И у самого откуда бодрость! – быстро одевался. Крымов – это замечательно! Это – первый и важнейший сейчас в армии человек.
По-настоящему, надо теперь Крымова – одним смелым махом назначить на Верховного! Только так и делаются великие дела. В Алексеева – Гучков не верил. Он боялся его уступчивости в любом неконтролируемом направлении. И ощущал в нём противодействие своим реформам. Но и – снять Алексеева сейчас невозможно, слишком много изменений в короткий срок, всё зашатается. Поэтому идея: пусть Алексеев пока исполняет должность Верховного, а назначить к нему начальником штаба – Крымова.
Крымов был из тех генералов, которым всё не попадается, не попадается дела по плечу.
ДОКУМЕНТЫ – 26
Ставка, 13 марта
ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ – ГЕНЕРАЛУ ЖАНЕНУ,
французская военная миссия при Ставке
Считаю своим нравственным долгом во избежание тяжелых последствий от недомолвок высказать с откровенностью… Переживаемое Россией внутренне-политическое сотрясение… Запасные части внутренних округов пришли в моральное расстройство и не могут дать укомплектований раньше июня-июля.
… посмотреть прямо в глаза событиям и сказать с необходимой откровенностью, что можно рассчитывать на наше широкое участие в операциях только в июне-июле.
ДОКУМЕНТЫ – 27
Псков, 13 марта
ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ – ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ
… Состояние Балтийского флота внушает опасение, поэтому правый фланг Северного фронта и подступы к Петрограду являются необеспеченными… Это заставляет меня просить вас усилить войска Северного фронта, передав сюда до четырех корпусов…
585
Сколько лет ни поживал Крымов в Петербурге, с перерывами, – то юнкером Павловского училища, четверть века назад, то учась в Академии Генштаба, то служа в Главном штабе, – никогда не мог он к нему привыкнуть, не мог полюбить. Куда б ни переводился служить – в Сибирский корпус, на японскую войну, в Даурское урочище в Забайкальи, в кубанскую казачью дивизию, – везде чувствовал себя при месте, и сердце раскрывалось. А подъезжал опять к Петербургу – заклятыми болотистыми низменностями, дрянными фабричёнками, настроенным домовым хламом, где лучше было удавиться, чем жить, – и всякий раз та же смертная тоска подступала.
Нельзя было поставить города гиблей.
А в этот раз поездка была и вся мрачная, от начала до конца. Если б Крымов и не выехал с живого фронта, о который уже ударило несколько накатов тления, и если б даже он не знал русского языка, не понимал бы ни слова, что вокруг говорилось и писалось на плакатах, – одним своим намётанным глазом и даже только через окно вагона – от Кишинёва и до Петрограда, на все эти распущенные шинели, оружие не по форме, развязный вид и красные клочья,- он бы понял: начался небывалый развал всей воюющей армии. Но и вся сила развала в том, что никто не смеет ему противоречить, а все поддакивают. А ещё и сегодня довольно на эту слякоть всего лишь двух хороших дивизий, но – в лоб. Одну из них – прямо в Петроград.
А у Крымова, вдруг принявшего Третий конный корпус от графа Келлера, было таких дивизий три, все конные: Уссурийская, Терская казачья и 1-я Донская казачья. И все они стояли – свободные, в резерве Румынского фронта, не было трудности снять их с места – а только по железной дороге долго везти.
Получив вызов Гучкова, Крымов не сразу мог ехать, по шаткости дел в штабе корпуса после отставки доблестного Келлера. (Видя такой бесполезный исход, сам Крымов присягнул новому правительству.) Однако он послал вперёд с письмом Петра Врангеля, только что произведенного в генерал-майоры, только что получившего Уссурийскую дивизию, – редкого умницу, делового, схватчивого и бойца. В том личном тайном письме Крымов предупреждал Гучкова, что каждый день сегодняшнего образа действий погубляет всю армию бесповоротно. А Уссурийская дивизия за 2 часа может быть погружена на Петроград. Довольно Гучкову дать телеграмму условной фразой – и дивизия грузится.
Но не дождавшись телеграммы, Крымов уже ехал и сам, мрачно изумляясь на станциях, до чего довели русскую армию за две недели, как если бы был понесен основательный разгром от немца.
Приехал в Петроград сегодня утром и в гостинице узнал от Врангеля, что Гучкова эти дни не было в городе и письма передать не пришлось.
Долговязый живоглазый подвижный Врангель однако навидался за три дня в Петрограде и резко докладывал Крымову о здешнем бардаке. И что делается на улицах, и что в казармах, и что в военном министерстве, в поливановской комиссии и ещё в этой отдельной Военной комиссии, неизвестно по какому уставу приляпанной. Прошёлся Врангель по коридорам Таврического дворца, видел нашлёпки на комнатах Совета рабочих депутатов и сами лица повидал в коридоре, – Крымову и ходить не надо, с живых слов.
Крымов курил и бычился. Он горячился и бранился, когда дела и так и сяк. А когда оправдывалось худшее – сугробился и молчал.
Позвонили, что Гучков назначает в довмине.
Поехал Крымов без Врангеля, с Гучковым говорить на один. Прислали автомобиль, тот прыгал по нечищенным снежным колдобинам. Стоял серый, тучемутный денёк, к оттепели, такая погода в этом городе и неделями может стоять.
С прошлого года они не виделись. Входя в чёрной черкеске с одним Георгием в кабинет Гучкова, Крымов насмешливо щурился: не напялил ли тот военный мундир. Нет, хватило ума, в штатском.
Вышел Гучков навстречу к самой двери кабинета. Бодрился голову держать приподнято, – а глаза-то за пенсне – опухшие, отекшие, сильно помятый вид, при самом свежем воротничке.
Не похоже на торжество, как заливались газеты. (Впрочем, ни одной газеты, ни страницы, ни статьи Крымов никогда не дочитывал, покидал как порченую еду.)
Тряхнул ему руку умеренно, душу не вытряхнуть.
С того прошлого толка о заговоре – были они на «ты».
И не устал Крымов – а уж так устал, плюхнулся в мягкое кресло раньше. Гучков в другое кресло сел осторожно. Подали им крепкого чаю с баранками.
– Болеешь, Александр Иваныч?
– А что, видно? – печально улыбнулся.
– Что за напасть, будь ты трижды, сколько раз замечал: как человек сильно нужен – так болезнь.
– Креплюсь, Александр Михалыч. Что-то сердце пошалило. – (А у самого белки жёлтые.) – Ну, зато ты – глыба.
– Эт фигура у меня такая. А то и я… Ну да в общем.
Нервы и у Крымова есть.
Сразу полстакана крепкого, горячего, сахар не доразмешав, отхватил Крымов, избочился на Гучкова – и:
– Дело-то, Александр Иваныч, – дрянь!
– Ну не так уж, – отпивал Гучков глоточками и сил набирался. – А что именно у вас?
«У вас»! Что на Румынском да на Юго-Западном, мог ему Крымов и ворох накидать: везде выбирают солдатские комитеты; от Временного правительства едут какие-то комиссары – на кой ляд они в армии;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313