Мне казалось, что вы не относитесь к нам как к прокаженным и не считаете каждого приехавшего из Москвы агентом разведки. В конце концов, вам мешают те же самые люди, которые являются и нашими противниками...
– Ну, это я слышал, господин Исаев... Это пропаганда, не имеющая отношения к правосудию.
– А то, что я дал Павлу Кочеву тему для диссертации «Концерн Дорнброка», это имеет отношение к правосудию? Или сие тоже пропаганда?
Берг пожевал губами, несколько раз тяжело поднял глаза на Исаева, ответил наконец:
– Чем вы это докажете?
– Я продиктую вам день, месяц и год, когда это было записано в решении нашего ученого совета. Я назову вам серию статей, опубликованных Кочевым в Болгарии, Советском Союзе и ГДР.
– Пришлите мне эти данные по почте, господин Исаев.
– Но я пришел к вам не с этим. Я пришел к вам с конкретным планом действий.
– Благодарю вас, у меня есть свой план действий.
– Я не навязываю вам свои предложения. Я считаю нужным рассказать вам то, что мне известно.
– Вы не можете судить, господин Исаев, о том, какими данными я располагаю. Об этом могу судить только я. Один.
– Послушайте, господин Берг. Меня никто не уполномочивал заниматься делом Кочева, поверьте мне... Убежден, что его делом занимаются иные люди, которые не стали бы приходить ночью в дом прокурора... Неужели предубеждение, простительное мещанину, помешает вам выслушать меня? Постарайтесь понять: я с самого начала не верил в бегство Кочева. С самого начала. Я достаточно хорошо знаю этого парня.
– Каким образом вы очутились в Западном Берлине?
– Я здесь по приглашению Института социологии.
Берг внезапно вспомнил показания профессора Пфейфера: когда тот рассказывал о беседе с исчезнувшим красным, он назвал фамилию русского ученого, руководившего научной работой Кочева. Все люди, проходившие по этому делу, были выписаны у Берга, а листочки хранились дома, в сейфе.
– Ваша фамилия Исаев?
– Да.
– Присядьте, пожалуйста, здесь. Сейчас я вернусь.
«Он думает меня попугать, – понял Исаев. – Решит, что я убегу, потому что подумаю, будто он звонит в полицию. А между прочим, если он позвонит в полицию, придется бежать. Как хромой кляче. Иначе делать нечего. Он сломает мне весь план. Пока все шло так, как хотел я... Пока я все делал верно. Я верно рассчитал, уехав днем в Берлин... Мои „друзья“ – и Холтофф и Айсман – не могут смотреть за мной в столице, они сильны только здесь, в западных секторах. Я пришел сюда чистым, они не ждали меня ночью. Зачем им было ждать меня ночью? Они убеждены, что я заглотал наживу Холтоффа, я это сыграл достаточно убедительно... Очень будет обидно, если Берг позвонит в полицию. Это будет – прямо скажем – полный скандал... Неужели он слепой дурак? Неужели жизнь их так ничему и не научила?»
Через несколько минут Берг распахнул дверь кабинета.
– Войдите, – сказал он. – Я не звонил в полицию и не играл на ваших нервах. Я проверял вашу фамилию по моему досье. Ну, допустим, я вам верю. Допустим, вы действительно...
Исаев перебил его:
– Стоп! Давайте уйдем отсюда. Вам вполне могли всадить аппаратуру. И это никому не нужно, если наш разговор запишут. Пойдемте в ту комнату, где нет телефона! Там будет спокойнее...
8
В шесть часов утра Берг приехал к генералу Шорнбаху. Горничной, открывшей двери, он сказал:
– Не будите госпожу, но попросите срочно выйти ко мне генерала...
– Я не знаю... Так рано... Он спросит, кто вы, мой господин?
– Вы ему скажете – старый друг. Очень старый друг. Он выйдет.
Берг в свое время требовал для генерала пожизненного заключения; генералу дали семь лет, но освободился он спустя два года с помощью людей из концерна «Хёхст», который стал преемником декартелизованного «И. Г. Фарбен». Потом «Хёхст», связанный с военной промышленностью, выдвинул Шорнбаха в военную разведку: необходимо было знать армейскую конъюнктуру. Сейчас Шорнбах – вот уже пять лет, – сидел «под крышей» политической разведки в западноберлинском «бундесхаузе», и его интересы, соединявшие армию и «Хёхст», входили в конкретное противоречие с интересами Дорнброка – чем дальше, тем сильней и заметней.
Кандидатуру Шорнбаха подсказал Бергу Максим Максимович.
– Бейте в открытую, – сказал он на прощание. – Если Бонн захочет отладить контакты с Гонконгом, он не позволит это сделать частному лицу, даже Дорнброку. Они это будут делать сами, на государственном уровне. Словом, «Хёхст» будет против Дорнброка – в это и цельте. Шорнбах клюнет: он получает деньги не столько за погоны, сколько за то, что служит «Хёхсту».
Шорнбах, заспанный, в халате и пижаме, увидав Берга, замер на пороге:
– Вы?!
– У меня к вам дело. Оно не имеет никакого отношения к прошлому.
– Что вам надо, Берг? Вы достаточно мучили меня двадцать лет назад... С чем вы пришли сейчас?
– Я хочу, чтобы вы помогли стране, генералом которой вы являетесь. Я хочу, чтобы вы помогли нам в борьбе с бандой. Нужно, чтобы вот на этом документе, написанном мною, вы поставили визу: «Срочно, дело государственной важности, принять к исполнению». Читайте. Я бы не стал вас просить ни о чем противозаконном. Читайте внимательно, и вы поймете, что в этом деле вы получите свой выигрыш.
Шорнбах прочитал листок бумаги с машинописным текстом и автоматически подчеркнул красным карандашом, который он машинально попросил у Берга, все пять пунктов: «установить наблюдение по линии МАД за домом майора Гельтоффа; найти человека, который был владельцем „мерседеса“ с простреленной дверью, установить его имя; выяснить, куда этот человек будет уходить из города, а он будет уходить сегодня или завтра; организовать наблюдение за Айсманом».
– Какую выгоду от этого мероприятия получит моя организация? – спросил Шорнбах.
– Вы поможете разоблачить банду, которая в своих узкокорыстных интересах срывает все попытки здравомыслящих политиков дать Европе мир и спокойствие.
– Я бы хотел побольше конкретики...
– Вы получите конкретику, когда начнете передавать мне сводки наружного наблюдения за бандитами и данные электронного прослушивания их бесед. Работу надо начинать сегодня же. С утра. Вот здесь – мотивировка вашего согласия, – он протянул ему второй листок бумаги, – это мое к вам личное письмо, но оно тоже носит сугубо секретный характер...
– Почему вы пришли с этим в МАД?
– Да потому, что в здешней полиции есть люди Айсмана. Потому, что в ФСА есть люди Бауэра и Дорнброка. А ваша служба, как мне известно, ориентируется на другие силы...
– Допустим... Но почему вы пришли с этим именно ко мне?
– Потому, что любой другой начал бы думать перед тем, как согласиться, а вам я времени на размышление не оставляю.
– Я был солдатом, прокурор, и я умел смотреть в глаза пулям, потому что я не был членом НСДАП и я не был в СС, хотя – в этом вы были правы – я давал приказы взрывать мосты, и дороги, и города при отступлении;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93