ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Кстати, он не раз замечал, что Палашка была не слабее Трошки и, случалось, выходила победителем. У женщины даже имелся свой метод. Она знала, что Митрофан хоть и может выпить немало, но не выдерживает долгих бдений и, при дефиците сна, способен свалиться, как сбитый гриб. Поэтому, если Нетаков-старший начинал скандалить и драться в начале попойки, Пелагея шла на уступки и даже стремилась к видимому примирению. Когда же Митрофана начинал одолевать сон и он был уже не в силах сопротивляться, жена вооружалась совком и шваброй и шла в атаку. Она тыкала оседающего мужа зажатой в левой руке шваброй, а потом, внезапно сократив дистанцию, плашмя била его совком по голове. Нетаков-старший издавал скулящие звуки, как утопающий всплескивал руками, но не мог дотянуться до Палашки из-за швабры, надежно упертой в его мальчишески щуплую грудь.
Впрочем, иногда Митрофан умудрялся перехитрить свою мстительную подругу: он притворялся безнадежно пьяным, мял веки руками, зевал и, будто тряпичная кукла, валился на топчан. Но стоило лишь Пелагее приготовиться к штурму, вооружиться и приблизиться, как Нетаков-старший резво ударял ее чем и куда придется: кулаком по шее, ногой в живот — неважно, главное было нанести первую битку, чтобы обескуражить женщину и, опешившей, вцепиться в волосы и бить руками, пинать ногами, пока она не вырвется и не сбежит из квартиры до следующего примирения.
Эвакуировавшись, Пелагея наведывалась к подругам, затаивалась в парадной или бродила по линии. Избитая, окровавленная, с почти полностью выщипанными волосами, она никогда не обращалась в милицию. И не потому, что боялась мести Митрофана или пассивности властей. Нет. Она считала это ниже своего достоинства. Нетакова предпочитала и дальше рисковать здоровьем и жизнью, но связываться с милицией — нет, никогда!
Иногда, если женщина чувствовала, что у Трошки не хватит сил на преследование, она оставалась сидеть, босиком, с разбитым лицом и в ночной рубашке, тут же на ступеньках возле квартиры или на подоконнике, где даже умудрялась читать газеты или журналы, разбросанные возле почтовых ящиков.
Бывало, и Ленин шел на мировую: тогда он распахивал дверь и, стоя в проеме в грязном изорванном пиджаке, одетом на голое, не по годам дряблое тело, и в протертых и вытянутых на коленях тренировочных штанах, жестами и лающими звуками приглашал свою спутницу возвратиться в жилье.
* * *
Когда до Дениса дошло, что вся эта красная лужа вытекла из головы Пелагеи, ему стало невыносимо жалко мать: у нее ведь, наверное, ничего не осталось там, внутри, — как же она будет думать, да и вообще жить? Да, она, наверное, уже никогда не заговорит с ним, не закричит, не заплачет, и рокфор не съест, и не запоет своих заунывных песен, от которых становится тяжело дышать и хочется выть.
В голове Нетакова-младшего повис невыносимый вопрос, который и прежде уже терзал мальчика, когда он слышал про чью-то смерть: что это такое? Куда вдруг выселяется тот, кто совсем недавно обитал в этом, например, теле? Где сейчас его мать?
Уголки губ Дениса задрожали и поползли вниз. Горло перемкнуло, будто его захлестнули петлей. Все вокруг затуманилось. Что с глазом? Да это — слезы. Он — плачет.
— Да уведите же отсюда несовершеннолетнего! — раздался все тот же женский голос.
— Дениска, слышь. Ну посмотрел, и пойдем, — послышался голос Рамиза. — Тут врачи разберутся. А тебе потом доложат что к чему.
— Одолжи волыну, я Трошку грохну, — прошептал Нетаков-младший. — Скажешь, что я его у тебя сдернул, а? Дядя Рамиз, выручи разок!
— Эх, пацан…
* * *
Оставшись вдвоем с трупом Шаманки, Ленин и Денис решили водрузить тело на многотерпимый круглый стол, за которым и ели, и работали, а Нетаков-младший еще и готовил здесь уроки. Когда он был маленьким, то очень любил рассматривать и трогать грибы, нарисованные на клеенке, наброшенной на стол. Кроме картинок мальчик изучал следы от утюга, сигарет, прорези от ножей. Денис приближал лицо и нюхал клеенку — тревожный запах напоминал больницу. Потом клеенки не стало, и на стол время от времени стали стелить газеты или случайную оберточную бумагу. Обычно же неровная от повреждений поверхность оставалась непокрытой. Из-за ее беззащитности на ней постоянно увеличивалось и без того немалое количество царапин и выбоин от инструментов Митрофана, изготавливающего на продажу домашние тапочки, и черных кружков от сигарет.
Фанеровка стола имела бесчисленные трещинки, а по краям не везде плотно прилегала к деревянной основе, и Денису нравилось оттягивать лучики шпона, а иногда их даже отламывать, рискуя занозить пальцы.
В тот вечер Трошка-Ленин, как всегда, был пьяным. Хмельное состояние отца давно стало для Нетакова-младшего привычным и чем-то даже по-своему необходимым. От Ленина всегда пахло спиртным — если не бормотухой, то аптекой. Будучи трезвым, Трошка становился злым, вспыльчивым, просто бешеным. Если мальчик и помнил отца трезвым, то эти дни, как правило, оказывались связаны со скандалами, драками, избиениями матери и Дениса. Когда Ленину не удавалось ничего в себя влить в течение дня, он становился ненормальным, и Нетаков-младший с Пелагеей старались от беды незаметно исчезнуть из дома до тех пор, пока Митрофан не изыщет возможности захмелеть и стать менее опасным.
Нетаков-старший просунул руки Шаманке под мышки, а сыну резкими квакающими звуками велел ухватиться за ноги. Тело оказалось тяжелым.
Когда отец и сын управились с водружением Шаманки на стол, то сели на диван покурить. Ленин сперва сложил руки покойницы у нее на животе и только потом сел рядом с сыном, который уже прикурил две сигареты и теперь затягивался сразу от обеих. Нетаков-старший взял свою сигарету, вставил ее в мундштучок и упоенно затянулся, прикрыв веки.
Внезапно Шаманка издала звук, похожий на вздох, а руки ее, соскользнув вниз, свесились со стола. Отец с сыном неуверенно наблюдали за самовольством покойницы. Митрофан еще раз затянулся, приподнялся с дивана не спеша, словно еще не решив наверняка, стоит ли это делать, подошел к столу. Здесь он вновь придал рукам Пелагеи смиренное положение.
Утром к Нетаковым постучали. Это явились милиционеры за Лениным. Когда отца увели, пришли другие люди, а с ними участковый: они заперли и опечатали квартиру, а Дениса отвели в детский интернат. Те, кто жил там с малолетства, стали его сразу дразнить и избивать: он не выдержал и сбежал. Вернувшись домой, Нетаков-младший выдавил стекло в окне, выходящем во двор, и вот уже два месяца как тайком прокрадывался по ночам к себе и, поставив стекло на место, затаивался в квартире до утра, стараясь не зажигать свет и не шуметь, чтобы его не вычислили менты или соседи.
Глава 24. Не уходи, мое виденье…
Когда врач, зашивавший Павлу брюшину, сказал Соне, что теперь проблемы ее сына заключаются только в скорости заживления швов, она поняла, что может покинуть больницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92