— А почему, скажите на милость?
— Чтобы там продолжить допрос.
— Я сказал все, что знал.
— А еще для того, чтобы устроить вам очную ставку с бродягой, которого вы в понедельник вечером вытащили из Сены.
Жеф повернулся к брату, словно призывал его на помощь:
— Ты думаешь, Хуберт, что комиссар имеет право?..
Но Хуберт промолчал.
— Вы хотите увезти меня в этой машине? — указал он рукой на набережную, где рядом с машиной стоял Невэ. — А когда мне позволят вернуться на баржу?
— Может быть, завтра…
— А если не завтра?
— В таком случае, возможно, что и никогда.
— Что?.. Что такое?
Жеф вдруг сжал кулаки, и на какой-то миг Мегрэ подумал, что фламандец сейчас бросится на него.
— А моя жена? А мой ребенок? Что это вы затеяли? Я сообщу своему консулу!
— Это ваше право.
— Вы что, смеетесь надо мной?
Ему все еще не верилось.
— Да разве можно ни с того ни с сего ворваться на судно и арестовать человека, который не сделал ничего дурного?
— Я вас еще не арестовал.
— А как же это тогда называется?
— Я просто увожу вас в Париж, на очную ставку со свидетелем, которого пока нельзя перевозить.
— Но я же совсем не знаю этого человека. Он звал на помощь, вот я и вытащил его из воды. Если бы я думал…
На палубе появилась Аннеке и что-то спросила у мужа по-фламандски. Он долго ей что-то объяснял. Потом она по очереди оглядела трех мужчин и снова обратилась к Жефу. Мегрэ мог бы поручиться, что она советовала мужу поехать с ним.
— Где вы собираетесь устроить меня на ночлег?
— Вам дадут кровать на Набережной Орфевр.
— В тюрьме?
— Нет, в Сыскной полиции.
— Могу я переодеться?
Комиссар кивнул, и фламандец с женой спустился в каюту. Мегрэ остался наедине с Хубертом. Тот по-прежнему упорно молчал, рассеянно разглядывая машины и прохожих на берегу. Комиссару тоже не хотелось говорить. Он страшно устал от этого допроса, который вел на ощупь, не раз падая духом и думая, что он ничего не добьется.
Первым заговорил Хуберт.
— Не обращайте внимания на его грубость, — примирительно произнес он. — Парень он горячий, но неплохой.
— Виллемс знал об его отношениях с дочерью?
— На барже трудно что-нибудь скрыть.
— Как вы думаете, отцу по душе был этот брак?
— Не знаю, меня тогда не было…
— И вы тоже считаете, что он, напившись, свалился в воду со сходней?
— Частенько бывает и так. Многие речники гибнут именно такой смертью…
В каюте о чем-то разговаривали по-фламандски. В голосе Аннеке слышалась мольба, фламандец же не скрывал своего гнева. Быть может, он опять отказывается ехать с комиссаром?
Победа осталась за женой. Когда Жеф снова появился на палубе, волосы его были тщательно причесаны, даже немного влажны. Белая рубашка подчеркивала смуглый загар. Синий, почти новый костюм, полосатый галстук и черные башмаки — все выглядело так, будто он собрался на воскресную мессу.
Не глядя на Мегрэ, Жеф сказал что-то по-фламандски брату, потом сошел на берег и остановился возле черной машины.
Комиссар открыл дверцу. Невэ с удивлением посмотрел на них.
— Куда поедем, шеф?
— На Набережную Орфевр.
Они двинулись в путь. Было уже темно. В свете фар мелькали то деревья, то сельские домики и, наконец, серые улицы большого предместья.
Устроившись в углу, Мегрэ молча посасывал трубку. Жеф ван Гут тоже не открывал рта, и Невэ, удивленный этим необычным молчанием, ломал себе голову, что же могло произойти.
— Все удачно, шеф? — рискнул он наконец задать вопрос. Но, не получив ответа, умолк и продолжал вести машину.
Было уже восемь часов вечера, когда они въехали в ворота Дворца Правосудия. Свет горел только в нескольких окнах, но старый Жозеф был на своем посту.
В комнате инспекторов было почти пусто. Лапуэнт, поджидавший своего начальника, что-то печатал на машинке.
— Попроси, чтобы принесли бутерброды и пиво!
— На сколько человек?
— На двоих… Нет, впрочем, на троих. Ты мне можешь понадобиться. Ты свободен?
— Да, шеф.
В кабинете Мегрэ речник выглядел еще более длинным и тощим, черты его лица вроде бы еще больше обострились… — Можете сесть, мосье ван Гут.
При слове «мосье» Жеф нахмурился, усмотрев в этом какую-то угрозу.
— Сейчас нам принесут бутерброды.
— А когда я могу повидаться с консулом?
— Завтра утром.
Мегрэ сел за свой стол и позвонил жене:
— К ужину не вернусь… Нет… Возможно, мне придется задержаться… Очевидно, ей хотелось засыпать его вопросами, но она ограничилась одним-единственным. Зная, как волнует мужа судьба бродяги, она спросила:
— Он умер?
— Нет…
Госпожа Мегрэ даже не поинтересовалась, задержал ли он кого-нибудь. Раз муж звонит из своего кабинета и предупреждает, что проведет там часть ночи, значит, допрос либо уже начался, либо вот-вот начнется.
— Спокойной ночи!
Он с досадой посмотрел на Жефа.
— Я же просил вас сесть…
Ему было как-то не по себе при виде этой долговязой фигуры, застывшей посреди кабинета.
— А если я не желаю сидеть? Ведь это мое право. Хочу — стою, хочу — сижу, верно?
Мегрэ только вздохнул и стал терпеливо ждать, когда мальчик из кабачка «Дофин» принесет бутерброды и пиво.
Глава 7
Эти ночи, которые в восьми случаях из десяти неизменно оканчивались признанием обвиняемых, постепенно обрели свои традиции, свои правила, подобно театральным пьесам, сыгранным сотни раз.
Когда мальчик из кабачка «Дофин» принес бутерброды и пиво, дежурные инспектора сразу поняли, в чем дело.
Мерзкое настроение и с трудом сдерживаемый гнев не помешали фламандцу наброситься на бутерброды и залпом осушить первую кружку, искоса поглядывая на Мегрэ.
То ли из вызова, то ли в знак протеста, он ел неопрятно, чавкал, широко раскрывая рот, и, словно с палубы в воду, выплевывал на пол хрящики, попадавшиеся в ветчине.
Комиссар, внешне спокойный и благожелательный, делал вид, что не замечает этих выпадов, и не мешал речнику расхаживать взад и вперед по кабинету, как дикому зверю в клетке.
Прав ли был Мегрэ? Проводя дознание, пожалуй, самое трудное — это решить, в какой момент следует выдвинуть главный козырь. Но нет никаких установленных правил, которые могли бы точно определить, когда это сделать. Просто надо обладать интуицией.
Мегрэ не раз случалось приступать к расследованию, не имея никаких серьезных данных. И все-таки за несколько часов он одерживал победу. Бывало и наоборот, когда при наличии явных улик и десятка свидетелей приходилось биться целую ночь.
В каждом отдельном случае самое важное — найти правильный тон. Вот какие мысли одолевали Мегрэ, когда он, заканчивая свой скромный ужин, поглядывал на речника.
— Хотите еще бутерброд?
— Я хочу только одного — поскорее вернуться на баржу к моей жене.
Наконец ему наскучило шагать по комнате, и он остановился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27