— Это ваш отец?
— Нет, мосье. Это отец Аннеке.
— Ваш отец тоже был речником?
— Мой отец был грузчиком в Анвере. А это, сами понимаете, неподходящее занятие для доброго христианина, верно?
— Потому вы и стали речником?
— Я начал работать на баржах с тринадцати лет, и до сих пор никто на меня не жаловался…
— Вчера вечером…
Мегрэ рассчитывал расположить к себе собеседника вопросами, не имеющими прямого отношения к делу, но фламандец упрямо качал головой.
— Нет, мосье!.. Я не темню… Вам стоит только перечитать бумагу, которую я подписал…
— А если я обнаружу, что ваши показания не точны?
— Тогда поступайте, как найдете нужным.
— Вы видели, как те двое на машине выехали из-под моста Мари?
— Прочтите, что я говорил…
— Они уверяют, что не проезжали мимо вашей баржи.
— Каждый может болтать, что ему взбредет в голову, верно?
— Они еще утверждают, что на набережной не было ни души и, воспользовавшись этим, они бросили в Сену околевшую собаку.
— Я здесь ни при чем, если они называют это собакой… Аннеке вернулась, но теперь уже без ребенка, которого, вероятно, уложила спать. Что-то бросив мужу по-фламандски, на что он кивнул, она стала разливать суп.
Баржа замедлила ход. Сначала Мегрэ подумал, что они уже добрались до места, но, поглядев в окно, увидел буксир, а за ним — три баржи, тяжело поднимавшиеся вверх по течению. Они проходили под мостом.
— Судно принадлежит вам?
— Да, мне и Аннеке.
— Ваш брат совладелец?
— А что это такое?
— Это значит, что ему принадлежит определенная доля в имуществе.
— Нет, мосье, баржа принадлежит только мне и Аннеке.
— Значит, брат служит у вас?
— Да, мосье.
Мегрэ начал привыкать к его выговору, к его «мосье» и бесконечным «верно?». По глазам фламандки было видно, что она понимает лишь отдельные французские слова и пытается угадать, о чем говорят мужчины.
— И давно?
— Почти два года… — А где он работал раньше? На другом судне? Во Франции?
— Так же, как и я: то в Бельгии, то во Франции. Все зависит от грузов… — Почему вы взяли его к себе?
— Нужен же мне помощник, верно? Сами видите, баржа не маленькая… — А как же раньше?
— Что — раньше?
— Как же вы обходились без помощи брата? Мегрэ продвигался вперед очень медленно, на ощупь, подыскивая самые безобидные вопросы — и все это из опасения, как бы его собеседник снова не заартачился.
— Я вас не понимаю.
— У вас были другие помощники?
— Конечно… Прежде чем ответить, он покосился на жену, словно желая убедиться, что она ничего не поняла.
— Кто же это был?
Чтобы выгадать время и собраться с мыслями, Жеф опять наполнил стаканы.
— Я сам, — наконец заявил фламандец.
— Вы были матросом?
— Нет, механиком.
— А кто же был хозяином?
— Я не уверен, имеете ли вы право задавать мне подобные вопросы… Частная жизнь есть частная жизнь. К тому же, мосье, я бельгийский подданный… — Он начинал нервничать, и его акцент сказывался теперь сильнее. — Так не годится! Мои дела касаются меня одного, и если я фламандец, это еще не значит, что всякий может совать нос в мою корзину с яйцами.
Мегрэ не сразу понял последнюю фразу, но, поняв, с трудом подавил улыбку.
— Я могу опять явиться сюда — на сей раз с переводчиком — и допросить вашу жену.
— Я не позволю беспокоить Аннеке… —
А придется… если я принесу вам бумагу, подписанную судьей! Вот только я думаю, не проще ли отвезти вас всех троих в Париж?
— А что тогда будет с баржей?.. Уверен, что у вас нет никакого права на это!
— Почему же тогда вы не отвечаете мне прямо?
Ван Гут нагнул голову, глядя исподлобья на Мегрэ, будто школьник, готовящий какую-то каверзу.
— Потому что это мои личные дела.
До сих пор он был прав. У Мегрэ не было серьезных мотивов для подобного допроса. Он просто следовал своей интуиции. Его поразило поведение речника, когда он в Жюзье поднялся к нему на баржу.
Это был совсем не тот человек, что в Париже. Он был явно озадачен появлением комиссара и не сумел это скрыть. С этой минуты он держался настороженно, замкнуто, и в глазах его уже не было того насмешливого блеска, того своеобразного юмора, как на набережной Селестэн.
— Вероятно, вы хотите, чтоб я увез вас в Париж?
— Для этого нужно основание. Ведь существуют же законы!
— Основание — ваш отказ отвечать на самые обычные вопросы.
По-прежнему тарахтел двигатель, снизу были видны длинные ноги Хуберта, стоявшего за рулем.
— А все потому, что вы пытаетесь меня запутать.
— И не собираюсь… Просто хочу установить истину.
— Какую истину?
Видно было, что Жеф, расхаживавший по каюте, то проникался уверенностью в своем неоспоримом праве, то, наоборот, казался явно встревоженным.
— Когда вы купили эту баржу?
— Я ее не покупал.
— Однако она принадлежит вам?
— Да, мосье, она принадлежит мне и моей жене.
— Иначе говоря, вы стали ее хозяином, женившись на Аннеке? А раньше баржа тоже принадлежала ей?
— Что ж тут особенного? Мы поженились по всем правилам, в присутствии бургомистра и кюре… — До того времени владельцем «Зваарте Зваане» был ваш тесть?
— Да, мосье, старый Виллемс.
— Других детей у него не было?
— Нет, мосье… — А что сталось с его женой?
— Она умерла за год до нашей женитьбы.
— В то время вы уже работали на барже?
— Да, мосье… — И давно?
— Виллемс нанял меня, как раз когда умерла его жена… Это было в Оденарде… — Раньше вы работали на другом судне?
— Да, мосье. Оно называлось «Дрие Гебрудерс».
— Почему же вы ушли оттуда?
— Потому что «Дрие Гебрудерс» — старая баржа, она почти никогда не ходила во Францию и перевозила только уголь.
— А вам не нравилось возить уголь?
— Да, грязная работа… — Значит, вы пришли на эту баржу около трех лет назад. Сколько же лет было тогда Аннеке?
Услышав свое имя, Аннеке с любопытством посмотрела на собеседников.
— Восемнадцать.
— И незадолго до этого умерла ее мать?
— Да, мосье… В Оденарде, я вам уже сказал… Он прислушался к шуму мотора, посмотрел на берег, подошел к брату и что-то ему сказал. Хуберт приглушил двигатель: баржа подходила к железнодорожному мосту.
Комиссар терпеливо распутывал клубок, стараясь не порвать тоненькую нить.
— Значит, раньше они обходились на барже своими силами, — сказал Мегрэ. — Но вот умерла мать, и им потребовался помощник… Так?
— Да… — Вы должны были следить за двигателем?
— За двигателем и всем прочим… На судне приходится делать все…
— И вы сразу влюбились в Аннеке?
— Вот это, мосье, уже личный вопрос, верно?.. Это касается только ее и меня.
— Когда вы поженились?
— В будущем месяце исполнится два года.
— А когда умер Виллемс? Это его портрет на стене?
— Да, это он… — Когда же он умер?
— За полтора месяца до нашего брака.
Мегрэ все казалось, что он продвигается вперед непозволительно медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27