вас в тот момент, когда вам снится, что вы развлекаетесь с первоклассной красоткой!
— Но, патрон…
Я слышу, как он обрушивает бронзовый нож для разрезания бумаг на медную чернильницу.
— Кто вам платит, — спрашивает он, — Французское государство или Бельгийское?
— Я это прекрасно знаю, босс, но подумал, что если нет ничего срочного… Вы же меня знаете… Сунуть нос в такое дело и…
Он прочищает горло, что не предвещает ничего хорошего.
— Послушайте, Сан-Антонио, — заявляет он, — мне в высшей степени наплевать на то, что происходит в Бельгии. Вы находитесь под моим началом, так что извольте подчиняться приказам или подавайте в отставку.
Тут мне в голову ударяет горчица, причем очень крепкая.
Посудите сами: быть суперменом нашей полиции, столько лет получать дырки в шкуру за нищенскую зарплату, помногу месяцев не знать ни выходных, ни отпусков, и все это ради того, чтобы тебя отчитывали, как описавшегося мальчишку!
— Хорошо, шеф, — говорю, — я немедленно посылаю вам письмо с просьбой об отставке.
Тишина. У него захватило дух. Наконец он бормочет добродушным тоном:
— Сан-Антонио…
— Шеф?
— Не ребячьтесь. С вами стало невозможно разговаривать!
— Но, шеф…
— У вас с годами портится характер, мой мальчик! “Мой мальчик”!
Вот как заговорил!
— Вы слушаете? — спрашивает он.
— И даже внимательно! — отвечаю я. Он кашляет.
— Вы мне действительно нужны. Жду вас в моем кабинете послезавтра.
Выкручивайтесь как знаете. Старик берет верх.
— Хорошо. Спасибо за отсрочку… Я довольно резко вешаю трубку на рычаг и выхожу из кабины.
— Сколько я вам должен?
Я расплачиваюсь с телефонисткой и отваливаю, не заикнувшись больше ни словом о нашей совместной прогулке на берег Мезы.
У нее душа опустошена, как от землетрясения, глаза туманятся слезами, как у Манон.
Это может выжать слезу даже у зонтика!
Глава 5
Когда я присматриваюсь к своему поведению повнимательнее, то вынужден признать, что логика и я даже не знакомы.
Я всегда действую импульсивно, не заботясь, совпадают ли эти самые импульсы хоть с самой элементарной логикой. Так уж я устроен: слушаю только голос своего мужественного сердца. Это и отличает меня от всех тех недоносков, что подчиняются только голосу своего кошелька.
Видали, как я схлестнулся со Стариком и швырнул ему в физиономию заявление об отставке? А из-за чего? Чтобы раскрыть льежскую тайну.
Самое смешное то, что я не знаю, с какого конца подступиться к этой истории.
Погода просто великолепная. Закусочные полны народу, у баб томное щекотание в грудях. Самое время пополнить количество своих охотничьих трофеев и завалить какую-нибудь телку.
Но, несмотря на сцену соблазнения у мадам Ван Борен, душа у меня сегодня никак к этому не лежит, хотя в том, что касается траха, я, как бойскаут, всегда готов.
Подойдя к полицейскому в форме, занятому регулировкой движения на перекрестке, спрашиваю адрес криминальной полиции.
По его словам, это не очень далеко, поэтому отправляюсь туда пешком. Как я вам уже говорил, я испытываю настоятельную потребность в физических упражнениях. Если я хочу прийти в форму, то должен в рекордно короткий срок сбросить четыре кило!
Так что шагом марш: ать-два, ать-два!
Робьер у себя в кабинете, который, как и все кабинеты полицейских, пропах табаком и слежавшейся бумагой.
Он встречает меня доброжелательной улыбкой.
— Не помешал? — спрашиваю я из чистой вежливости, чтобы сохранить высокую репутацию французов.
— Напротив…
Он смотрит на меня, и его маленькие усики топорщатся, как у кота.
Он горит желанием задать мне вопрос. Поскольку мне это сказать легче, я протягиваю ему руку помощи:
— Вы хотели меня о чем-то спросить?
— Э-э.., то есть.., вы мне сказали, что расследование в Германии вывело вас на Ван Борена… Поэтому я думаю, что его смерть тесно связана с вашим расследованием.
— Несомненно.
— Тогда, может быть, мы сложим вместе те элементы, которыми располагает каждый?
Я мрачнею.
— Слушайте, Робьер, у меня нет привычки тянуть одеяло на себя, но моя работа очень специфична, поскольку речь идет о контрразведке.
Поэтому пока что я не могу вам ничего сказать…
Уф!
Надо пережить паршивый момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27