Пришлось выждать, пока за ней не закроется дверь.
— Ну что?
— Я был там.
— Сигару?
— Спасибо. Я еще не обедал.
— Хотите что-нибудь перекусить?
— Не стоит. Я уже позвонил жене, что не задержусь и скоро вернусь домой.
— Как все произошло?
— Открыл дверь дворецкий, и я попросил о встрече с Юбером Верну. Слуга мариновал меня в коридоре, пока ходил звать хозяина. Продолжалось это довольно долго.
Какой-то парнишка семи-восьми лет появился наверху лестницы и стал меня разглядывать, но его быстро отозвал голос матери. Кто-то еще меня изучал через приоткрытую дверь, явно старуха, не знаю только, мадам Верну или ее сестра.
— Как прореагировал Верну?
— Он появился в конце коридора, не доходя до меня трех-четырех метров, и, продолжая продвигаться вперед, спросил:
— Вы нашли его?
Я ответил, что принес ему плохую новость. Он не предложил пройти в салон, так и оставил меня стоять у входа, на половике, поглядывая с высоты своего роста, но я отчетливо видел, как дрожали его губы и руки.
«Ваш сын умер», — все же выдал я наконец.
Он мне в ответ:
— Это вы его убили?
— Он покончил жизнь самоубийством сегодня утром в комнате своей любовницы.
— Произвело ли это на него впечатление? — поинтересовался собеседник.
— Мне показалось, что для него это было шоком. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но ограничился тем, что тихо пролепетал:
— Значит, у него была любовница!
Он не пытался выяснить ни кто она, ни что с ней стало. Прямо прошел к двери, открыл ее и, выпуская меня, произнес последние слова:
— Может, теперь-то эти люди оставят нас в покое.
И указал движением подбородка на собравшихся на тротуаре с другой стороны улицы зевак и журналистов, воспользовавшихся тем, что он появился на пороге, чтобы сфотографировать его.
— Он не пытался их избежать?
— Наоборот. Заметив щелкоперов, он чуть задержался лицом к ним, взглянул прямо в глаза, а потом медленно закрыл дверь, и я услышал, как он задвигал засовы.
— А что с девушкой?
— Я заехал в больницу. Шабирон дежурит у ее изголовья. Уверенности в том, что все обойдется благополучно, пока нет из-за какого-то там врожденного недостатка сердца.
Не притрагиваясь к кофе, он опрокинул одним махом рюмку коньяку и поднялся.
— Могу теперь пойти пообедать?
Шабо жестом выразил согласие и встал, чтобы проводить Ферона.
— Чем теперь мне заняться?
— Еще не знаю. Зайдите ко мне на службу. Прокурор будет там ждать меня в три часа.
— Я на всякий случай оставил двух сотрудников перед домом на улице Рабле. Там постоянно толпится народ, люди ходят туда-сюда, останавливаются, о чем-то переговариваются вполголоса.
— Они не возбуждены?
— Теперь, когда Ален Верну покончил с собой, думаю, опасность беспорядков миновала. Вы знаете, как это бывает.
Шабо посмотрел на Мегрэ с таким видом, словно хотел сказать: «Видишь!»
Как бы он был рад услышать сейчас от своего друга в ответ: «Ну конечно же. Все кончено».
Вот только Мегрэ не проронил ни слова.
Глава 8
Инвалид из Гро-Нуайе
Немного не доходя до моста, если идти от дома Шабо, Мегрэ повернул направо и в течение десяти минут шел вдоль длинной улицы — совсем не городской по виду, хотя вовсе и не сельской.
Сначала шли и шли дома — белые, красные, серые, включая огромное здание виноторговца и принадлежавшие ему же винные склады; все они лепились друг к другу, хотя и не так, как, к примеру, на улице Репюблик, а некоторые, беленные известью и одноэтажные, вообще чуть ли не напоминали хижины, крытые соломой.
Затем появились прогалины, какие-то переулочки, за которыми проглядывались полого спускавшиеся к реке огороды, порой на глаза попадалась какая-нибудь белая козочка, привязанная к колышку.
Тротуары были практически безлюдны, но в полумраке, за открытыми дверями, можно было увидеть в сборе целые семейства, либо слушавшие радио, либо вкушавшие сладкие пироги, в другом месте — мужчину в одной рубашке, читавшего газету, в третьем — сухонькую старушку, дремавшую рядом с большими напольными часами с медным маятником.
Постепенно все чаще стали попадаться сады, пустыри между опоясывающими их стенами увеличивались, Вандея все ближе надвигалась на улицу, усеянную ветками, сорванными с деревьев недавними шквальными ветрами.
Мегрэ, отказавшись от машины, начал уже сожалеть о своем решении, ибо не предполагал, что его путь окажется столь долгим, тем более что солнце стало припекать макушку. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы добраться до перекрестка Гро-Нуайе, после которого, как представлялось, шли уже сплошные луга.
Трое парней, одетых в темно-синие спецовки, с покрытыми лаком волосами, стояли, прислонившись спинами к двери постоялого двора, и, видимо не представляя, с кем имеют дело, поглядывали на комиссара с агрессивной иронией, свойственной сельским жителям по отношению к заплутавшему в их краях горожанину.
— Где тут дом мадам Паж? — осведомился он у них.
— Вы хотите сказать Леонтины?
— Я не знаю ее имени.
Этого было достаточно, чтобы они расхохотались. Им казалось странным, что кто-то мог этого не ведать.
— Если вы говорите о ней, то вон та дверь.
Дом, на который они указали, был одноэтажным и настолько низким, что Мегрэ мог рукой дотянуться до его крыши. Выкрашенная в зеленый цвет дверь состояла из двух половинок, как это бывает в конюшнях, — открытой верхней и прикрытой нижней.
Поначалу он не увидел ни души в очень бедно выглядевшей кухне, где наряду с печкой в белых изразцах наличествовал круглый стол, покрытый клеенкой в клеточку, на котором стояла пестрая ваза, скорее всего выигранная на какой-нибудь деревенской ярмарке; каминная полка была заставлена безделушками и фотографиями.
Мегрэ качнул колокольчик, подвешенный на тонкой веревке.
— В чем дело?
Он увидел, как хозяйка через дверь, распахивавшуюся влево, выходит из комнаты, которая вместе с кухней и составляла собственно дом. Женщине можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и шестьдесят пять лет. Сухая и жилистая, напоминавшая горничную из отеля, она вглядывалась в него с присущим крестьянам недоверием и не подходила ко входу.
— Что вам надо? — Затем сразу же: — Это не ваше фото они тиснули в газете?
Мегрэ услышал, как кто-то зашевелился в комнате.
Мужской голос поинтересовался:
— Кто это там, Леонтина?
— Да комиссар из Парижа.
— Комиссар Мегрэ?
— Думаю, так его и зовут.
— Пусть входит.
Не двигаясь с места, она повторила:
— Входите.
Комиссар сам приподнял щеколду, дабы открыть нижнюю половинку двери. Леонтина не приглашала его присесть, вообще ничего не говорила.
— Вы были служанкой, убиравшейся в доме Робера де Курсона, верно?
— В течение пятнадцати лет. Полиция и журналисты уже задавали мне кучу вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Ну что?
— Я был там.
— Сигару?
— Спасибо. Я еще не обедал.
— Хотите что-нибудь перекусить?
— Не стоит. Я уже позвонил жене, что не задержусь и скоро вернусь домой.
— Как все произошло?
— Открыл дверь дворецкий, и я попросил о встрече с Юбером Верну. Слуга мариновал меня в коридоре, пока ходил звать хозяина. Продолжалось это довольно долго.
Какой-то парнишка семи-восьми лет появился наверху лестницы и стал меня разглядывать, но его быстро отозвал голос матери. Кто-то еще меня изучал через приоткрытую дверь, явно старуха, не знаю только, мадам Верну или ее сестра.
— Как прореагировал Верну?
— Он появился в конце коридора, не доходя до меня трех-четырех метров, и, продолжая продвигаться вперед, спросил:
— Вы нашли его?
Я ответил, что принес ему плохую новость. Он не предложил пройти в салон, так и оставил меня стоять у входа, на половике, поглядывая с высоты своего роста, но я отчетливо видел, как дрожали его губы и руки.
«Ваш сын умер», — все же выдал я наконец.
Он мне в ответ:
— Это вы его убили?
— Он покончил жизнь самоубийством сегодня утром в комнате своей любовницы.
— Произвело ли это на него впечатление? — поинтересовался собеседник.
— Мне показалось, что для него это было шоком. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но ограничился тем, что тихо пролепетал:
— Значит, у него была любовница!
Он не пытался выяснить ни кто она, ни что с ней стало. Прямо прошел к двери, открыл ее и, выпуская меня, произнес последние слова:
— Может, теперь-то эти люди оставят нас в покое.
И указал движением подбородка на собравшихся на тротуаре с другой стороны улицы зевак и журналистов, воспользовавшихся тем, что он появился на пороге, чтобы сфотографировать его.
— Он не пытался их избежать?
— Наоборот. Заметив щелкоперов, он чуть задержался лицом к ним, взглянул прямо в глаза, а потом медленно закрыл дверь, и я услышал, как он задвигал засовы.
— А что с девушкой?
— Я заехал в больницу. Шабирон дежурит у ее изголовья. Уверенности в том, что все обойдется благополучно, пока нет из-за какого-то там врожденного недостатка сердца.
Не притрагиваясь к кофе, он опрокинул одним махом рюмку коньяку и поднялся.
— Могу теперь пойти пообедать?
Шабо жестом выразил согласие и встал, чтобы проводить Ферона.
— Чем теперь мне заняться?
— Еще не знаю. Зайдите ко мне на службу. Прокурор будет там ждать меня в три часа.
— Я на всякий случай оставил двух сотрудников перед домом на улице Рабле. Там постоянно толпится народ, люди ходят туда-сюда, останавливаются, о чем-то переговариваются вполголоса.
— Они не возбуждены?
— Теперь, когда Ален Верну покончил с собой, думаю, опасность беспорядков миновала. Вы знаете, как это бывает.
Шабо посмотрел на Мегрэ с таким видом, словно хотел сказать: «Видишь!»
Как бы он был рад услышать сейчас от своего друга в ответ: «Ну конечно же. Все кончено».
Вот только Мегрэ не проронил ни слова.
Глава 8
Инвалид из Гро-Нуайе
Немного не доходя до моста, если идти от дома Шабо, Мегрэ повернул направо и в течение десяти минут шел вдоль длинной улицы — совсем не городской по виду, хотя вовсе и не сельской.
Сначала шли и шли дома — белые, красные, серые, включая огромное здание виноторговца и принадлежавшие ему же винные склады; все они лепились друг к другу, хотя и не так, как, к примеру, на улице Репюблик, а некоторые, беленные известью и одноэтажные, вообще чуть ли не напоминали хижины, крытые соломой.
Затем появились прогалины, какие-то переулочки, за которыми проглядывались полого спускавшиеся к реке огороды, порой на глаза попадалась какая-нибудь белая козочка, привязанная к колышку.
Тротуары были практически безлюдны, но в полумраке, за открытыми дверями, можно было увидеть в сборе целые семейства, либо слушавшие радио, либо вкушавшие сладкие пироги, в другом месте — мужчину в одной рубашке, читавшего газету, в третьем — сухонькую старушку, дремавшую рядом с большими напольными часами с медным маятником.
Постепенно все чаще стали попадаться сады, пустыри между опоясывающими их стенами увеличивались, Вандея все ближе надвигалась на улицу, усеянную ветками, сорванными с деревьев недавними шквальными ветрами.
Мегрэ, отказавшись от машины, начал уже сожалеть о своем решении, ибо не предполагал, что его путь окажется столь долгим, тем более что солнце стало припекать макушку. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы добраться до перекрестка Гро-Нуайе, после которого, как представлялось, шли уже сплошные луга.
Трое парней, одетых в темно-синие спецовки, с покрытыми лаком волосами, стояли, прислонившись спинами к двери постоялого двора, и, видимо не представляя, с кем имеют дело, поглядывали на комиссара с агрессивной иронией, свойственной сельским жителям по отношению к заплутавшему в их краях горожанину.
— Где тут дом мадам Паж? — осведомился он у них.
— Вы хотите сказать Леонтины?
— Я не знаю ее имени.
Этого было достаточно, чтобы они расхохотались. Им казалось странным, что кто-то мог этого не ведать.
— Если вы говорите о ней, то вон та дверь.
Дом, на который они указали, был одноэтажным и настолько низким, что Мегрэ мог рукой дотянуться до его крыши. Выкрашенная в зеленый цвет дверь состояла из двух половинок, как это бывает в конюшнях, — открытой верхней и прикрытой нижней.
Поначалу он не увидел ни души в очень бедно выглядевшей кухне, где наряду с печкой в белых изразцах наличествовал круглый стол, покрытый клеенкой в клеточку, на котором стояла пестрая ваза, скорее всего выигранная на какой-нибудь деревенской ярмарке; каминная полка была заставлена безделушками и фотографиями.
Мегрэ качнул колокольчик, подвешенный на тонкой веревке.
— В чем дело?
Он увидел, как хозяйка через дверь, распахивавшуюся влево, выходит из комнаты, которая вместе с кухней и составляла собственно дом. Женщине можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и шестьдесят пять лет. Сухая и жилистая, напоминавшая горничную из отеля, она вглядывалась в него с присущим крестьянам недоверием и не подходила ко входу.
— Что вам надо? — Затем сразу же: — Это не ваше фото они тиснули в газете?
Мегрэ услышал, как кто-то зашевелился в комнате.
Мужской голос поинтересовался:
— Кто это там, Леонтина?
— Да комиссар из Парижа.
— Комиссар Мегрэ?
— Думаю, так его и зовут.
— Пусть входит.
Не двигаясь с места, она повторила:
— Входите.
Комиссар сам приподнял щеколду, дабы открыть нижнюю половинку двери. Леонтина не приглашала его присесть, вообще ничего не говорила.
— Вы были служанкой, убиравшейся в доме Робера де Курсона, верно?
— В течение пятнадцати лет. Полиция и журналисты уже задавали мне кучу вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36