Оставив мужчин за игрой, миссис Батлер отправилась распорядиться насчет ужина, так как капитан изъявил милостивое желание провести с ними вечер, после чего беспечно вскрыла письмо. Оно было не от миссис Бикертон, и, пробежав глазами первые несколько строчек, Джини поспешно ушла в свою спальню, чтобы, уединившись там, прочесть его без всяких помех с чьей-либо стороны.
ГЛАВА XLVIII
Будь счастлива. Моей судьбе
Завидовать не стоит.
В убогой хижине тебе
Спокойнее порою.
Леди С-С-л
Письмо это, в чтение которого с таким взволнованным удивлением погрузилась миссис Батлер, было, безусловно, от Эффи, хотя подписано оно было лишь одной буквой Э. и его почерк, орфография и стиль совершенно не походили на прежние безграмотные писания Эффи, отличавшейся, несмотря на живость характера, редкой небрежностью в учении. Теперь она писала так, что даже ее более прилежной сестре было бы не под силу столь выразительно и связно передать свои мысли на бумаге. Письмо было написано красивым и ровным, но не совсем свободным почерком; а правописание и подбор слов говорили о том, что написавшая его много читает и вращается в хорошем обществе.
Вот это письмо:
Дорогая моя сестра, наконец-то я отважилась написать это письмо, чтобы уведомить тебя о том, что я все еще жива и занимаю в жизни такое положение, какого не заслуживаю и какого никогда не ожидала. Если богатство, звание и почести могут сделать женщину счастливой — значит, я должна быть счастлива; но ты, Джини, хоть и не обладаешь в глазах света такими преимуществами, как я, ты гораздо счастливее меня. Вести о твоем благоденствии доходили до меня время от времени, дорогая моя Джини, и если бы не это, сердце мое не выдержало бы. Я была так несказанно рада, когда узнала, что семья твоя множится. Мы лишены этого блага: двое наших младенцев умерли один за другим, и теперь мы бездетны — такова воля Господня! Если бы у нас был ребенок, это отвлекло бы мужа от мрачных мыслей, которые действуют так угнетающе на него самого и на окружающих. Но не пугайся, Джини: ко мне он добр, и мне живется лучше, чем я того заслуживаю. Ты, наверно, удивляешься тому, что я стала как будто образованней; видишь ли, когда я была за границей, у меня были наилучшие учителя, и я очень много занималась, потому что мои успехи в учении радовали его. Он добр, Джини, но на душе у него тяжело, особенно когда он оглядывается на прошлое. Когда я сама смотрю назад, мне из мрака светит луч утешения: великодушие моей сестры, не отвернувшейся от меня тогда, когда я была всеми покинута. И ты вознаграждена за это. Ты живешь безмятежно, окруженная любовью и уважением всех, кто тебя знает, а я влачу жалкое существование самозванца, ибо, чтобы сохранить свое положение, я вынуждена прибегать к целому хитросплетению обманов и притворств, которое любая случайность может распутать. Вступив во владение имением, он представил меня своим друзьям как дочь шотландского дворянина, изгнанного из страны из-за мятежа виконта Данди, то есть Клаверза, которого так почитал наш отец, помнишь? Он сказал, что я получила воспитание в шотландском монастыре; я и в самом деле довольно долго находилась в подобном месте и поэтому справляюсь со своей ролью. Но когда ко мне приближается кто-нибудь из моих соотечественников и начинает расспрашивать, как это обычно бывает, о различных семьях, замешанных в деле Данди, и о моих родственниках и когда я ловлю на себе его взгляд, устремленный на меня с таким предостерегающим выражением, — ужас овладевает мной, и я могу невольно выдать себя. Любезность и вежливость собеседников, не задающих мне слишком настойчивых вопросов, спасали меня до сих пор. Но сколько, о Боже, сколько это может еще так продолжаться! И если я только опозорю его, он возненавидит меня, он убьет меня, несмотря на всю его любовь ко мне, ибо он теперь так же дорожит своей фамильной честью, как когда-то был равнодушен к ней. Я нахожусь в Англии уже четыре месяца и часто думала о том, чтобы написать тебе; однако страх перед тем, что произойдет, если письмо перехватят, удерживал меня до сих пор. Но теперь мне пришлось пойти на этот риск. На той неделе я видела твоего замечательного друга герцога А. Он пришел в мою ложу и сидел около меня. Что-то в пьесе навело его на мысли о тебе — Боже милостивый! Он рассказал от начала до конца о твоем лондонском путешествии всем, кто был в ложе, но чаще всего обращался к тому несчастному созданию, которое было причиной всего этого! Если бы он только знал, только догадывался, с кем он сидел рядом, кому рассказывал эту историю! Я мужественно терпела, словно связанный индеец, которому выдергивают сухожилия и выкалывают глаза, а он должен улыбаться своим ловким и изощренным мучителям! В конце концов, Джини, я не выдержала: упала в обморок. Состояние мое приписали частично духоте, а частично моей обостренной чуткости, и я, законченная лицемерка, поддерживала обе версии: все, что угодно, только не разоблачение! К счастью, его в театре не было. Но событие это повлекло за собой другие тревоги. Мне часто приходится встречаться с твоим великим человеком, и он почти всегда рассказывает мне об Э.Д., Дж. Д., Р.Б. и Д.Д., считая, очевидно, что особа, проявившая такую тонкую чуткость, должна испытывать интерес к судьбе этих людей. Моя тонкая чуткость! ! И это легкое и жестокое безразличие, с которым светские люди разговаривают на самые волнующие темы! Слышать, как моя вина, заблуждения и страдания, недостатки и слабости моих друзей, даже твои героические усилия, Джини, обсуждаются в этом шутливом тоне, который стал теперь таким модным… Вряд ли то, что я когда-то выстрадала, уступает моим теперешним мучениям: раньше это были удары и ушибы, а теперь это медленное умирание от непрекращающихся булавочных и иголочных уколов. Он, я имею в виду герцога, уезжает в следующем месяце на охотничий сезон в Шотландию; он говорит, что один день всегда проводит в пасторате, поэтому помни! Будь осторожна! Не выдай себя, если он заговорит обо мне! Себя — увы! — себя ты не можешь выдать, и тебе нечего бояться за себя: ты самая чистая, самая добродетельная героиня незапятнанной веры, непорочной святости — разве таким, как ты, следует бояться судьбы и ее знатных баловней? Это удел Эффи, чья жизнь снова в твоих руках, Эффи, которой ты должна помочь сохранить на себе фальшивое оперение и которую ты должна спасти от разоблачения, позора и жестокой расправы, какую может учинить над ней в первую очередь тот, кто поднял ее на эту головокружительную высоту! Деньги, что я приложила к письму, будут приходить к тебе дважды в год; не отказывайся от них, они из моего личного капитала и могут быть удвоены, когда бы тебе это ни понадобилось. Тебе они пойдут на пользу, а мне — никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167