— Что же будет?
— Не знаю, сударыня. Думаю, что полицейский комиссар не замедлит явиться, чтобы выполнить некоторые формальности.
— Где он это сделал?
— На улице. Точнее, на пороге особняка д'Эстье.
— Ты что-нибудь понимаешь во всем этом, Ален?
И тут же нервно добавила:
— Он умер сразу?
— Почти сразу.
— Он не мучился?
Ален молча опустил глаза.
— Садитесь, доктор. Жозеф не предложил вам что-нибудь выпить?
— Уверяю вас, мне ничего не надо.
— Жозеф…
Жозеф понял. Он уже ставил на стол графинчик и рюмки.
— На него очень страшно смотреть?
Она сунула в рот сигарету и теперь искала у себя в сумке зажигалку.
— Надо немного протопить, Жозеф. Чувствовалось, что она очень взвинчена.
— А тут еще Корина уехала в Париж… Ты сообщил Эдгару?
Внизу позвонили. Это был Эдгар, старший сын, у которого еще хватило времени заехать на такси за своей женой. По-видимому, они даже успели надеть траур, потому что были в черном с ног до головы.
Они тоже разговаривали, поднимаясь по лестнице, расспрашивали дворецкого. Слышался все тот же вопрос:
— Где его положили?
Потом Эдгар, которому было двадцать семь лет, подошел к г-же Малу, обнял ее и довольно долго молча держал в объятиях.
— Бедная мамочка.
— Бедный Эдгар.
Глаза г-жи Малу увлажнились, два-три раза она начинала рыдать. Потом настала очередь невестки броситься к ней.
— Мужайтесь, мама… — твердила она.
— Кто знает, как это случилось? Эдгар повернулся к Алену.
— Ты был там в это время?
— Я пришел, когда все уже было кончено. Мне рассказал обо всем граф д'Эстье.
— Вы меня извините, — проговорил доктор, который чувствовал, что он здесь лишний. Его поблагодарили.
— Еще рюмочку коньяку, доктор?
Но он поторопился уйти, вдохнуть свежего воздуха.
— Расскажи… — сказал Эдгар брату.
— А ты не догадываешься?
— Это не важно. Рассказывай. Будет столько сплетен, что мы все равно не узнаем правду.
— Вы позволите, мама? — сказала его жена, снимая пальто.
Ален по-прежнему держался как-то отчужденно.
— Что тебе сказал д'Эстье?
— Отец пришел к нему…
— Об этом я сам догадываюсь. Дальше?
— Он снова просил у него денег…
Губы старшего брата, который был начальником одного из отделов префектуры, сложились в презрительную усмешку.
— Ну конечно. А потом?
— Он сказал, что дошел до предела, что все это слишком глупо, что просто жаль смотреть на людей, которые судят о нем, ничего не понимая, и что, раз его довели до крайности, он лучше застрелится.
— И ты этому веришь? — с иронией в голосе спросил старший брат.
Младший замолчал, все еще стоя возле стола. Из всех присутствовавших только он оставался в пальто.
— Ну, говори же. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. Это было не в первый раз.
— Он умер…
— Это я тоже знаю. Но как он?..
— Кажется, он вынул из кармана револьвер…
Ален говорил неохотно, ни на кого не глядя.
— Граф вытолкал его на крыльцо и попытался закрыть дверь. Папа задержал дверь ногой. Д'Эстье не видел его в тот момент, когда он выстрелил.
— Только этого нам не хватало!
— Папа умер.
— И вы тоже влипли в хорошенькую историю. А каково мне? Интересно, как на это посмотрят в префектуре?
Его жена, розовая и полненькая, многозначительно взглянула на него, и он замолчал, но почти тотчас же заговорил снова:
— Что вы собираетесь делать, мама?
— Откуда мне знать?
— У вас есть еще деньги?
— Вы все хорошо знаете, что нет.
— А ваши драгоценности?
— Они давно уже заложены.
— Не знаю, как мы ухитримся оплатить похороны, — произнес Эдгар. — Они стоят очень дорого, очень дорого. В этом году у нас с Мартой были большие расходы, мы устраивались в новом доме и ничего не смогли отложить… А где Корина?
— Поехала на два дня к подруге в Париж. Должна вернуться сегодня, если не застрянет там, как в прошлый раз.
— А что она может сделать?
— А что могу я? — возразила мать. За несколько секунд до этого у дверей позвонили. Вошел дворецкий Жозеф и объявил:
— Это господин полицейский комиссар. Он хочет поговорить с мадам.
Куда его пригласить? Все комнаты опечатаны. Нет ни одного свободного уголка.
— Сюда, — сказала г-жа Малу.
Она быстро глотнула коньяка и бросила сигарету в камин, где горели несколько поленьев.
— Прошу прощения, сударыня.
— Пожалуйста, господин комиссар… Это так неожиданно, так ужасно!
— Примите мои самые искренние соболезнования вам и вашей семье, которой приходится столько пережить. Но я вынужден…
— Я знаю. Я была у парикмахера Франсиса, когда мне позвонил Ален.
— Я думаю, он не отдает себе отчета… Он слишком молод…
Ален покраснел и отвернулся к камину.
— Вы знаете, какая кампания была развязана против моего мужа. Он привык бороться. Я была уверена, что он выпутается и на этот раз.
— Вы знали, что он носит при себе револьвер?
— Да, я знала, что у него такая привычка. Ночью револьвер всегда был у него под рукой. Я тщетно пыталась отучить его от этой мании, спрашивала, чего он боится…
— Вот этот револьвер, не так ли?
— Наверное… Да… Признаюсь, я никогда не обращала на него особого внимания: терпеть не могу ничего такого, чем можно убить.
— Вы признаете возможность и даже вероятность самоубийства?
— Наверное, у него был период депрессии. Вот уже несколько дней он ходил мрачный, тревожился…
— Из-за этих статей в «Светоче Центра»?
— Не знаю… Думаю, что да…
— Когда здесь все опечатали?
— Сегодня утром. Я помню, он был очень любезен с судебным исполнителем и даже сам спустился в погреб за бутылкой старого вина, чтобы предложить ему выпить. Он сказал: «Это не в первый раз и, конечно, не в последний…» Помню, он прибавил: «Признайтесь, если бы на свете не было таких людей, как я, вам не на что было бы жить. Выходит, мы лучшие друзья всем судебным исполнителям». Я думаю, он бросал вызов судьбе. Потому-то я и не ожидала того, что произошло.
Она держалась неуверенно, тихонько плакала.
— Мне даже не дают посмотреть на него под тем предлогом, что для меня это слишком страшно… Что теперь будет, господин комиссар? У меня никого нет, кроме детей. И нет ничего своего. Все опечатано. Нет даже сантима на похороны.
Комиссар повернулся к Эдгару, а тот сказал ему вполголоса:
— Я зайду к вам. Нам нужно поговорить. Разве оба они не были государственными чиновниками?
— Я еще не знаю, каким образом все устроится, сударыня. Сейчас мне просто необходимо составить протокол. Поверьте, мне неудобно, что я должен.., должен…
Наконец-то! Хоть с этим покончено. Он уходил, пятясь, бросив понимающий взгляд на Эдгара.
Остались только члены семьи. Марта, невестка, сказала:
— Маме обязательно нужно поесть. Я займусь этим вместе с Жозефом… А где кухарка?
— Жюли вчера ушла от нас.
— Мы посмотрим с Жозефом.
Эжен Малу лежал в комнате с опечатанными шкафами, совсем один, под простыней, закрывавшей его обезображенное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41