Он говорил «нам», как если бы само собой разумелось, что он тоже участвует в расследовании. Шабо не воспротивился этому.
— Поэтому-то вы и гуляли вчера вечером? — спросил комиссар.
Ален Верну вздрогнул и слегка покраснел.
— Отчасти. Я действительно направлялся к другу, но признаю, что вот уже три дня, как брожу по улицам столь часто, как могу, изучая поведение прохожих. Город наш небольшой. Вполне правдоподобно, что убийца не ушел в подполье и не избегает появляться на людях. Как и все, ходит по тротуарам, даже пропускает рюмку-другую в кафе.
— Вы полагаете, что сумеете распознать его, если встретите?
— Возможно, и так.
— Считаю, что Ален может оказаться нам полезным, — тихо произнес несколько сконфуженный Шабо. — То, что он высказал здесь сегодня утром, представляется мне вполне разумным.
Доктор встал. В этот момент в коридоре послышался шум, в дверь постучали, и в проем просунулась голова инспектора Шабирона.
— Ах, вы не один? — сказал он, глядя при этом не на Мегрэ, а на Алена Верну, чье присутствие здесь, видимо, представлялось ему неуместным.
— В чем дело, инспектор?
— Я тут привел одного, хотел, чтобы вы его порасспросили.
Доктор заявил:
— Я ухожу.
Его не удерживали. Пока он покидал помещение, Шабирон не без горечи бросил Мегрэ:
— Ну что, патрон, похоже, вы все же встряли в это дело?
— Это газета так утверждает.
— Вполне может статься, что расследование не займет много времени. Допускаю даже, что оно завершится через несколько минут. Так я приглашаю своего свидетеля, господин следователь? — И, повернувшись в сторону полусумрачного коридора, рявкнул: — Проходи! И не бойся.
Чей-то голос откликнулся:
— А мне ничуть и не страшно.
В кабинет вошел низенький человечек, худой, с бледным лицом и жгучими глазами, одетый в костюм цвета морской волны.
Шабирон представил его:
— Эмиль Шалю, преподаватель в школе для мальчиков. Садись, Шалю.
Шабирон был из тех полицейских, кто обращается на «ты» равно как к обвиняемым, так и к свидетелям, будучи уверенным в том, что это производит на них впечатление.
— Этой ночью, — начал он, — я принялся опрашивать жителей улицы, на которой убили Гобийяра. Не исключаю, будут утверждать, что это, мол, рутина… — Шабирон покосился на Мегрэ, словно комиссар был личным врагом рутины. — Случается, однако, что она оказывается полезной. Улица эта не длинная. Нынешним утром я ранехонько продолжил ее прочесывать. Эмиль Шалю живет в тридцати метрах от того места, где было совершено преступление, на третьем этаже дома, в котором первый и второй заняты под офисы. Давай, Шалю, выкладывай.
Тот только и ждал момента, когда смог бы начать говорить, хотя явно не питал никаких симпатий к следователю. А посему повернулся в сторону Мегрэ:
— Я услышал шум на тротуаре, похожий на топанье на месте.
— Во сколько?
— Чуть позже десяти вечера.
— Дальше.
— Шаги удалились.
— В каком направлении?
Следователь задавал вопросы, но каждый раз посматривал на Мегрэ, как бы желая передать слово ему.
— В сторону улицы Репюблик.
— Шаги ускоренные?
— Нет, нормальные.
— Мужские?
— Наверняка.
У Шабо был вид человека, расценившего, что это не столь уж и знаменательное открытие, но инспектор вмешался:
— Дождитесь продолжения. Скажи им, что было потом, Шалю.
— Прошло несколько минут, и также со стороны улицы Репюблик в улицу втянулась группа людей. Они сгрудились на тротуаре, громко между собой переговариваясь.
Я услышал, как произнесли слова — сначала «доктор», затем «комиссар полиции», — поднялся, чтобы выглянуть в окно и выяснить, что случилось.
Шабирон ликовал:
— Вы понимаете, господин следователь? Шалю услышал шарканье ног. Только что он мне уточнил, что при этом был и другой звук — мягкий, схожий с тем, что возникает, когда на тротуар падает тело. Ну-ка повтори, Шалю.
— Все правильно.
— Почти сразу же после этого кто-то двинулся в сторону улицы Репюблик, где расположено кафе «У почты».
У меня есть и другие свидетели, ожидающие в приемной, все они посетители заведения, находившиеся там в тот момент. Было десять минут одиннадцатого, когда туда ворвался доктор Верну и молча направился к телефонной кабине. Он с кем-то переговорил, вышел и, завидя доктора Жюсьё, игравшего в карты, что-то шепнул тому на ухо.
Жюсьё, обращаясь к посетителям, громко воскликнул, что совершено преступление, и все выбежали на улицу.
Мегрэ наблюдал за своим другом Шабо, его лицо окаменело.
— Вы схватываете, что это означает? — продолжал инспектор с какой-то агрессивной радостью, как если бы он кому-то персонально мстил. — По словам доктора Верну, тот увидел на тротуаре почти уже остывшее тело и бросился в кафе «У почты» с намерением оповестить полицию. Если бы все так и происходило, шаги с улицы послышались бы дважды, и Шалю, не смыкавший глаз, отметил бы это. Шалю не состоит на криминальном учете. Он уважаемый учитель. И не имеет причин выдумывать небылицы.
Мегрэ по-прежнему не откликался на призыв вмешаться, о чем его взглядом умолял друг. Последовало довольно длительное молчание. Видимо, стремясь хоть чем-то его оправдать, следователь черкнул несколько слов в лежавшем перед ним досье и, когда поднял голову, не мог скрыть охватившего его напряжения.
— Вы женаты, месье Шалю? — тусклым голосом спросил он.
— Да, месье.
Было заметно, что оба настроены враждебно по отношению друг к другу. Шалю тоже был как натянутая струна, придерживался вызывающего и резкого тона. Казалось, он бросает вызов судье: а ну-ка попробуй, дескать, опровергнуть мои показания.
— Дети есть?
— Нет.
— Ваша жена была с вами прошлой ночью?
— В той же самой кровати.
— Спала?
— Да.
— Вы легли в одно с ней время?
— Как обычно, когда мне не нужно корпеть над домашними заданиями учеников. Вчера была пятница, и тетрадей вообще не было.
— В котором часу вы и ваша супруга отошли ко сну?
— В половине десятого, может, несколькими минутами позже.
— Вы всегда так рано ложитесь?
— Мы встаем в пять тридцать утра.
— Зачем?
— Потому что пользуемся предоставленной всем французам свободой пробуждаться тогда, когда им заблагорассудится.
Мегрэ, с интересом наблюдавший за ним, готов был поспорить, что преподаватель занимается политикой и состоит в какой-нибудь левой партии, даже, вероятно, один из активистов. Он относится к тем людям, которые принимают участие в шествиях, выступают на митингах, бросают в почтовые ящики листовки и отказываются «проходить», когда слышат это слово от полиции.
— Значит, в девять часов тридцать минут вечера вы оба легли спать и, как я полагаю, заснули.
— Мы еще минут десять разговаривали.
— Это подводит нас к без двадцати десять. После чего оба погрузились в сон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36