– Ужасно, ужасно… Царица имела определённое влияние на царя. Отсюда и многое объясняется в его характере. На него всегда имел влияние тот, кто последний сказал.
Да у генерала – просто бессознательно добрая, рассеянная улыбка. Он – как бы намекает на бесхарактерность и духовную шаткость отрекшегося царя.
– Это был… это был осторожный, скрытно-размышляющий человек. Но и – с большим жизненным опытом.
… Ещё недавно полный, но либеральный хозяин петроградской печати (когда он был командующим Округом), Рузский пользовался большой симпатией газетных кругов – и ценил это. Он знал, что отношения с прессой – деликатный пункт и эффективный путь. Чтобы завоевать общественное мнение, Главнокомандующий пристоличного фронта не должен пренебрегать печатью, а дружить с ней, это и есть собственно Петроград, а «Русская воля» сильна поддержкой банковских кругов, а с «Биржевыми ведомостями» особенно надо дружить, это газета самовластная. Да ещё всякий раз, когда он говорил о царе или особенно о царице, – в душе поднималась незабываемая, незатираемая обида, как он был снят с Северного фронта, безусловно по настоянию царицы, и вынужденно отдыхал долее своего лечения, и потом унизительно не назначался вновь, пришлось искать через великую княгиню и князей. Всегда в душе это приходилось подавлять, обсуждать только с женой, страдающей от унижений, – а вот теперь давление раздвинулось, рассвободилось, и можно было впервые высказаться открыто, для общества. Однако, именно в событиях последних дней генерал настолько потерял опору, чувство равновесия, что невольно искал его, даже и в этом интервью. Он как будто слишком зашагнул уже, зашагнул.
– Но надо помнить, что Александра Фёдоровна была совсем больная. Больное сердце.
– Но она – истеричка?
– Нет, нельзя сказать. Она – выдержанная женщина, в ней чувствуется характер. А вот девочки – мне очень нравятся, хорошие у них дети, симпатичные. Да и мальчик.
– Но скажите, отношения её с Распутиным… м-м-м… имели основу…?
– Нет, нет, – запротестовал Рузский. – Говорить об эротических отношениях недопустимо. Ничего такого не было.
Корреспондент с разочарованной миной рисовал карандашом петли в блокноте.
– Скажите. Но по крайней мере – был ли Николай Романов патриотичен? Или – равнодушен к нашей стране?
Рузский старался не проявить злопамятности:
– Судя по его словам – он был русским. Вы помните его заявление о войне до конца, пока последний немецкий солдат не будет изгнан из пределов России?
– Ну, это ловкая перефразировка Александра I.
Рузский искал: что же можно сказать о падшем царе хорошего?
– Да, он должен был послушаться голоса общества, проявить уступчивость – и ещё бы выплыл.
Пососал мундштучок. Не находилось доводов.
– Да, конечно, он сам виноват, что всё у него так сложилось.
Впрочем – улыбнулся подкупающей улыбкой, зная – что доброй, симпатичной, и это будет записано:
– Да что я буду судить? У меня у самого масса недостатков…
521

(армейские фрагменты)

* * *
Подполковник Буря 4 марта шёл мимо сторожевого в Двинской крепости – тот нёс винтовку как палку и не отдал чести.
– Почему не отдаёшь чести?
– А я у тебя её не занимал!

* * *
В гусарском полку 16 кавалерийской дивизии на Стоходе сперва узнали, что Государь назначил Николая Николаевича, и были довольны. И только через полсуток – что царь, оказывается, отрёкся. Офицеры побледнели.
У немцев местами – оркестры, салюты. Бросают нам прокламации с аэропланов или привязывают к пропеллерам посылаемых мин.

* * *
В Симферополе начальник гарнизона генерал Радовский объявил выстроенным войскам манифесты об отречении. Объявил, что поддерживает новый строй и призвал пропеть всем вместе «Боже, царя храни». Войска пропели.
За это генерал получил неделю ареста.

* * *
В 193-м запасном пехотном полку в Хамовниках известие об отречении Государя было, в московской обстановке, по внешности встречено радостно всеми – и офицерами тоже. Да многие молодые и верили искренно, что вот теперь-то, освободясь от развала царской власти, мы и победим немцев, и война скоро кончится. А поопытнее, кто видел в этом конец России, – искали по одному молчаливых единомышленников: что предпринять? Собрать кучку сопротивления? – так уже видно, что никто за нами не пойдёт. Да ведь Государь сам отрёкся!… И оставалось каждому: просить ускорить отправку его из запасного полка на фронт. Может быть там ?…

* * *
Когда в Лифляндии на ж-д станции у Штоксмандорфа едущий на фронт запасной пехотный батальон узнал об отречении царя – он бросился громить пищевые пристанционные склады. Власти вызвали на подавление 5-й Уланский полк – но от нерешимости вернули его на позиции.

* * *
Вольноопределяющийся Б. в белой папахе с восточным лицом, в очках, крикнул батальонному командиру, ставшему на стул прочесть задержанные телеграммы:
– Что вы тут читаете? Николая уже нет! Извольте сойти…
Солдаты сорвали с командира наплечные ремни с револьвером и надели на Б. Он взлез на стул:
– Беру временное командование батальоном в свои руки. Господ офицеров мы пока арестуем: нужно выяснить, с народом они или против.
Солдат Альперович подумал: и надо ему, еврею, соваться? Как бы не испортил дела. А вдруг не выгорит, и мы, евреи, первые ответим. (Ему самому было стыдно такой рабской мысли.)
Но интеллигентное лицо Б. было полно ответственности.
Офицеров повели на гауптвахту. Солдатская толпа кричала: «Бей его, шкуру!» – «Ткни его штыком!» – «Дай ему чечевицы!» – «Расстрелять бы их, мерзавцев!».
Когда их отвели, кто-то крикнул:
– Теперь арестовать фельдфебелей и взводных!
– Арестовать! – откликнулось эхо.
Всякий, кто имел на кого злобу, – называл фамилию, и толпа кидалась искать обидчика.
Солдат, бывший землемер Зёрнов, стал протестовать:
– Какая ж это, братцы, свобода? Это безобразие.
На него показали:
– Вот этот… взять его… Он за старое правительство.
(Из «Биржевых ведомостей», 13.4.17)

* * *
Генерал граф Келлер, командир 3-го конного корпуса, был неутомимый кавалерист, проходивший по 100 вёрст в сутки. Когда, щеголяя молодцеватой посадкой, он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и чекмене Оренбургского казачьего войска, его кавалеристы готовы были за ним куда угодно, по взмаху руки.
Теперь близ Кишинёва он велел собрать сводный строй ото всех сотен и эскадронов. Объявил с коня громко:
– Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и бои, и победы, не верю, чтобы Государь император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Я послал телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрёкся от престола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313