Вот познакомьтесь с этими господами и попросите их расписаться. Сравните их факсимиле с подписями на бланках увольнения... Они идентичны, но оба эти господина не имеют ко мне никакого отношения: они директора самостоятельных фирм.
Бауэр посмотрел на двух директоров и засмеялся.
– Предвидите хорошую драку? – спросил Дорнброк.
– Предвижу избиение. Но у меня есть деньги, чтобы купить пару коров и вернуться в деревню...
– Я попрошу вас задержаться на пару минут, – сказал Дорнброк, – у меня предложение.
Когда они остались одни, Дорнброк подошел к решетке. Он долго смотрел на Бауэра – в стареньком костюме, худого, с тенями под глазами; ноги поджимает под стул – ботинки дырявые; а руки сильные, хорошие руки, крестьянские, такие руки не боятся работы и не делят ее на белую и черную; и глаза хорошие – без одержимости и без смеха, и страх в них есть, и неловкость, продиктованная почтением, почтением к нему, старцу Дорнброку, узнику, лишенному чести и прав, хозяину концерна, обладателю трех миллиардов марок в банках Европы и Германии...
– Сейчас вы получаете тысячу марок. Я предлагаю вам тридцать тысяч марок для начала, и вы переходите работать ко мне.
– Сколько?!
– Я не собираюсь вас подкупать, ибо я уважаю вас, но вы мне не нужны как юрист. Вы мне нужны в качестве несколько неожиданном – консультанта по кадрам.
– То есть?
– Подберите десять – пятнадцать парней вашего возраста, тоже желательно из крестьян, – вы люди надежные и друг друга умеете тянуть за уши, особенно если можно опереться на старика Дорнброка. Вы и ваши люди будете помогать мне бороться с разрухой. Мы должны дать немцам работу, хлеб и масло вместо пушек.
– Сколько вы будете платить людям, которых я найду?
– Им будете платить вы. От пяти до двадцати тысяч.
– Что они должны будут делать?
– Дайте мне выйти отсюда, – ответил Дорнброк, – работы будет невпроворот. У меня тут есть планы, связанные с автомобилями для народа. А пока будете выполнять задания моих юридических консультантов.
– Я согласен, господин Дорнброк...
– Я пока еще не «господин Дорнброк», я, милый, пока еще «номер 862». Теперь вот что... Если вы встретите кого-то из «бывших», и эти «бывшие» не разыскиваются полицией, и им очень плохо, подкормите их и попросите подробно рассказать о себе. Чтобы строить новое, Бауэр, надо очень хорошо знать старое, пусть даже безвозвратно погибшее. Римляне остались римлянами лишь потому, что они великолепно изучили Элладу, Иудею и Египет. Приходить ко мне больше не надо, от процесса во второй инстанции как-нибудь отвертитесь, со мной связывайтесь через юристов и завтра же купите себе пристойный костюм – вы выглядите как оборванец...
...Через полгода Бауэр вылетел в Париж со своими людьми и там организовал блистательную операцию на бирже; юрист – он знал границы и рамки закона; техник – он понимал тенденцию развития послевоенного промышленного производства; крестьянин – он был смел и точен, зная, что его поддерживает молчаливое могущество монархии Дорнброка, несмотря на то, что сам монарх все еще сидел в тюрьме...
«Группа Бауэра» разрослась до тридцати трех человек. Это он приблизил к себе бывшего оберштурмбанфюрера СС Айсмана; это он завязал контакты с людьми Лера из министерства внутренних дел; это он возбудил процесс против профсоюза сталелитейщиков, обвинив их в «нелегальной деятельности, руководимой из-за рубежа», и выиграл процесс. Дорнброк, наблюдая за ним, думал: «На этого парня можно сделать ставку. Этот всегда будет верным вторым в любом заезде. Пусть он станет ледоколом; следом за ним пойдет Ганс».
Дорнброк никогда не договаривал до конца. Он говорил лишь то, что считал нужным сказать. Но он не считал возможным сказать даже Гансу то главное, к чему пришел в тюрьме. Он повторял это лишь одному себе по многу раз: «С тридцать третьего по сорок пятый Гитлер выбил интеллектуальный цвет нации, предложив взамен себя, организатора и фанатика. В сорок пятом были выбиты пророки „гения“. Нация перенесла двойную трагедию: сначала разум был заменен силой, а потом уничтожили ту силу, которая смогла подавить разум. Нация организаторов, философов и музыкантов оказалась волею слепого случая толпой изверившихся, забитых полурабов. У этой нации один выход: используя идеи Винера и Оппенгеймера, претворить их в жизнь, сделать моделью будущего промышленного общества. Этого не в состоянии сделать политик. Это могу сделать я, Фридрих Фердинанд Клаус Дорнброк. Это, и только это может вывести мой несчастный народ из того тупика, в котором он оказался. Лишь это будет гарантировать в будущем наше лидерство. А для того чтобы люди работали так же, как при Гитлере, их надо пугать. Концлагерей нам строить не разрешат, а если б и разрешили, то теперь, после случившегося, прямой жестокостью людей не запугаешь. Пугать надо возможностью повторения жестокости. Для этого мне нужен Вернер Науман с его имперской социалистической партией – это будет тень Гитлера; мне нужно подобраться к левым, чтобы помочь созданию такого движения, которое бы страшило оккупационные власти. Абсолютизм – это балансирование между левыми и правыми».
(...Впоследствии именно люди Бауэра подобрали ключи к окружению ультралевого Тойфеля. Мальчик и не догадывался, каким образом его плакаты печатались в типографии, кто финансировал создание его коммуны. Он был убежден, что это могучая помощь Пекина; порой, впрочем, он думал, что это исходит от последователей Троцкого; никогда ему не приходило в голову, что в основном его финансирует Дорнброк – тот самый Дорнброк, против которого он страстно выступал...)
«Лишь тупость и покорность нации, – продолжал рассуждать Дорнброк, – может в конечном счете привести ее ко всемирному лидерству, лишь страх перед нищетой может сделать нацию исповедующей культ работы, которая дает благополучие: дом, кухню и автомобиль с прицепным вагончиком. А пугать следует именно двумя крайностями: тоталитаризмом и анархией. Лишь в этом случае лозунг Гитлера: „Работа делает свободным“ – станет бытом каждой немецкой семьи. А после того как лозунг станет сутью нации, придет время выдвижения авторитета. От того, кого я выпущу на авансцену, будет зависеть будущее мира. Если я не доживу до этого дня, мое дело закончит Ганс...»
«КАЖДОМУ – СВОЕ»
– Поскольку я уже закончил давать показания инспектору Гельтоффу и после этого освобожден из-под ареста, я хочу рассказать на этой пресс-конференции всю правду, – негромко говорил Ленц. – Только я попрошу фоторепортеров поменьше щелкать вспышками – за то время, что я провел в камере, мои глаза несколько отвыкли от света... Господа, дамы... видите, я даже стал путать очередность в обращении – что значит посидеть в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Бауэр посмотрел на двух директоров и засмеялся.
– Предвидите хорошую драку? – спросил Дорнброк.
– Предвижу избиение. Но у меня есть деньги, чтобы купить пару коров и вернуться в деревню...
– Я попрошу вас задержаться на пару минут, – сказал Дорнброк, – у меня предложение.
Когда они остались одни, Дорнброк подошел к решетке. Он долго смотрел на Бауэра – в стареньком костюме, худого, с тенями под глазами; ноги поджимает под стул – ботинки дырявые; а руки сильные, хорошие руки, крестьянские, такие руки не боятся работы и не делят ее на белую и черную; и глаза хорошие – без одержимости и без смеха, и страх в них есть, и неловкость, продиктованная почтением, почтением к нему, старцу Дорнброку, узнику, лишенному чести и прав, хозяину концерна, обладателю трех миллиардов марок в банках Европы и Германии...
– Сейчас вы получаете тысячу марок. Я предлагаю вам тридцать тысяч марок для начала, и вы переходите работать ко мне.
– Сколько?!
– Я не собираюсь вас подкупать, ибо я уважаю вас, но вы мне не нужны как юрист. Вы мне нужны в качестве несколько неожиданном – консультанта по кадрам.
– То есть?
– Подберите десять – пятнадцать парней вашего возраста, тоже желательно из крестьян, – вы люди надежные и друг друга умеете тянуть за уши, особенно если можно опереться на старика Дорнброка. Вы и ваши люди будете помогать мне бороться с разрухой. Мы должны дать немцам работу, хлеб и масло вместо пушек.
– Сколько вы будете платить людям, которых я найду?
– Им будете платить вы. От пяти до двадцати тысяч.
– Что они должны будут делать?
– Дайте мне выйти отсюда, – ответил Дорнброк, – работы будет невпроворот. У меня тут есть планы, связанные с автомобилями для народа. А пока будете выполнять задания моих юридических консультантов.
– Я согласен, господин Дорнброк...
– Я пока еще не «господин Дорнброк», я, милый, пока еще «номер 862». Теперь вот что... Если вы встретите кого-то из «бывших», и эти «бывшие» не разыскиваются полицией, и им очень плохо, подкормите их и попросите подробно рассказать о себе. Чтобы строить новое, Бауэр, надо очень хорошо знать старое, пусть даже безвозвратно погибшее. Римляне остались римлянами лишь потому, что они великолепно изучили Элладу, Иудею и Египет. Приходить ко мне больше не надо, от процесса во второй инстанции как-нибудь отвертитесь, со мной связывайтесь через юристов и завтра же купите себе пристойный костюм – вы выглядите как оборванец...
...Через полгода Бауэр вылетел в Париж со своими людьми и там организовал блистательную операцию на бирже; юрист – он знал границы и рамки закона; техник – он понимал тенденцию развития послевоенного промышленного производства; крестьянин – он был смел и точен, зная, что его поддерживает молчаливое могущество монархии Дорнброка, несмотря на то, что сам монарх все еще сидел в тюрьме...
«Группа Бауэра» разрослась до тридцати трех человек. Это он приблизил к себе бывшего оберштурмбанфюрера СС Айсмана; это он завязал контакты с людьми Лера из министерства внутренних дел; это он возбудил процесс против профсоюза сталелитейщиков, обвинив их в «нелегальной деятельности, руководимой из-за рубежа», и выиграл процесс. Дорнброк, наблюдая за ним, думал: «На этого парня можно сделать ставку. Этот всегда будет верным вторым в любом заезде. Пусть он станет ледоколом; следом за ним пойдет Ганс».
Дорнброк никогда не договаривал до конца. Он говорил лишь то, что считал нужным сказать. Но он не считал возможным сказать даже Гансу то главное, к чему пришел в тюрьме. Он повторял это лишь одному себе по многу раз: «С тридцать третьего по сорок пятый Гитлер выбил интеллектуальный цвет нации, предложив взамен себя, организатора и фанатика. В сорок пятом были выбиты пророки „гения“. Нация перенесла двойную трагедию: сначала разум был заменен силой, а потом уничтожили ту силу, которая смогла подавить разум. Нация организаторов, философов и музыкантов оказалась волею слепого случая толпой изверившихся, забитых полурабов. У этой нации один выход: используя идеи Винера и Оппенгеймера, претворить их в жизнь, сделать моделью будущего промышленного общества. Этого не в состоянии сделать политик. Это могу сделать я, Фридрих Фердинанд Клаус Дорнброк. Это, и только это может вывести мой несчастный народ из того тупика, в котором он оказался. Лишь это будет гарантировать в будущем наше лидерство. А для того чтобы люди работали так же, как при Гитлере, их надо пугать. Концлагерей нам строить не разрешат, а если б и разрешили, то теперь, после случившегося, прямой жестокостью людей не запугаешь. Пугать надо возможностью повторения жестокости. Для этого мне нужен Вернер Науман с его имперской социалистической партией – это будет тень Гитлера; мне нужно подобраться к левым, чтобы помочь созданию такого движения, которое бы страшило оккупационные власти. Абсолютизм – это балансирование между левыми и правыми».
(...Впоследствии именно люди Бауэра подобрали ключи к окружению ультралевого Тойфеля. Мальчик и не догадывался, каким образом его плакаты печатались в типографии, кто финансировал создание его коммуны. Он был убежден, что это могучая помощь Пекина; порой, впрочем, он думал, что это исходит от последователей Троцкого; никогда ему не приходило в голову, что в основном его финансирует Дорнброк – тот самый Дорнброк, против которого он страстно выступал...)
«Лишь тупость и покорность нации, – продолжал рассуждать Дорнброк, – может в конечном счете привести ее ко всемирному лидерству, лишь страх перед нищетой может сделать нацию исповедующей культ работы, которая дает благополучие: дом, кухню и автомобиль с прицепным вагончиком. А пугать следует именно двумя крайностями: тоталитаризмом и анархией. Лишь в этом случае лозунг Гитлера: „Работа делает свободным“ – станет бытом каждой немецкой семьи. А после того как лозунг станет сутью нации, придет время выдвижения авторитета. От того, кого я выпущу на авансцену, будет зависеть будущее мира. Если я не доживу до этого дня, мое дело закончит Ганс...»
«КАЖДОМУ – СВОЕ»
– Поскольку я уже закончил давать показания инспектору Гельтоффу и после этого освобожден из-под ареста, я хочу рассказать на этой пресс-конференции всю правду, – негромко говорил Ленц. – Только я попрошу фоторепортеров поменьше щелкать вспышками – за то время, что я провел в камере, мои глаза несколько отвыкли от света... Господа, дамы... видите, я даже стал путать очередность в обращении – что значит посидеть в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93