Обернувшись, Гильгамеш и Энкиду увидели, что в десятке шагов
позади их подземную твердь пробила голова белого чудовища.
Безглазая, тошнотворно белесая, она распахнула полную
пластинчатых зубов пасть и рывками, кроша землю, тянулась к
людям.
- Смотри на нас, Лугальбанда! - закричал Большой.
Его топор описал полукруг и с чавканьем вмялся в морду
подземного демона.
- Береги голову! - воскликнул Энкиду.
Братьев накрыла бьющая крыльями тень. Воняющая нечистотами птица
ростом с годовалого теленка хотела вцепиться когтями в шлем
Гильгамеша. Большой присел - птица, промахнувшись, угодила под
дубину степного человека. Издав клекот, похожий на собачий лай,
птица Имдугут взмыла вверх. Ее изогнутый, как посох Энки, клюв,
усеянный мелкими зубами, обратился к Энкиду. Мохнатый герой
принялся отмахиваться палицей, стараясь защитить и свою голову,
и затылок брата.
Голова змея была почти размозжена первым ударом Большого. Но его
кольчатое тело судорожно выдавливалось из земли и подталкивало
разверстую пасть к Гильгамешу. Выхватив из-за пояса кинжал, тот
пронзил им челюсти демона, буквально пришив чудище к земле. Все
вокруг заходило ходуном. Жирная плоть чудовища вырвалась из
трещин; гигантский, тугой как мех, дополна налитый молоком,
хвост ударил по братьям. Сбитые с ног, оглушенные, они долго не
могли подняться, кое-как уворачиваясь от слепой ярости
умирающего демона. Гильгамеш подставлял под удары топор, и
вскоре они оба были с ног до головы покрыты густой кровью цвета
сыворотки. Даже птица с пастью ящерицы, испуганно клекоча,
отлетела в сторону. Наконец земля успокоилась. Рассеченные,
медленно опадающие, вокруг них лежали телеса то ли змея, то ли
червя. С шорохом в трещины осыпалась глина.
- Имдугут! - крикнул Энкиду, указывая на крылатого
демона.
Братья поднялись, прижавшись спиной к спине и готовясь к новой
схватке. Гильгамеш видел между огромными, похожими на петушиные,
лапами покрытый грязным, свалявшимся оперением живот Имдугут и
решил метить топором только туда. Энкиду воинственно кричал,
палица в его руках плясала, словно живая. Издавая лающий клекот,
птица в нерешительности кружилась над ними.
- Ну, давай сюда, неповоротливая! - надрывался степной
человек.- Твоя очередь наступает, только опустись пониже!
Имдугут не решалась сражаться в одиночку. Раз за разом ее круги
становились шире, выше и вот, всклекотав в последний раз, она
направила свой полет прочь от дерева. Дождавшись, когда ее
уродливый силуэт скрылся за стенами Урука, Энкиду сказал:
- Вот так. Я думаю, мы легко отделались.
- Посмотрим. Ниншубур говорил, что там есть еще и
демоница,- ответил Большой.
Ива стояла все такая же темная, грозная.
- Какое было красивое дерево! - пробормотал Энкиду.
Ему совсем не хотелось подходить к иве, но, когда Гильгамеш
вступил под сень могучей кроны, мохнатый брат последовал за
ним.
- Ну, Хозяйка, появляйся! - сказал Большой, осторожно
дотронувшись рукой до ствола.- Или ты улетела на Имдугут?
Тогда я позову людей, и они срубят твое жилище.
- Зачем бы мне улетать?
Дерево опять изменилось. Оно стало еще шире и раскрылось, явив
взорам братьев дупло, проеденное в сердцевине ствола. Там,
насмешливо глядя на людей, восседала демоница. Ее гладкое тело
поразило героев чернотой кожи. Такой кожи шумеры никогда не
видели. Она не лоснилась, а походила на потухшие угли: тусклые,
поглощающие собой свет. С ней совсем не сочетались синие как
ирисы глаза и в беспорядке падающие на плечи пышные белые
волосы. Демоница бесстыдно разбросала ноги, она смотрела на
людей не с преисподней злобой, не с мрачной загадочностью, а
подобно уверенной в себе блуднице. Похотливый, оценивающий взор
ее в конце концов остановился на Гильгамеше:
- Ты сам назвал меня хозяйкой.- Демоница улыбнулась,
открыв ряд молочно-белых, влажных зубов.- Куда же мне идти из
дома?
- Видела, что сталось со змеем? - угрожающе поднял палицу
Энкиду.- Вот так!
Демоница рассмеялась:
- Опусти оружие, Заросший Шерстью! Я захочу - и оно
рассыплется в труху. Человеческое оружие не принесет мне вреда.
- А боги? - нахмурился Гильгамеш.
- Как видишь, боги направили ко мне вас... Ты такой
грязный, юноша,- с кокетливой озабоченностью демоница
привстала и потянулась к Большому.- Нужно смыть эту гадкую
белую кровь...
Гильгамеш отпрыгнул назад и занес над головой топор.
-Не трогай меня!
Демоница зашлась в смехе пуще прежнего:
- Какая я страшная! Сколько же тебе лет, юноша? Касалась
ли тебя когда-нибудь женская рука?
- Касалась, черная. Столько раз касалась, что ты и не
представишь себе! Но ты для меня не дотронешься. Еще раз
протянешь руку - и разлетишься в прах вместе с моим топором.
Демоница томно пожала плечами.
- Как желаешь, красавец. Славно было бы провести
ладошкой по твоей груди, по плечам. Славно и сладко,- она
облизнулась, и из-под полуопущенных век полился синий
огонь.- Ты и не знаешь, юноша, насколько мои ладони отличаются
от человеческих. Если захочешь, они станут гладить тебя как
теплая шкурка котенка. Коли возжелаешь - превратятся в огонь,
потом в песчаник, который оставляет на коже красные полосы. Я
залижу их словно буйволица, умащу елеем,
а - хочешь? - сметаной и сливками. Они быстрее, чем полет
сокола и нежнее ножек ребенка. Ты меня слушаешь? Это только
ладони. Если бы я начала говорить о всех частях тела, ты слушал
бы бесконечно. Но зачем слушать? Поди сюда, обними... Ну, если
хочешь, представь, что я - женщина. Я ведь не стану пугать
тебя, юноша. Собери мужество, чтобы сделать шаг - а потом я
сама соберу в тебе силы, подниму их так высоко, как ни одна из
женщин.
- Говоришь, собрать мужество? - в раздумье спросил
Гильгамеш. На лице его было написано мучительное усилие
припомнить нечто важное. Энкиду беспокойно выступил вперед,
загораживая брату дорогу к дереву.
- Мы не разговаривать пришли,- сказал степной
человек.- Мы пришли, чтобы прогнать тебя. Оставь дерево,
посвященное богу, либо с тобой будет то же, что с Хувавой!
- Глупый дикарь! - отмахнулась демоница.- Разговаривай,
пока я тебе позволяю это! А лучше молчи, не мешай мне, не мешай
своему брату... Ты же, юноша, собери-таки
мужество,- замурлыкала она, обернувшись к
Гильгамешу.- Знаешь, какая я вкусная? Орехи в меду - вот я!
Орехи в меду, смешанные для остроты с козьим сыром и политые
белыми сливками. А еще я - яблочко! Очищенное, тонко
нарезанное, брошенное в чашку с молоком. Видишь, какие у меня
волосы,- она взбила их, словно сливки.- Вот такое белое
молочко!
- Молочко? - лицо Гильгамеша начало проясняться.
- Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51