– Я засмеялась. – А неплохой удар по его гордости, он-то думал, что его услышать невозможно».
«А я его, между прочим, и не слышал. Проснулся, не мог сразу заснуть и подошел открыть окно пошире. Я вообще-то испугался. Подумал – какого черта он тут шпионит, собрался его атаковать, а тут ты появилась из окна».
«И ты понял, что это сугубо дружественный визит. Спасибо за то, что ты за мной присматриваешь. Теперь ты, как говорится, знаешь все… Только никому не говори. Не предполагалось, что я вообще тебе что-нибудь объясню. Спокойной ночи».
И я ушла в холодную постель.
9
На следующее утро зрелище чистого поля там, где был цирк, почти шокировало. Необыкновенно пустынно, будто кто-то вроде Алладдина потер лампу, и все растворилось в воздухе… Только вытоптанный круг на месте шатра и клочья сена летают на месте конюшен. Тим остановил машину.
«Правда, чудно? Как поле, полное призраков».
Почерневшая трава и несколько обгорелых досок указывали место трагедии. Как конец грустной истории. Они, наверное, рады были уехать.
Мы вылезли из машины и пошли завтракать в Konditorei. Запах свежей выпечки взял бы в плен кого угодно, и Тим не мог пройти мимо. Маленькое окошко с теневой стороны площади заполняли разные сорта хлеба и восхитительно иностранных сластей. Тимоти впился глазами в это зрелище, а я старалась не показать, что все мое внимание сосредоточилось на объявлении сбоку «Zimmer frei», означавшему, что гость уже уехал.
«Ванесса, посмотри, как здорово называются эти штуки. Sandgugelhupf. Как насчет парочки сандгугельхупфов? А вот Polsterzipf. А неужели что-то может называться Spitzbub?»
«Непонятно, почему бы и нет. Если в этом языке существует Schokoladengugelhupf… Мне вообще-то больше нравится Schnittbrot».
«По-моему, это просто хлеб, порезанный на куски. Замечательный язык, правда?»
«Сегодня начинаю его учить. Хорошо бы здесь был книжный магазин, но его нет, у тебя нет учебника?»
«Только разговорник. Обожаю разговорники. Им кажется, что человек может захотеть сказать такое… Это, как греческий в школе.
Помню, первая фраза, которую я выучил, была: «Она несла в корзине кости». Мне до сих пор интересно чьи и зачем».
«Но ты же видишь, что фраза в результате засела у тебя в голове, для этого учебники и пишут».
«Ну да, это единственная фраза по-гречески, которую я помню, причем необыкновенно полезная. А в немецком разговорнике самая лучшая фраза – в разделе „Воздушное путешествие“. Откройте, пожалуйста, окна. Честное слово».
«Доброе утро», – раздался голос Льюиса прямо за нашей спиной. Опять он двигался очень тихо, хотя и оделся уже поприличнее. Но еще не как мой муж, все тот же профессионально незаметный и анонимный мистер Ли Элиот. Всем, кто приобрел привычку подкрадываться, советую от нее избавиться. Не собираюсь умирать от сердечного приступа.
Я сказала: «Доброе утро», – а сама думала, сразу ему сообщить, что Тим все знает, или потом. Но Тимоти был профессионален, я не успела.
«Привет, доброе утро, мистер Элиот. Вы еще не уехали?»
«Слишком рано для меня. Последние фургоны отъехали около пяти, я их даже не слышал».
«Вы, наверное, очень крепко спите, – сказал Тим жизнерадостно. – В деревне, должно быть, очень шумно, неужели это Вам не мешало?»
«Нет, спасибо. У меня была прекрасная ночь, намного лучше, чем я ожидал».
Я быстро отправила Тима за булочками и попросила Льюиса выбирать слова, потому что мальчик все знает. Пришлось ему сказать, потому что он все видел.
«Теряю квалификацию, – сказал он жизнерадостно. – Ну и что он знает?»
«Только кто ты. Он считает, что это тайное коммерческое задание для места твоей основной работы. Можно я скажу ему, что ты велел мне быть в контакте с цирком?»
«Почему бы и нет? Скажи, что фирме нужно больше деталей о смерти Денвера, а я попозже, возможно, опять появлюсь. Это, в конце концов, чистая правда. Все остальные вопросы – ко мне. А сейчас я уезжаю». И он кивнул в сторону желтовато-коричневого Вольво, облезлого, но все равно по виду мощного.
«А зачем вам столько еды, ехать ведь недалеко?.. Перестань на меня так смотреть, моя хорошая».
«Почему? Имею право! А далеко до Хохенвальда? Сколько вообще цирк проезжает в день?»
«Тридцать-сорок миль. До Хохенвальда пятьдесят километров, у вас будет приятное путешествие по красивой местности. Позавтракайте в Линденбауме и наслаждайтесь жизнью».
Когда Тим выскочил из магазина с руками, полными пакетов, мистер Элиот подробно объяснял мне путь, рисовал карту на старом конверте. Адрес на нем: Lee Elliott, Esq., с/о Kalkenbrunner Fertilizer Company, Meerstrasse, Vienna. Потом он попрощался, передал привет Аннализе, и мы уехали.
Первый раз после встречи на веранде мы с Тимом могли поговорить свободно. Завтрак в гостинице был общественным мероприятием, к тому же преданные официантки следили за каждым движением Тима. Отличная дорога, полная идиллия, солнце отбрасывало голубые тени, а обочины заросли жимолостью и белым вьюнком.
Я начала объяснять Тиму, что мне велел Льюис.
«Он хочет, чтобы я выступала как ветеринар или просто друг, никаких расспросов и детективной работы… Не играй в Арчи Гудвина! Может, ты и не хочешь принимать участие? Я-то просто счастлива дожидаться Льюиса здесь, да еще и помочь ему, может быть, немного. И я хочу присмотреть за старым конем. Но если ты хочешь уехать…»
Его протесты были беспредельно убедительны и продолжались до тех пор, пока мы не догнали телегу с сеном. Она была огромная, очень высоко и тяжело нагруженная, деревянные колеса скрипели за спинами двух трудолюбивых гнедых лошадей. Дорога узкая, с обеих сторон кусты. Когда мы с большим усилием и трехсантиметровым запасом миновали телегу, Тим сказал:
«Может, ты все-таки сможешь временно посуществовать в моем обществе?»
«Боюсь, что во многих случаях не могу существовать без твоего общества».
Скоро мы въехали в Хохенвальд.
Это – деревня еще меньше Оберхаузена в миле от главной дороги. Несколько домов, церковь, крытая дранкой, у домов – красные черепичные крыши. Крутой каменный мост перекинут через горную речку и приводит весь транспорт прямо на площадь. С юга и запада виноградники и поля, некоторые уже скошены, золото среди зелени. С севера и востока – горы со ступенчатыми валами сосен. Обочины дороги белы от пыли. Очень странно увидеть в совершенно незнакомом месте знакомый шатер, вагончики, и причем в том же самом порядке. Точно будто кто-то перенес.
Мы приехали в полдень. Первое представление назначили на пять, но дети уже толпились у входа. Карлик Элмер разговаривал с ними и заставлял смеяться. Он увидел нас в окне машины, улыбнулся и помахал рукой. Мы сняли комнаты в маленькой гостинице рядом с церковью и скоро после четырех подошли к цирку.
Трава была еще свежей. Шатер странно освещался пробивающимся сквозь полотно ярким солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
«А я его, между прочим, и не слышал. Проснулся, не мог сразу заснуть и подошел открыть окно пошире. Я вообще-то испугался. Подумал – какого черта он тут шпионит, собрался его атаковать, а тут ты появилась из окна».
«И ты понял, что это сугубо дружественный визит. Спасибо за то, что ты за мной присматриваешь. Теперь ты, как говорится, знаешь все… Только никому не говори. Не предполагалось, что я вообще тебе что-нибудь объясню. Спокойной ночи».
И я ушла в холодную постель.
9
На следующее утро зрелище чистого поля там, где был цирк, почти шокировало. Необыкновенно пустынно, будто кто-то вроде Алладдина потер лампу, и все растворилось в воздухе… Только вытоптанный круг на месте шатра и клочья сена летают на месте конюшен. Тим остановил машину.
«Правда, чудно? Как поле, полное призраков».
Почерневшая трава и несколько обгорелых досок указывали место трагедии. Как конец грустной истории. Они, наверное, рады были уехать.
Мы вылезли из машины и пошли завтракать в Konditorei. Запах свежей выпечки взял бы в плен кого угодно, и Тим не мог пройти мимо. Маленькое окошко с теневой стороны площади заполняли разные сорта хлеба и восхитительно иностранных сластей. Тимоти впился глазами в это зрелище, а я старалась не показать, что все мое внимание сосредоточилось на объявлении сбоку «Zimmer frei», означавшему, что гость уже уехал.
«Ванесса, посмотри, как здорово называются эти штуки. Sandgugelhupf. Как насчет парочки сандгугельхупфов? А вот Polsterzipf. А неужели что-то может называться Spitzbub?»
«Непонятно, почему бы и нет. Если в этом языке существует Schokoladengugelhupf… Мне вообще-то больше нравится Schnittbrot».
«По-моему, это просто хлеб, порезанный на куски. Замечательный язык, правда?»
«Сегодня начинаю его учить. Хорошо бы здесь был книжный магазин, но его нет, у тебя нет учебника?»
«Только разговорник. Обожаю разговорники. Им кажется, что человек может захотеть сказать такое… Это, как греческий в школе.
Помню, первая фраза, которую я выучил, была: «Она несла в корзине кости». Мне до сих пор интересно чьи и зачем».
«Но ты же видишь, что фраза в результате засела у тебя в голове, для этого учебники и пишут».
«Ну да, это единственная фраза по-гречески, которую я помню, причем необыкновенно полезная. А в немецком разговорнике самая лучшая фраза – в разделе „Воздушное путешествие“. Откройте, пожалуйста, окна. Честное слово».
«Доброе утро», – раздался голос Льюиса прямо за нашей спиной. Опять он двигался очень тихо, хотя и оделся уже поприличнее. Но еще не как мой муж, все тот же профессионально незаметный и анонимный мистер Ли Элиот. Всем, кто приобрел привычку подкрадываться, советую от нее избавиться. Не собираюсь умирать от сердечного приступа.
Я сказала: «Доброе утро», – а сама думала, сразу ему сообщить, что Тим все знает, или потом. Но Тимоти был профессионален, я не успела.
«Привет, доброе утро, мистер Элиот. Вы еще не уехали?»
«Слишком рано для меня. Последние фургоны отъехали около пяти, я их даже не слышал».
«Вы, наверное, очень крепко спите, – сказал Тим жизнерадостно. – В деревне, должно быть, очень шумно, неужели это Вам не мешало?»
«Нет, спасибо. У меня была прекрасная ночь, намного лучше, чем я ожидал».
Я быстро отправила Тима за булочками и попросила Льюиса выбирать слова, потому что мальчик все знает. Пришлось ему сказать, потому что он все видел.
«Теряю квалификацию, – сказал он жизнерадостно. – Ну и что он знает?»
«Только кто ты. Он считает, что это тайное коммерческое задание для места твоей основной работы. Можно я скажу ему, что ты велел мне быть в контакте с цирком?»
«Почему бы и нет? Скажи, что фирме нужно больше деталей о смерти Денвера, а я попозже, возможно, опять появлюсь. Это, в конце концов, чистая правда. Все остальные вопросы – ко мне. А сейчас я уезжаю». И он кивнул в сторону желтовато-коричневого Вольво, облезлого, но все равно по виду мощного.
«А зачем вам столько еды, ехать ведь недалеко?.. Перестань на меня так смотреть, моя хорошая».
«Почему? Имею право! А далеко до Хохенвальда? Сколько вообще цирк проезжает в день?»
«Тридцать-сорок миль. До Хохенвальда пятьдесят километров, у вас будет приятное путешествие по красивой местности. Позавтракайте в Линденбауме и наслаждайтесь жизнью».
Когда Тим выскочил из магазина с руками, полными пакетов, мистер Элиот подробно объяснял мне путь, рисовал карту на старом конверте. Адрес на нем: Lee Elliott, Esq., с/о Kalkenbrunner Fertilizer Company, Meerstrasse, Vienna. Потом он попрощался, передал привет Аннализе, и мы уехали.
Первый раз после встречи на веранде мы с Тимом могли поговорить свободно. Завтрак в гостинице был общественным мероприятием, к тому же преданные официантки следили за каждым движением Тима. Отличная дорога, полная идиллия, солнце отбрасывало голубые тени, а обочины заросли жимолостью и белым вьюнком.
Я начала объяснять Тиму, что мне велел Льюис.
«Он хочет, чтобы я выступала как ветеринар или просто друг, никаких расспросов и детективной работы… Не играй в Арчи Гудвина! Может, ты и не хочешь принимать участие? Я-то просто счастлива дожидаться Льюиса здесь, да еще и помочь ему, может быть, немного. И я хочу присмотреть за старым конем. Но если ты хочешь уехать…»
Его протесты были беспредельно убедительны и продолжались до тех пор, пока мы не догнали телегу с сеном. Она была огромная, очень высоко и тяжело нагруженная, деревянные колеса скрипели за спинами двух трудолюбивых гнедых лошадей. Дорога узкая, с обеих сторон кусты. Когда мы с большим усилием и трехсантиметровым запасом миновали телегу, Тим сказал:
«Может, ты все-таки сможешь временно посуществовать в моем обществе?»
«Боюсь, что во многих случаях не могу существовать без твоего общества».
Скоро мы въехали в Хохенвальд.
Это – деревня еще меньше Оберхаузена в миле от главной дороги. Несколько домов, церковь, крытая дранкой, у домов – красные черепичные крыши. Крутой каменный мост перекинут через горную речку и приводит весь транспорт прямо на площадь. С юга и запада виноградники и поля, некоторые уже скошены, золото среди зелени. С севера и востока – горы со ступенчатыми валами сосен. Обочины дороги белы от пыли. Очень странно увидеть в совершенно незнакомом месте знакомый шатер, вагончики, и причем в том же самом порядке. Точно будто кто-то перенес.
Мы приехали в полдень. Первое представление назначили на пять, но дети уже толпились у входа. Карлик Элмер разговаривал с ними и заставлял смеяться. Он увидел нас в окне машины, улыбнулся и помахал рукой. Мы сняли комнаты в маленькой гостинице рядом с церковью и скоро после четырех подошли к цирку.
Трава была еще свежей. Шатер странно освещался пробивающимся сквозь полотно ярким солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42