— У меня нет никаких важных друзей. Все мои друзья — Батлер и отец, это же и твои друзья. О моя бедная девочка, не упрямься и не поворачивайся снова спиной к счастью! Нам не нужны никакие знакомые, вернись к нам, твоим самым близким друзьям, не забывай, что старый друг лучше новых двух!
— Не уговаривай напрасно, Джини, я жну то, что сама посеяла. Я замужем и потому должна следовать за своим мужем, что бы из того ни получилось.
— Замужем, Эффи! — воскликнула Джини. — Несчастное создание! Замужем за этим бессовест…
— Тс… тс… — сказала Эффи, закрывая одной рукой рот сестры, а другой указывая на рощу. — Он там.
Выражение ее голоса говорило о том, что муж внушал ей, по-видимому, не только любовь, но и страх. В это мгновение из зарослей вышел мужчина.
Это был молодой Стонтон. Даже в неверном свете луны Джини смогла различить, что он был богато одет и имел вид светского человека.
— Эффи, — сказал он, — время наше истекло, лодка сейчас придет, и оставаться дольше нельзя. Надеюсь, твоя сестра разрешит мне поздороваться с ней?
Но Джини отпрянула от него с чувством инстинктивного отвращения.
— Ну что ж, — сказал он, — хорошо хоть, что если ты и придерживаешься по-прежнему своих враждебных чувств ко мне, то по крайней мере не поступаешь согласно им. Благодарю тебя, что ты сохранила мою тайну, когда одно твое слово (а я на твоем месте произнес бы его не задумываясь) стоило бы мне жизни. Люди говорят, что жена не должна быть посвящена в тайну, от которой зависит жизнь мужа; в моем случае не только жена, но и ее сестра знают мою тайну, и тем не менее я буду спать совершенно спокойно.
— Но вы действительно женаты на моей сестре, сэр? — спросила с сомнением Джини, ибо его надменный и беспечный тон подтверждал, казалось, ее самые мрачные предположения.
— Я женат самым настоящим и законным образом и даже под моим настоящим именем, — ответил Стонтон более серьезно.
— А ваш отец? Ваши друзья?
— А мой отец и мои друзья должны будут примириться с тем, что сделано и чего нельзя изменить, — сказал Стонтон. — Тем не менее для того, чтобы окончательно порвать с опасными знакомствами, и для того, чтобы друзья мои пришли постепенно в себя, я решил пока скрыть свой брак и провести несколько лет за границей. Поэтому некоторое время ты не будешь ничего слышать о нас, а возможно, что мы расстаемся навсегда. Ты, конечно, понимаешь, что при сложившихся обстоятельствах поддерживать переписку крайне опасно, ибо все сразу поймут, что мужем Эффи может быть только тот, кто… Как мне назвать себя? Скажем, тот, кто убил Портеуса.
«Легкомысленный, жестокий человек! — подумала Джини. — Страшно подумать, кому Эффи доверила свою судьбу! Можно сказать, что она посеяла ветер, а пожинает ураган».
— Не считай его таким уж плохим, — сказала Эффи и, отойдя от мужа, отвела Джини на несколько шагов в сторону, — не считай его очень плохим, он добр ко мне, Джини, добрей, чем я заслуживаю, и он больше не станет заниматься дурными делами. И поэтому не горюй об Эффи: ей совсем не так плохо. Но ты! Ты! На земле, наверно, и счастья-то такого нет, какого ты заслуживаешь! Только в раю ты, наверно, получишь по заслугам, потому что там все такие же хорошие, как и ты сама. Джини, если только я буду жива и все у меня будет в порядке, ты еще услышишь обо мне! А если нет, то постарайся поскорее позабыть и меня и все беды, что ты из-за меня перенесла. Прощай! Прощай! Прощай!
Она вырвалась из объятий сестры, присоединилась к мужу, и оба исчезли в роще. Джини могла бы подумать, что все происшедшее пригрезилось ей, если бы вскоре после того, как они оставили ее, она не услышала плеск воды и в заливе не показалась лодка, быстро приближавшаяся к небольшому судну, прятавшемуся у берега. Именно на таком судне Эффи уехала из Портобелло, и Джини не сомневалась, что оно же, как сказал Стонтон, доставит беглецов за границу.
Трудно сказать, какое чувство больше волновало Джини во время самого свидания: горе или радость, — но оставшееся от него впечатление было определенно благоприятным. Главное заключалось в том, что Эффи замужем и, следовательно, с точки зрения общепринятой морали стала порядочной женщиной; не менее важным было и то, что муж Эффи не собирался возвращаться к преступному образу жизни, который он так долго и безрассудно вел. А что касается подлинного обращения на путь христианской истины, то он и сам уже осудил свои прежние заблуждения, и врата царствия небесного еще, может быть, откроются для него.
Таковы были мысли, которыми Джини старалась успокоить свою тревогу за судьбу сестры. Придя в охотничий дом, она узнала, что Арчибалд, обеспокоенный ее отсутствием, собирался уже отправиться на поиски. Сославшись на головную боль, Джини поспешила удалиться, чтобы окружающие не заметили ее волнения.
Благодаря этому она избавилась еще от одной беспокойной сцены, правда, несколько отличавшейся от той, что она только что пережила. На «двуколку» капитана, славившуюся своей устойчивостью как на море, так и на суше, налетело какое-то неизвестное судно, что произошло из-за нетрезвого состояния самого капитана Нокдандера, его команды и пассажиров. Нокдандер и еще несколько гостей, которых он вез с собой, чтобы завершить празднество в охотничьем доме, основательно искупались; но так как их вытащила из воды команда налетевшего на них судна, то никаких существенных потерь не произошло, за исключением капитанской шляпы с галунами. Шляпа эта была на следующий день заменена им на щегольской головной убор, какой носят горцы, — новшество, весьма обрадовавшее население горного района и сделавшее внешность самого Дункана менее нелепой. Не одну яростную угрозу послал утром доблестный Дункан по адресу судна, перевернувшего его лодку; но так как ни люгер контрабандистов, ни принадлежавшая ему лодка не появлялись больше в заливе, он был вынужден смириться с нанесенным ему оскорблением. Это было тем более досадно, что, как утверждал капитан, он не сомневался в умышленности самого злодеяния, ибо мерзавцы с судна слонялись на берегу уже после того, как переправили на сушу все вино и чай, а рулевой даже наводил справки о времени прибытия капитанской лодки, ее отправления назад и тому подобных вещах.
— Пусть-ка попадутся мне еще разок в заливе, — говорил с величественным видом капитан, — задам же я тогда перцу этим полуночным бродягам и мошенникам, будут знать у меня свое место, дьявол их побери!
ГЛАВА XLVII
О, кто, живя в придворной суете,
Таким покоем может наслаждаться.
Шекспир note 102
По истечении надлежащего срока, необходимого для благополучного устройства Батлера в его новом доме и переезда Джини в Охингауэр к отцу (пусть каждый читатель в согласии со своими понятиями приличий и этикета для данного случая сам определит продолжительность этого срока), и после положенного объявления имен будущих супругов и соблюдения всех прочих формальностей верная любовь этой достойной пары увенчалась наконец их вступлением в святой союз брака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167