Наступало утро. На Большом проспекте ее новый друг остановил потрепанную иномарку и довез Морошкину до ее дома. Соне хотелось побыть одной, и она этого ничуть не скрывала.
— Я чувствую себя виноватой перед Павлушей. Мать пирует, а сына бандиты режут. — Морошкина откинулась на сиденье и прикрыла ладонью глаза. — Сколько раз я ему говорила: «Сынок, давай я сама пойду к твоему начальнику и попрошу перевести тебя на более спокойную точку. Я ведь не говорю тебе: не работай! Обязательно работай, но будь осторожней». Да нет, ну о чем тут рассуждать, если я не смогла его уберечь!
— Не надо так сгущать краски. — Лев понимающе улыбнулся. — Впрочем, это ваше дело. До свидания.
Очутившись в квартире, Морошкина сообразила, что ей едва хватит времени на то, чтобы привести себя в относительный порядок и домчаться до работы.
* * *
Войдя в отделение милиции, Софья услышала характерный звонок своего аппарата. Кабинет находился здесь же, на первом этаже, вторая дверь налево по коридору, и она, отпирая немудреный, но изношенный и потому непослушный замок, очень рассчитывала успеть взять трубку: вдруг это он, так и не расшифрованный ею Лев.
— Алло! — крикнула Морошкина, едва сняв трубку и еще не донеся ее до лица. — Алло, кто это?
— Тетя Соня, это я, Саша Кумиров! У нас тут чепе вышло.
Инспектор не сразу, но сообразила, что нервный, взволнованный голос принадлежит сыну ее могущественного одноклассника, с которым она рассталась несколько часов назад.
— Да, Сашенька! Что у тебя? Говори как есть, а там уже вместе подумаем.
— Мне ваш телефон Ваня Ремнев дал. Я сразу не посмотрел, а когда увидел, вспомнил, что это ваш рабочий номер. Думаю, надо позвонить, раз он меня попросил… — Саша запнулся, очевидно соображая, как лучше представить остальные обстоятельства дела. — Мы вчера пошли в ресторан «Косатка», а там с бандитами не поладили, то есть это они к нам пристали. Ну, в общем, Ваня им стал угрожать, и они его в плен взяли и за него выкуп в пять тысяч долларов назначили. Короче, я отцу все это рассказал, а он сказал, что ничего для Ремнева делать не будет, а я не знаю, где такие деньги взять, к тому же он меня выслал из города, и я отсюда ничего не могу сделать.
— А у кого он в плену? Скажи мне, какая группировка? Назови какие-нибудь имена, чтобы я знала, где его искать и с кем разговаривать. — Морошкина взяла шариковую ручку и приготовилась записывать.
— Он у суматохинцев. Они сказали, что у нас времени — сутки, а потом они его начнут мучить. — Кумиров опять запнулся, видимо рассуждая, правильно ли он сделал, что позвонил капитану милиции, и что теперь из всего этого может получиться. — Там еще девушка была, Наташа Бросова… Я не знаю, что они с ней сделают, но если будут мучить — я их всех убью, когда вернусь! Всех убью: и отца, и охранников…
Раздались гудки, очевидно, разговор прервали охранники, вовсе не желающие погибать от руки наследника своего хозяина. Морошкина опустила трубку и подождала возобновления связи. Через пару минут ей стало ясно, что у юноши изъяли средство связи.
Соня сразу оценила ситуацию как очень сложную и, может быть (зачем себя обманывать?), даже безвыходную. Она-то уж знала, кто такие эти суматохинцы и сколь безнаказанно им сходят с рук куда более серьезные преступления, чем захват мальчишки. И что ей теперь делать? Обращаться к своему руководству? А как объяснить ее связь с трудновоспитуемым, да и кто, серьезно говоря, возьмется за это дело? Может быть, позвонить Плещею? Так он ведь тоже весь из себя такой законопослушный, что на одно обсуждение правомочности необходимых действий у него уйдет больше времени, чем бандиты отпустили на добывание денег для выкупа. Вооружиться своим табельным оружием? А если взять да позвонить столь доброжелательному к ней Льву: она ведь действительно, пусть и чисто по-бабски, чувствует его странную силу — такой, пожалуй, ни перед чем не остановится. Наверное, она сделает так: сейчас позвонит Льву, а позже — Сергею. Эх, была не была!
Соня достала записную книжку, раскрыла ее на странице с буквой «Л» и впервые набрала записанный прошедшей ночью номер. После семи гудков мембрана воспроизвела знакомый ей голос, который сообщил, что его хозяин в данный момент не может подойти к аппарату. Морошкина спешно изложила ночную историю и бережно возвратила трубку на расколотый ведомственный аппарат, перетянутый крест-накрест широким скотчем.
Прикосновение — как роза для альбома.
Не более. Случайный дар храня,
Я снова жду. Уста немы. Истома.
Я жду огня.
Морошкина еще раз вгляделась в мятый тетрадный листок в клетку и положила его в раскрытую картонную папку, где друг из-под друга выглядывали похожие листки. Она погладила обеими руками свою коллекцию и, словно желая быть услышанной, обратилась в пространство:
— Ваня, Ванечка, спасибо тебе!
Софья Тарасовна посмотрела на полку, где стояли папки с делами других несовершеннолетних. А не способны ли ее малыши как-нибудь невзначай догадаться о тайных страстях, искушающих Морошкину? Да нет, они скорее склонны наделять ее положительными чертами. Софья, кстати, уже не раз умилялась забавному свойству своих подопечных вменять ей виртуозное владение некими загадочными и безукоризненными единоборствами. На самом-то деле она если и помнила пару приемов для обезоруживания и конвоирования, то вряд ли смогла бы что-либо исполнить на практике, поскольку не обращалась к отработке боевой техники с момента окончания школы милиции. Да если и возникнет в ее жизни необходимость рукоприкладства, то ей вряд ли придется особенно рассчитывать на свои физические возможности, поскольку она их никогда достаточно серьезным образом не развивала. В детстве кроме школьной физкультуры Морошкина посещала секцию волейбола, иногда ходила на лыжах, и это, в общем-то, все.
Тем не менее Софья никогда не давала детям повода разочароваться в своих возможностях. «Пусть считают меня непобедимой, — рассуждала женщина. — По крайней мере, ни у кого, кто верит в эту легенду, не возникнет желания на меня напасть».
Вообще, зная работу милиции не понаслышке, Морошкина всегда с улыбкой смотрела фильмы или читала книги, герои которых — сотрудники силовых структур или благородные преступники — выполняли задачу, посильную лишь для хорошо вооруженной и подготовленной армии. Софья понимала, что подобная продукция создается для навязывания определенной идеологии, а заодно и зарабатывания баснословных денег, которые в свою очередь позволяли и дальше пропагандировать выгодные для кого-то формулы добра и зла.
Морошкина замечала, как постепенно чужеродные герои прорастают в извращенном и уменьшенном масштабе на российской почве: нашелся мальчик, возомнивший себя обладателем вечной жизни, и, решив проверить свое бессмертие, бросился на станции метрополитена под поезд;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92