Сухонький калмыковатый сдержанный Корнилов иногда присаживался за слишком большой стол, в слишком широкое кресло командующего, а то вставал и прохаживался по ковру тонкими ногами в бесшумных сапогах без шпор, крадущимся шагом разведчика. Подходил к одному из окон – все четыре в ряд от пола, высокие, все на Дворцовую площадь, – и постаивал, поглядывал туда – так же хмуровато, как и на собеседника. Это исконное у него было выражение, будто он чего-то недопонимал.
– Ни одну часть из Петрограда убрать не имею права. – Перешёл. – Они сковались как круговой порукой. – Перешёл. – Конечно, надо расчищать, не могу. Да пулемётные полки, сколько стволов, во всей армии не намного больше. А они тут в разврате. И не могу.
– Так отбери у них пулемёты!
– Не могу, – косоватыми сабельными бровями.
– Так кто же ты? никто? – обдымливался Крымов. Он не любил европейского выканья и всегда прорывался на русское ты, где только можно, даже и с первой беседы. – Не можешь выпереть этих – подтягивай крепкие части с фронта.
– Не имею права, – сухими плечами.
– Как? – и взять не можешь? И – привести?
– Не имею права, – из-под литых усов, холодно, как не про себя.
– Так какой же ты к чертям командующий?! Я б – минуты не оставался.
И смотрел на Корнилова по-медвежьи. Вот это Крымов и хотел понять: почему Корнилов в таком положении остаётся командующим? Просто ради почёта? Или – затаился, а есть свой план?
Корнилов провёл по усам маленькой рукой с массивным кольцом белого металла. Молчал.
Узкие глаза, закрытый, так легко его не поймёшь.
– Да от наших генералов – и весь разврат, – признал Крымов. – Спешат, не знают, как лучше… подлизать. Ну и кем Гучков себя окружил, вот я не ждал! – кальсонщиками, им на складах считать, а не генералы! Что это? – честь отменили, дисциплинарные взыскания отменили, даже «проступки» отменили, – а есть только «недоразумения»! А ещё – и офицеры выборные? Да бабьей метлой такую армию разогнать, это уже не армия.
Густо дымил.
Корнилов малыми шажками похаживал молча, непроницаемый.
– И Военный Совет – идиот на идиоте, – пыхтел Крымов. – Спешат засвидетельствовать солидарность, как легко армию растряхивают. Будто сами сроду не служили, старые пердуны.
Поджёг одну от другой.
– Ещё этот борода-лопата Иванов, дурак. Он-то всё и погубил, первый. Он-то почему в Петроград не вошёл? Самый первый всё держал в руках. Уж один-то боевой полк у него был, Тарутинский, а больше и не надо. Ещё когда сволочь не укрепилась – почему в Петроград не вошёл? – насупленно допрашивал Корнилова, будто тот и не вошёл.
Да на ту же должность и стал.
А вот пойди его разгадай.
– А то есть и главнокомандующие, – гудел Крымов из бочки-груди, – которые красные ленты перед солдатами цепляют. Нашли хороший способ карьеры.
Он о Брусилове говорил.
Но адмирал Максимов проявился и похуже.
Да не мог Корнилов иначе думать, чем Крымов, не мог! И Крымов решительно:
– Тебе надо делать ставку на казаков! Два казачьих полка у тебя есть, что же ты?
– Петроградские казаки сейчас – не казаки, – не протронулся Корнилов. – Они красуются – толпе понравиться. В революцию им тут хлопали. Сейчас думают – как бы им на Дон уйти. Вот и всё.
– Да что ты?! – Уверен был: – Не, мои – не такие.
– Поопасись, – возразил Корнилов узко сдвинутыми губами. – Дойдёт и дотуда.
– Не дойдёт! – Уж когда Крымов что в голову вбил – он возражений не признавал.
– До чего может дойти, – хмуро цедил Корнилов, – мы с тобой просто и вообразить не можем. Сукиных сынов если начинать считать, так… с Таврического.
Нет, он был свой! Ну-ну!
– А ты слышал, что шайка приказала? Считать уже принятую присягу недействительной! А? – Крымов гулко хохотал. – Шайка запасных отменила присягу!
А Корнилов совсем не весело щурился: до тебя далеко, а до меня дошло.
Отложил, погасил Крымов всякое курево, хлопнул по столу:
– А училища у тебя как?
– Юнкера – хороши. Одни они службу несут. Вчера в Павловском был. Отличный парад, отвечают дружно, под левую.
– И сколько у тебя всего юнкеров, со старшими кадетами? Тысяч десять?
– Около.
Большими лапами схватился за большие круглые колени – и закачался медведь:
– Так надо дело спасать, Лавр Егорыч! Ведь такого Россия не перескочит. Надо – армию спасать.
Корнилов остановился против, как влитый. Сощуренно смотрел.
– Я всё ж думаю – как-нибудь вытяну гарнизон. Конечно, все твёрдые меры у меня отняты, да и некем их применять… Ну вот начали приезжать депутации с фронтов. Я их посылаю на заводы. Они – в боевом снаряжении туда ездят.
– И что?
– И – проверяют. И тычут: почему, мол, вооружения нам не делаете? И по частям гарнизона.
– О-о-ох, – перекосился Крымов, как штык ему в бок. – Ещё кто кого переговорит. Добрая слава лежит, а худая бежит. Как бы эти депутации, наоборот, фронта не разложили. Ведь и от Петрограда к нам ездят?
– Ездят.
– Ну вот, наездят. – И лапу на стол. – Нет, Лавр Егорыч! Россия этого не перескочит. Запускать эту заразу нельзя, потом нам всем же тяжелей придётся. Петроград надо расчистить, иначе нет дороги.
– Кем же? – сверлил Корнилов.
– Кем? Да училищами! юнкерами и кадетами! – размахнулся спешенный конный, ему всё было ясно и легко со стороны. – У вас тут всё парады – вот и собери их всех на один парад, но с боевыми патронами. С оркестром веди к Таврическому. Да и разгони этот Совет собачьих депутатов. И всё! И всё.
Всё было ему ясно.
Глаза Корнилова взблеснули угольками. О юнкерах он уже думал. Юнкера честь-то отдают, но для многих их: вот кончился распутинский позор, наконец свобода. Ещё – пойдут ли? А за старших кадетов – родители расквохчутся: мы отдавали детей на ученье, а не на войну.
Да вообще в этом каменном нагороженном городе был Корнилов – как у австрийцев в плену, всё чужое.
Да ещё Совет депутатов – он бы без трепета разогнал, – но правительство его о том не просит, и будет недовольно, или даже разгневается, – как же на правительство руку поднять? на Гучкова?
Служба есть служба. Крымов наехал – Крымов уехал, а кому тут досталось – послужи. Да и Крымов же не против Гучкова советовал.
Но говорить Корнилов был не мастер. И только:
– Как же так, Алексан Михалыч?… Во время войны?
– Так именно во время войны! – опять припечатал Крымов. – А то бы – сполагоря!
В кабинете была открыта форточка – и вдруг стал доноситься оркестр военной музыки.
Приближался со стороны Миллионной.
Но это была не поганая марсельеза. Крымов первый узнал:
– Павловский марш.
Только после этого влетел адъютант и запыхавшись доложил, что Павловский батальон идёт на Дворцовую площадь на парад.
Темнокожий Корнилов, кажется, не мог покраснеть – а жар в щеках: не догадался бы Крымов, что парад назначен без командующего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313