— Но их не было дома, а твоя мама, наверное, не хотела показываться в деревне, так что она осталась в машине, пока ее муж наводил справки и получил неверную наводку от Лил Эшби.
— Да, — сказала я. — Одно мы угадали верно: она никогда бы не положила цветы тете Бетси.
— Сомневаюсь, что теперь она это когда-нибудь сделает. Но твоя матушка получила то, чего она достойна, если поразмыслить.
— Что? Ты имеешь в виду то, что она вышла в конце концов замуж за уважаемого человека?
— То, что он богат, — коротко ответил Дэйви. — Она ведь сама об этом пишет в письмах, я не ошибся?
— Да, пишет. Моя бедная мама не очень-то счастлива именно сейчас, вернувшись по прошествии времени, она думает, что ее мать умерла.
— Но ведь она узнает в конце концов, что плохие новости не соответствуют действительности, — весело сказал Дэйви. — Вот и вся история, только пока без конца. Они приехали сюда от викария и опустошили «сейф»: Лилиас знала, где лежит ключ, а потом нарвали цветов на могилу, где, как они думали, лежит твоя бабушка…
— И выкопали один из дедушкиных розовых кустов… — добавила я и рассказала ему об этом.
— Угольной лопатой… — повторил Дэйви и рассмеялся. — Ее богатый американский джентльмен! Хотел бы я на это посмотреть! Но погоди минутку. Если они забрались в «сейф» — а ведь это наверняка они, — то никак не раньше понедельника. Почему?
— Потому что «Дэйви Паскоу забрал инструменты твоего дедушки». Это цитата. Мне повторяют это каждые десять минут с той поры, как я вернулась домой.
— И они не могли пробить штукатурку. Верно. Так что они уехали, нашли то, чем это можно было сделать, и вернулись следующим вечером. Да. Точно, — Дэйви замолчал, казалось, хотел добавить что-то еще, но просто повторил: — Да, точно.
Я села за стол и воззрилась на него поверх той груды барахла, которую выгребла из ящика буфета. Шок, изумление, облегчение, беспокойство и неуверенная радость — взрыв столь несхожих чувств истощил меня и оставил путаницу в мыслях.
— А теперь они уехали. Как же мы их снова найдем? Что нам теперь делать?
— Ждать, — бодро ответил Дэйви. — Что же еще? Ждать здесь. Ты пока остаешься. Ты ведь не думаешь, что мать бросит тебя искать? А начать она могла только с Тодхолла. На что побьемся: если ты поживешь здесь, она вернется?
— Да, — сказала я. — Да, конечно. Я… Я просто никак не привыкну, Дэйви. Если она вернется сюда… И еще бабушка. Лучше ничего ей не говорить, пока мы не убедимся.
Я тряхнула головой словно для того, чтобы заставить мозги работать:
— Ой, силы небесные, если все правда, то как я скажу бабушке?
— На твоем месте, — заметил Дэйви, — я бы бросил думать об этом и приготовил ужин. У тебя есть что перекусить, или мне тебя снова к нам отвести?
— Нет. Еды достаточно. На ланч был цыпленок. Дэйви… — тут я заколебалась.
— Я понимаю. Ты хочешь побыть одна. Все в порядке. Только помни: хорошие новости не убивают. Твоя бабуля выскочит из кровати и запрыгает, как ягненок, — в точности, как и ты, когда придешь в себя. Но пока мы не удостоверились, ничего не говори. Не беспокойся, матери с отцом я тоже ничего не скажу… Ну, если ты уверена, что в порядке, я пойду? Все хорошо?
— Да. Дэйви…
Он повернулся в дверях:
— Что?
— Спасибо за все. Не знаю, что бы я без тебя делала.
— И думать об этом не надо, — ответил он. По крайней мере, мне показалось, что он сказал именно это, и еще почудилось, будто он прибавил «любимая» перед тем как резко выйти из дому и спуститься по дорожке. Скрипнула, закрываясь, калитка. Хлопнула дверца фургона. Закашлял, пробуждаясь к жизни, мотор, и фургон уехал.
Я пошла отрезать себе на ужин кусок цыпленка.
Глава 22
После ухода Дэйви в коттедже сделалось пусто. Казалось, что здесь, словно в давным-давно заброшенном доме, поселилось эхо.
Ну вот, подумала я, закончив свой одинокий ужин и вымыв посуду, а что дальше? Присси настаивала, чтобы я вернулась в Лондон, к «жизни» — так она выразилась — сразу же, как только перевозчики увезут мебель, но теперь, конечно, мне необходимо было остаться. Если Дэйви и я оказались правы, разгадывая загадку, и моя мать действительно жива и где-то неподалеку, то она, несомненно, снова вернется в Розовый коттедж.
Некая часть меня с нетерпением ожидала ее прихода, испытывая волнение и неуверенность, но ощущался и страх. Страх времени, перемены, всего того, что произошло с нами обеими за минувшие годы. И как бы бабушке ни была радостна весть о возвращении дочери, я не знала, как рассказать об этом недужной пожилой женщине, в особенности же — как поведать ей, что причиной всех этих утрат стала ее сестра.
Тетя Бетси. Снова то же самое. Слишком многих людей затронула сфабрикованная ею трагедия. Лилиас тоже, должно быть, считала, что потеряла свою мать, похороненную на местном кладбище. Я села возле заваленного хламом стола и стала размышлять.
Если наши с Дэйви догадки относительно происшедшего соответствовали истине, то что же Лилиас (мысленно я называла ее по имени — так говорила о ней бабушка, а не мамой, которой она осталась в моих детских воспоминаниях), что же Лилиас и ее муж сделали, навестив мнимую бабушкину могилу? Вернулись туда, где остановились — чтобы Лилиас могла свыкнуться с болью своей потери? Вернулись в Айову? В любом случае, у меня не было возможности отыскать их след. Я снова поспешно проглядела эти трогательные письма: ведь должен же быть адрес, куда писала тетя Бетси? Но по дурацкому американскому обыкновению в начале письма адрес не проставляется, а конверты — возможно, намеренно уничтоженные — отсутствовали. Значит, ничего, кроме «Лебы»; никаких упоминаний даже о фамилии «уважаемого джентльмена». И для меня — никакой возможности отыскать след моей матери.
Я полагаю, что тогда не взяла в расчет тот факт, что сама пережила потрясение. События последних дней, странная тайна, неожиданное возвращение в забытое прошлое, которое, однако, продолжало окутывать меня подобно старому уютному пальто, — все это, подумалось мне внезапно, напрочь запутало все мои мысли. Дзйви это заметил. Стоило мне подумать о том, что бы я сделала на месте Лилиас, и сразу стало очевидно, каков будет ее следующий шаг.
Она станет искать меня.
Тут я обнаружила, что уставилась на «Незримого Гостя». Или, скорее, сквозь картинку и металлическую дверцу за ней я взирала на то, что должно было лежать в бабушкином «сейфе». Если Лилиас и в самом деле забрала документы из тайника, значился ли где бы то ни было в этих бумагах мой лондонский адрес — адрес квартиры Джона или моей работы? Нет. Бабушка, с ее сверхточной памятью полуграмотного человека, ни за что бы не позаботилась записать их, а мое свидетельство о браке оставалось в Лондоне. С каким-то ехидным удовлетворением я осознала, что моя мать находится в том же положении, что и я:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Да, — сказала я. — Одно мы угадали верно: она никогда бы не положила цветы тете Бетси.
— Сомневаюсь, что теперь она это когда-нибудь сделает. Но твоя матушка получила то, чего она достойна, если поразмыслить.
— Что? Ты имеешь в виду то, что она вышла в конце концов замуж за уважаемого человека?
— То, что он богат, — коротко ответил Дэйви. — Она ведь сама об этом пишет в письмах, я не ошибся?
— Да, пишет. Моя бедная мама не очень-то счастлива именно сейчас, вернувшись по прошествии времени, она думает, что ее мать умерла.
— Но ведь она узнает в конце концов, что плохие новости не соответствуют действительности, — весело сказал Дэйви. — Вот и вся история, только пока без конца. Они приехали сюда от викария и опустошили «сейф»: Лилиас знала, где лежит ключ, а потом нарвали цветов на могилу, где, как они думали, лежит твоя бабушка…
— И выкопали один из дедушкиных розовых кустов… — добавила я и рассказала ему об этом.
— Угольной лопатой… — повторил Дэйви и рассмеялся. — Ее богатый американский джентльмен! Хотел бы я на это посмотреть! Но погоди минутку. Если они забрались в «сейф» — а ведь это наверняка они, — то никак не раньше понедельника. Почему?
— Потому что «Дэйви Паскоу забрал инструменты твоего дедушки». Это цитата. Мне повторяют это каждые десять минут с той поры, как я вернулась домой.
— И они не могли пробить штукатурку. Верно. Так что они уехали, нашли то, чем это можно было сделать, и вернулись следующим вечером. Да. Точно, — Дэйви замолчал, казалось, хотел добавить что-то еще, но просто повторил: — Да, точно.
Я села за стол и воззрилась на него поверх той груды барахла, которую выгребла из ящика буфета. Шок, изумление, облегчение, беспокойство и неуверенная радость — взрыв столь несхожих чувств истощил меня и оставил путаницу в мыслях.
— А теперь они уехали. Как же мы их снова найдем? Что нам теперь делать?
— Ждать, — бодро ответил Дэйви. — Что же еще? Ждать здесь. Ты пока остаешься. Ты ведь не думаешь, что мать бросит тебя искать? А начать она могла только с Тодхолла. На что побьемся: если ты поживешь здесь, она вернется?
— Да, — сказала я. — Да, конечно. Я… Я просто никак не привыкну, Дэйви. Если она вернется сюда… И еще бабушка. Лучше ничего ей не говорить, пока мы не убедимся.
Я тряхнула головой словно для того, чтобы заставить мозги работать:
— Ой, силы небесные, если все правда, то как я скажу бабушке?
— На твоем месте, — заметил Дэйви, — я бы бросил думать об этом и приготовил ужин. У тебя есть что перекусить, или мне тебя снова к нам отвести?
— Нет. Еды достаточно. На ланч был цыпленок. Дэйви… — тут я заколебалась.
— Я понимаю. Ты хочешь побыть одна. Все в порядке. Только помни: хорошие новости не убивают. Твоя бабуля выскочит из кровати и запрыгает, как ягненок, — в точности, как и ты, когда придешь в себя. Но пока мы не удостоверились, ничего не говори. Не беспокойся, матери с отцом я тоже ничего не скажу… Ну, если ты уверена, что в порядке, я пойду? Все хорошо?
— Да. Дэйви…
Он повернулся в дверях:
— Что?
— Спасибо за все. Не знаю, что бы я без тебя делала.
— И думать об этом не надо, — ответил он. По крайней мере, мне показалось, что он сказал именно это, и еще почудилось, будто он прибавил «любимая» перед тем как резко выйти из дому и спуститься по дорожке. Скрипнула, закрываясь, калитка. Хлопнула дверца фургона. Закашлял, пробуждаясь к жизни, мотор, и фургон уехал.
Я пошла отрезать себе на ужин кусок цыпленка.
Глава 22
После ухода Дэйви в коттедже сделалось пусто. Казалось, что здесь, словно в давным-давно заброшенном доме, поселилось эхо.
Ну вот, подумала я, закончив свой одинокий ужин и вымыв посуду, а что дальше? Присси настаивала, чтобы я вернулась в Лондон, к «жизни» — так она выразилась — сразу же, как только перевозчики увезут мебель, но теперь, конечно, мне необходимо было остаться. Если Дэйви и я оказались правы, разгадывая загадку, и моя мать действительно жива и где-то неподалеку, то она, несомненно, снова вернется в Розовый коттедж.
Некая часть меня с нетерпением ожидала ее прихода, испытывая волнение и неуверенность, но ощущался и страх. Страх времени, перемены, всего того, что произошло с нами обеими за минувшие годы. И как бы бабушке ни была радостна весть о возвращении дочери, я не знала, как рассказать об этом недужной пожилой женщине, в особенности же — как поведать ей, что причиной всех этих утрат стала ее сестра.
Тетя Бетси. Снова то же самое. Слишком многих людей затронула сфабрикованная ею трагедия. Лилиас тоже, должно быть, считала, что потеряла свою мать, похороненную на местном кладбище. Я села возле заваленного хламом стола и стала размышлять.
Если наши с Дэйви догадки относительно происшедшего соответствовали истине, то что же Лилиас (мысленно я называла ее по имени — так говорила о ней бабушка, а не мамой, которой она осталась в моих детских воспоминаниях), что же Лилиас и ее муж сделали, навестив мнимую бабушкину могилу? Вернулись туда, где остановились — чтобы Лилиас могла свыкнуться с болью своей потери? Вернулись в Айову? В любом случае, у меня не было возможности отыскать их след. Я снова поспешно проглядела эти трогательные письма: ведь должен же быть адрес, куда писала тетя Бетси? Но по дурацкому американскому обыкновению в начале письма адрес не проставляется, а конверты — возможно, намеренно уничтоженные — отсутствовали. Значит, ничего, кроме «Лебы»; никаких упоминаний даже о фамилии «уважаемого джентльмена». И для меня — никакой возможности отыскать след моей матери.
Я полагаю, что тогда не взяла в расчет тот факт, что сама пережила потрясение. События последних дней, странная тайна, неожиданное возвращение в забытое прошлое, которое, однако, продолжало окутывать меня подобно старому уютному пальто, — все это, подумалось мне внезапно, напрочь запутало все мои мысли. Дзйви это заметил. Стоило мне подумать о том, что бы я сделала на месте Лилиас, и сразу стало очевидно, каков будет ее следующий шаг.
Она станет искать меня.
Тут я обнаружила, что уставилась на «Незримого Гостя». Или, скорее, сквозь картинку и металлическую дверцу за ней я взирала на то, что должно было лежать в бабушкином «сейфе». Если Лилиас и в самом деле забрала документы из тайника, значился ли где бы то ни было в этих бумагах мой лондонский адрес — адрес квартиры Джона или моей работы? Нет. Бабушка, с ее сверхточной памятью полуграмотного человека, ни за что бы не позаботилась записать их, а мое свидетельство о браке оставалось в Лондоне. С каким-то ехидным удовлетворением я осознала, что моя мать находится в том же положении, что и я:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49