После короткой практики он получил лицензию и стал работать в прекрасной новой брокерской конторе на Бродвее около 72-й улицы.
Он стал одним из пяти молодых брокеров. Клиентура, в основном, пожилые евреи: 75-летние вдовы из огромных домов на 72-й улице и дымящие сигарами промышленники на пенсии, жившие на Вест-Энд авеню и Риверсайд-драйв. У некоторых было достаточно денег, которые они очень осторожно вкладывали. Некоторые почти ничего не имели, но хотели купить хотя бы четыре акции Кон Эдисон или три акции Телефонной компании, чтобы иметь хоть иллюзию собственности. Поскольку большинство клиентов были старые и уже не работали, операции в конторе проводились в основном лично, а не по телефону. Часто там собиралось десять-двенадцать пожилых граждан, и то и дело один из них трясся к любимому брокеру отдать распоряжения. На четвертый день работы Селига один почтенный клиент умер от сердечного приступа. Казалось, никто не удивился и не расстроился, ни брокеры, ни друзья жертвы: Селиг знал, что каждый месяц погибает один клиент. Достигнув определенного возраста, вы привыкаете, что ваш друг может однажды упасть замертво. Селиг быстро стал фаворитом, особенно среди старых дам; он им нравился потому, что был симпатичным еврейским мальчиком и некоторые предлагали ему познакомиться с их внучками. Он всегда вежливо отклонял эти предложения, он старался быть с ними любезен и терпелив, играя роль внука. Большинство его клиенток были невежественными, практически неграмотными женщинами, прожившими жизнь под руководством своих мужей. Теперь же, унаследовав денег больше, чем могли потратить, и совершенно не имея понятия, что с ними делать, они всецело зависели от молодого брокера. Исследуя их мысли, Селиг обнаружил, что они весьма расплывчаты и едва оформлены — как можно дожить до 75 лет, не имея определенных идей? — но некоторые из дам все же были по-своему симпатичными. Мужчины были менее приятны. Грубость и свирепость их амбиций были ему противны и он заглядывал в их мысли только по необходимости, не слишком стараясь найти для них что-то лучшее. Месяц, проведенный среди подобных людей, по мнению Селига, превратил бы Рокфеллера в социалиста.
Бизнес был постоянным, но не слишком доходным, комиссионные Селига возросли до 160 долларов в неделю. Таких денег он никогда не зарабатывал, но едва ли он мечтал об этом.
— Вам повезло, что вы попали сюда весной, — сказал ему один из коллег.
— Зимой все наши клиенты уезжают во Флориду и пока не идут дела, можно помереть. Как и предсказывал Никвист, он смог получить приличную прибыль из личных операций. Через контору всегда проходило много всяких дел, за которые можно было что-то поиметь. Начав дело с 350 долларов, он быстро увеличил счет до четырехзначных сумм, делая деньги на «Крайслере», «Контрол Дейтей», РСА и «Сайрей ДХ Ойл». Но тут он обнаружил, что Уолл-стрит движется в двух направлениях, и большая часть его выигрыша растаяла в неудачах с «Бружвик», «Бекман Инструментс» и «Мартин Мариетта». Он пришел к выводу, что никогда не накопит достаточно денег для поездки и написания романа. Да и нужен ли миру еще один романист-любитель? Интересно, что же делать дальше? После трех месяцев работы брокером, у него появился счет в банке, но не большой, а работа ужасно надоела.
Удача привела к нему Китти. Она пришла в одно душное июльское утро в половине десятого. Контора еще не открылась, большинство служащих разъехались на лето и в офисе остались лишь менеджер Мартинсон, служащий Надель и Селиг. Мартинсон был занят составлением отчета, Надель говорил по телефону, пытаясь утрясти сложный вопрос с «Америкэн Фотокопи», а Селиг, бездельничая, мечтал влюбиться в чью-нибудь красивую внучку. Вдруг открылась дверь и вошла чья-то красивая внучка. Не то чтобы красивая, но несомненно привлекательная: девушка лет двадцати, стройная и очень пропорционально сложенная, ростом наверное пять футов три или четыре дюйма, с пушистыми светло-каштановыми волосами, сине-зелеными глазами, правильными чертами лица и великолепной фигурой. Она казалась застенчивой, умной, невинной — любопытная смесь знаний и наивности. Ее одежду составляли белая шелковая блузка и коричневая юбка до колен, дающая намек на скрывающиеся под ней великолепные ноги. На груди лежала золотая цепочка. Нет, она не красавица, но очень хорошенькая. Из тех, что радуют взгляд. Какого черта она делает в этом замке Маммоны в ее-то годы? Она появилась здесь лет на пятьдесят раньше, чем было нужно. Из любопытства он попробовал попасть в ее головку, когда она направилась к нему. Он искал только поверхностные данные: имя, возраст, семейное положение, адрес, номер телефона, цель визита — что еще?
Он не получил ничего.
Это потрясло его. Невероятный опыт. Уникальный. Проникнуть в мозг и обнаружить, что он абсолютно недоступен, непрозрачен, спрятан, словно за непроницаемой стеной, — такого с ним раньше не случалось. Он совсем не ощущал ее ауры, словно она была пластиковым манекеном в витрине универмага или роботом с другой планеты. Он сидел, раздумывая, что же он сделал не так, почему не получился контакт? От изумления он даже забыл послушать, что она говорит, и вынужден был переспросить.
— Я сказала, что хочу открыть счет. Вы — брокер?
Он, наверное, выглядел глуповато, долго рылся в бумагах, пораженный внезапной юношеской неуклюжестью и наконец протянул ей формы для нового счета. К этому времени подошли и другие брокеры, но слишком поздно: по правилам дома она была его клиенткой. Сидя сбоку от его стола, она рассказывала ему о своих намерениях, а он изучал элегантные очертания ее прямого носа, безуспешно пытаясь бороться с ее таинственной умственной недоступностью, и несмотря, а, может и вопреки этой недоступности, почувствовал, что безнадежно влюбился в нее.
Ей двадцать два года, год назад закончила Рэдклиф, приехала с Лонг-Айленда и снимает с двумя подружками квартиру на Вест-Энд авеню. Не замужем. Недавно долгая и безуспешная любовная история закончилась разрывом, как он обнаружил позже. (Для него было весьма странно, что он не узнал всего сразу, беря всю желаемую информацию.) Она получила степень по математике и работала программистом. Это понятие очень мало говорило ему в 1963 году: он не был точно уверен — проектирует ли она компьютеры, работает с ними или ремонтирует их. Недавно она унаследовала 6500 долларов от своей тетушки из Аризоны, и ее родители, очевидно суровые поклонники такого типа воспитания — утони-или-научись-плавать, считали, что ей следует самой вложить свои деньги и научиться отвечать за свои поступки. Итак, она направилась в ближайшую брокерскую контору, как ягненок на заклание, чтобы вложить деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Он стал одним из пяти молодых брокеров. Клиентура, в основном, пожилые евреи: 75-летние вдовы из огромных домов на 72-й улице и дымящие сигарами промышленники на пенсии, жившие на Вест-Энд авеню и Риверсайд-драйв. У некоторых было достаточно денег, которые они очень осторожно вкладывали. Некоторые почти ничего не имели, но хотели купить хотя бы четыре акции Кон Эдисон или три акции Телефонной компании, чтобы иметь хоть иллюзию собственности. Поскольку большинство клиентов были старые и уже не работали, операции в конторе проводились в основном лично, а не по телефону. Часто там собиралось десять-двенадцать пожилых граждан, и то и дело один из них трясся к любимому брокеру отдать распоряжения. На четвертый день работы Селига один почтенный клиент умер от сердечного приступа. Казалось, никто не удивился и не расстроился, ни брокеры, ни друзья жертвы: Селиг знал, что каждый месяц погибает один клиент. Достигнув определенного возраста, вы привыкаете, что ваш друг может однажды упасть замертво. Селиг быстро стал фаворитом, особенно среди старых дам; он им нравился потому, что был симпатичным еврейским мальчиком и некоторые предлагали ему познакомиться с их внучками. Он всегда вежливо отклонял эти предложения, он старался быть с ними любезен и терпелив, играя роль внука. Большинство его клиенток были невежественными, практически неграмотными женщинами, прожившими жизнь под руководством своих мужей. Теперь же, унаследовав денег больше, чем могли потратить, и совершенно не имея понятия, что с ними делать, они всецело зависели от молодого брокера. Исследуя их мысли, Селиг обнаружил, что они весьма расплывчаты и едва оформлены — как можно дожить до 75 лет, не имея определенных идей? — но некоторые из дам все же были по-своему симпатичными. Мужчины были менее приятны. Грубость и свирепость их амбиций были ему противны и он заглядывал в их мысли только по необходимости, не слишком стараясь найти для них что-то лучшее. Месяц, проведенный среди подобных людей, по мнению Селига, превратил бы Рокфеллера в социалиста.
Бизнес был постоянным, но не слишком доходным, комиссионные Селига возросли до 160 долларов в неделю. Таких денег он никогда не зарабатывал, но едва ли он мечтал об этом.
— Вам повезло, что вы попали сюда весной, — сказал ему один из коллег.
— Зимой все наши клиенты уезжают во Флориду и пока не идут дела, можно помереть. Как и предсказывал Никвист, он смог получить приличную прибыль из личных операций. Через контору всегда проходило много всяких дел, за которые можно было что-то поиметь. Начав дело с 350 долларов, он быстро увеличил счет до четырехзначных сумм, делая деньги на «Крайслере», «Контрол Дейтей», РСА и «Сайрей ДХ Ойл». Но тут он обнаружил, что Уолл-стрит движется в двух направлениях, и большая часть его выигрыша растаяла в неудачах с «Бружвик», «Бекман Инструментс» и «Мартин Мариетта». Он пришел к выводу, что никогда не накопит достаточно денег для поездки и написания романа. Да и нужен ли миру еще один романист-любитель? Интересно, что же делать дальше? После трех месяцев работы брокером, у него появился счет в банке, но не большой, а работа ужасно надоела.
Удача привела к нему Китти. Она пришла в одно душное июльское утро в половине десятого. Контора еще не открылась, большинство служащих разъехались на лето и в офисе остались лишь менеджер Мартинсон, служащий Надель и Селиг. Мартинсон был занят составлением отчета, Надель говорил по телефону, пытаясь утрясти сложный вопрос с «Америкэн Фотокопи», а Селиг, бездельничая, мечтал влюбиться в чью-нибудь красивую внучку. Вдруг открылась дверь и вошла чья-то красивая внучка. Не то чтобы красивая, но несомненно привлекательная: девушка лет двадцати, стройная и очень пропорционально сложенная, ростом наверное пять футов три или четыре дюйма, с пушистыми светло-каштановыми волосами, сине-зелеными глазами, правильными чертами лица и великолепной фигурой. Она казалась застенчивой, умной, невинной — любопытная смесь знаний и наивности. Ее одежду составляли белая шелковая блузка и коричневая юбка до колен, дающая намек на скрывающиеся под ней великолепные ноги. На груди лежала золотая цепочка. Нет, она не красавица, но очень хорошенькая. Из тех, что радуют взгляд. Какого черта она делает в этом замке Маммоны в ее-то годы? Она появилась здесь лет на пятьдесят раньше, чем было нужно. Из любопытства он попробовал попасть в ее головку, когда она направилась к нему. Он искал только поверхностные данные: имя, возраст, семейное положение, адрес, номер телефона, цель визита — что еще?
Он не получил ничего.
Это потрясло его. Невероятный опыт. Уникальный. Проникнуть в мозг и обнаружить, что он абсолютно недоступен, непрозрачен, спрятан, словно за непроницаемой стеной, — такого с ним раньше не случалось. Он совсем не ощущал ее ауры, словно она была пластиковым манекеном в витрине универмага или роботом с другой планеты. Он сидел, раздумывая, что же он сделал не так, почему не получился контакт? От изумления он даже забыл послушать, что она говорит, и вынужден был переспросить.
— Я сказала, что хочу открыть счет. Вы — брокер?
Он, наверное, выглядел глуповато, долго рылся в бумагах, пораженный внезапной юношеской неуклюжестью и наконец протянул ей формы для нового счета. К этому времени подошли и другие брокеры, но слишком поздно: по правилам дома она была его клиенткой. Сидя сбоку от его стола, она рассказывала ему о своих намерениях, а он изучал элегантные очертания ее прямого носа, безуспешно пытаясь бороться с ее таинственной умственной недоступностью, и несмотря, а, может и вопреки этой недоступности, почувствовал, что безнадежно влюбился в нее.
Ей двадцать два года, год назад закончила Рэдклиф, приехала с Лонг-Айленда и снимает с двумя подружками квартиру на Вест-Энд авеню. Не замужем. Недавно долгая и безуспешная любовная история закончилась разрывом, как он обнаружил позже. (Для него было весьма странно, что он не узнал всего сразу, беря всю желаемую информацию.) Она получила степень по математике и работала программистом. Это понятие очень мало говорило ему в 1963 году: он не был точно уверен — проектирует ли она компьютеры, работает с ними или ремонтирует их. Недавно она унаследовала 6500 долларов от своей тетушки из Аризоны, и ее родители, очевидно суровые поклонники такого типа воспитания — утони-или-научись-плавать, считали, что ей следует самой вложить свои деньги и научиться отвечать за свои поступки. Итак, она направилась в ближайшую брокерскую контору, как ягненок на заклание, чтобы вложить деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54