Вы же видели, что произошло, когда Шриффер схватился за них.
— Да-а. — Рамсей посмотрел на него пристально-оценивающим взглядом. — Вы хитрец.
Гордон решил, что это несправедливо.
— Это ведь вы стали говорить о министерстве обороны. 1-то ничего не сказал.
— Ну хорошо, хорошо, все-таки не без фокусов. Гордону очень хотелось бы знать, не называет ли его Рамсей про себя “скользким евреем”. Однако он тут же одернул себя: “Господи, это паранойя! Я начинаю думать, как моя матушка, которая считает, что гои так и норовят до тебя добраться”.
— Сожалею, — сказал Гордон. — Я просто боялся, что вы не возьметесь за эту работу, если я не промолчу, ну и… — Все в порядке, ничего не случилось. Черт подери, вы подсунули мне фантастическое дело! Это действительно очень серьезная вещь. — Рамсей постучал пальцем по фотографии.
Они молча смотрели на нее и думали. Губы у рыбы раздулись, как баллоны, цвет их был просто ужасен. В наступившей тишине Гордону стали слышны звуки, доносившиеся из лаборатории: регулярные постукивания и тиканье, ритмы и голоса. Нуклеиновые кислоты искали друг друга в стеклянных капиллярах. Запахи реактивов носились в воздухе. Лился рассеянный свет. Тик-так, тик-так.
С обложки “Лайфа” смотрел Сол Шриффер. Уверенный вид, небрежная поза, рука опирается на станину Памарского телескопа. Статья называлась “Борющийся экзобиолог” и пестрела фотографиями: Сол, вглядывающийся в снимок Венеры; Сол у панели управления радиотелескопа в Грин Бэнке. Один параграф был посвящен посланию, полученному на ЯМР-установке. Рядом с большими магнитами стоял Сол, а на заднем плане виднелся Гордон, который смотрел в пространство между магнитными полюсами, явно ничего не делая. Рука Сола тянулась к какой-то проводке, словно он собирался что-то поправить. Сигналы, полученные на ЯМР-установке, описывались как “противоречивые” и “весьма сомнительные с точки зрения большинства астрономов”. Далее приводились слова Сола: “В этой области у вас появляются какие-то шансы. Иногда вы проигрываете, но потом происходит прорыв”.
— Гордон, твое имя упомянуто здесь только один раз.
— Не забывай, что статья о Соле.
— Но ведь именно из-за тебя он здесь появился. Он катается на твоем…
— На моем успехе? — спросил он насмешливо.
— Да нет, но…
Гордон бросил на стол Рамсея чертеж.
— Я не давал вам копию этого? Рамсей поднял листок и наморщил лоб.
— Нет. А что это?
— Еще одна часть сигнала.
— Припоминаю. Это показывали по телевидению?
— Да, Шиффер.
Рамсей внимательно рассматривал пересекающиеся кривые.
— Знаете, я как-то ничего не думал об этом в тот момент. Но…
— Да?
— С моей точки зрения, это выглядит как какая-то молекулярная цепочка. Вот эти точки…
— Те, что я соединил?
— Да. Вы первый их нарисовали?
— Нет, сначала Сол расшифровал их из кодированной последовательности. Ну, что вы скажете?
— Может быть, это не просто набор кривых, а точки — молекулы. Или атомы — азот, водород, фосфор.
— Похоже на ДНК.
— Нет, тут что-то посложнее.
— Комплексное или более сложное?
— Ч-черт, я не знаю. А какая разница?
— Вы полагаете, это может иметь какое-то отношение к тем длинноцепочечным молекулам?
— Возможно.
— Вот эти фирменные названия — “Дюпон” и “Спрингс” какой-то…
— “Дюпон аналаган 58” и “Спрингфилд AD45”.
— Это не может быть одним из этих продуктов?
— Я вам уже говорил, что они не существуют.
— Ну ладно, ладно. А чем-то вроде этого может быть?
— Да. Послушайте, а почему бы мне не разобраться в этом самому?
— А как?
— Ну, обозначить атомами какие-то участки в цепях.
— Так же, как Крик и Уотсон разбирались с ДНК?
— Примерно.
— Прекрасно. Если это поможет разрешить…
— Вы не очень-то полагайтесь. Главное — эксперимент. Потери кислорода, рыбы. Мы с Хассингером собираемся сразу же опубликовать результаты.
— Очень хорошо.
— Вы не возражаете?
— А почему?
— Я хотел сказать: Хассингер считает, что мы должны написать статью вместе. Если бы вы и я захотели написать относительно послания и его содержания… Но Хассингер говорит, что это должно быть написано порознь.
— О, я понимаю. — Гордон раскачивался в кресле, чувствуя себя совершенно измотанным.
— Я не совсем согласен с ним по этому вопросу, но…
— Ничего страшного. Публикуйте ради Бога, я не возражаю.
— Честное слово?
— Я попросил вас посмотреть, в чем тут дело, только и всего. Вы посмотрели, разобрались, что-то нашли. Очень хорошо.
Это не моя идея. Ее предложил Хассингер.
Я знаю.
— Ну, спасибо. Я рассмотрю эту картинку с цепочками, которую вы принесли.
— Если это цепочки.
— Да. Но я хотел сказать, что, может быть, мы вдвоем напишем об этом?
— Отлично.
Резонансные кривые оставались плавными, но уровень шумов повышался. Гордон проводил все больше времени в лаборатории, стараясь подавить шумы электромагнитных колебаний. Он закончил основную часть своих записей для старшекурсников по теме “Классический электромагнетизм”, а потому у него развязались руки для исследований. Он перестал готовить образцы и сосредоточился на работе ЯМР-установки. Купер продолжал расшифровывать свои данные. Шумы не прекращались.
Глава 19
1998 год
Ян Петерсон с грохотом захлопнул за собой дверь кабинета и протопал по полу, покрытому широкими деревянными досками, к столу. Его кабинет имел респектабельный старинный вид, прямо из времен Морских войн, но иногда ему хотелось поменьше полированного дерева и побольше кондиционеров вокруг. Он швырнул на стол пачку бумаг. Совещание только что закончилось, и, как это всегда случалось после, голова его, казалось, забита ватой. Понемногу мозг отключался от скучных деталей и препирательств. Из многолетнего опыта он знал, что будет уставать от слишком долгих разговоров, профессиональных выражений, которыми опытные эксперты прикрывали свои зады, употребляя тщательно обезличенные суждения.
Петерсон тряхнул головой, сбрасывая это настроение, и принялся просматривать заметки в ежедневнике на письменном столе. Во-первых — установить приоритетность в порядке приема. Петерсон тщательно рассортировал список лиц, чтобы компьютерный секретарь-ответчик знал, когда его можно потревожить. Список менялся еженедельно, по мере того как он переходил от одной проблемы к другой. Людям, которые когда-либо работали с ним, казалось, что они могут продолжать звонить ему по пустякам спустя месяцы и годы. Во-вторых — поступающие к нему памятные записки, на которых проставлены крайние даты для ответа. В-третьих, личные письма — на этот раз ничего, кроме записки от Сары насчет званого вечера. В-четвертых — новые интересные вопросы с краткой аннотацией. Ну и, наконец, вопросы, не поддающиеся классификации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Да-а. — Рамсей посмотрел на него пристально-оценивающим взглядом. — Вы хитрец.
Гордон решил, что это несправедливо.
— Это ведь вы стали говорить о министерстве обороны. 1-то ничего не сказал.
— Ну хорошо, хорошо, все-таки не без фокусов. Гордону очень хотелось бы знать, не называет ли его Рамсей про себя “скользким евреем”. Однако он тут же одернул себя: “Господи, это паранойя! Я начинаю думать, как моя матушка, которая считает, что гои так и норовят до тебя добраться”.
— Сожалею, — сказал Гордон. — Я просто боялся, что вы не возьметесь за эту работу, если я не промолчу, ну и… — Все в порядке, ничего не случилось. Черт подери, вы подсунули мне фантастическое дело! Это действительно очень серьезная вещь. — Рамсей постучал пальцем по фотографии.
Они молча смотрели на нее и думали. Губы у рыбы раздулись, как баллоны, цвет их был просто ужасен. В наступившей тишине Гордону стали слышны звуки, доносившиеся из лаборатории: регулярные постукивания и тиканье, ритмы и голоса. Нуклеиновые кислоты искали друг друга в стеклянных капиллярах. Запахи реактивов носились в воздухе. Лился рассеянный свет. Тик-так, тик-так.
С обложки “Лайфа” смотрел Сол Шриффер. Уверенный вид, небрежная поза, рука опирается на станину Памарского телескопа. Статья называлась “Борющийся экзобиолог” и пестрела фотографиями: Сол, вглядывающийся в снимок Венеры; Сол у панели управления радиотелескопа в Грин Бэнке. Один параграф был посвящен посланию, полученному на ЯМР-установке. Рядом с большими магнитами стоял Сол, а на заднем плане виднелся Гордон, который смотрел в пространство между магнитными полюсами, явно ничего не делая. Рука Сола тянулась к какой-то проводке, словно он собирался что-то поправить. Сигналы, полученные на ЯМР-установке, описывались как “противоречивые” и “весьма сомнительные с точки зрения большинства астрономов”. Далее приводились слова Сола: “В этой области у вас появляются какие-то шансы. Иногда вы проигрываете, но потом происходит прорыв”.
— Гордон, твое имя упомянуто здесь только один раз.
— Не забывай, что статья о Соле.
— Но ведь именно из-за тебя он здесь появился. Он катается на твоем…
— На моем успехе? — спросил он насмешливо.
— Да нет, но…
Гордон бросил на стол Рамсея чертеж.
— Я не давал вам копию этого? Рамсей поднял листок и наморщил лоб.
— Нет. А что это?
— Еще одна часть сигнала.
— Припоминаю. Это показывали по телевидению?
— Да, Шиффер.
Рамсей внимательно рассматривал пересекающиеся кривые.
— Знаете, я как-то ничего не думал об этом в тот момент. Но…
— Да?
— С моей точки зрения, это выглядит как какая-то молекулярная цепочка. Вот эти точки…
— Те, что я соединил?
— Да. Вы первый их нарисовали?
— Нет, сначала Сол расшифровал их из кодированной последовательности. Ну, что вы скажете?
— Может быть, это не просто набор кривых, а точки — молекулы. Или атомы — азот, водород, фосфор.
— Похоже на ДНК.
— Нет, тут что-то посложнее.
— Комплексное или более сложное?
— Ч-черт, я не знаю. А какая разница?
— Вы полагаете, это может иметь какое-то отношение к тем длинноцепочечным молекулам?
— Возможно.
— Вот эти фирменные названия — “Дюпон” и “Спрингс” какой-то…
— “Дюпон аналаган 58” и “Спрингфилд AD45”.
— Это не может быть одним из этих продуктов?
— Я вам уже говорил, что они не существуют.
— Ну ладно, ладно. А чем-то вроде этого может быть?
— Да. Послушайте, а почему бы мне не разобраться в этом самому?
— А как?
— Ну, обозначить атомами какие-то участки в цепях.
— Так же, как Крик и Уотсон разбирались с ДНК?
— Примерно.
— Прекрасно. Если это поможет разрешить…
— Вы не очень-то полагайтесь. Главное — эксперимент. Потери кислорода, рыбы. Мы с Хассингером собираемся сразу же опубликовать результаты.
— Очень хорошо.
— Вы не возражаете?
— А почему?
— Я хотел сказать: Хассингер считает, что мы должны написать статью вместе. Если бы вы и я захотели написать относительно послания и его содержания… Но Хассингер говорит, что это должно быть написано порознь.
— О, я понимаю. — Гордон раскачивался в кресле, чувствуя себя совершенно измотанным.
— Я не совсем согласен с ним по этому вопросу, но…
— Ничего страшного. Публикуйте ради Бога, я не возражаю.
— Честное слово?
— Я попросил вас посмотреть, в чем тут дело, только и всего. Вы посмотрели, разобрались, что-то нашли. Очень хорошо.
Это не моя идея. Ее предложил Хассингер.
Я знаю.
— Ну, спасибо. Я рассмотрю эту картинку с цепочками, которую вы принесли.
— Если это цепочки.
— Да. Но я хотел сказать, что, может быть, мы вдвоем напишем об этом?
— Отлично.
Резонансные кривые оставались плавными, но уровень шумов повышался. Гордон проводил все больше времени в лаборатории, стараясь подавить шумы электромагнитных колебаний. Он закончил основную часть своих записей для старшекурсников по теме “Классический электромагнетизм”, а потому у него развязались руки для исследований. Он перестал готовить образцы и сосредоточился на работе ЯМР-установки. Купер продолжал расшифровывать свои данные. Шумы не прекращались.
Глава 19
1998 год
Ян Петерсон с грохотом захлопнул за собой дверь кабинета и протопал по полу, покрытому широкими деревянными досками, к столу. Его кабинет имел респектабельный старинный вид, прямо из времен Морских войн, но иногда ему хотелось поменьше полированного дерева и побольше кондиционеров вокруг. Он швырнул на стол пачку бумаг. Совещание только что закончилось, и, как это всегда случалось после, голова его, казалось, забита ватой. Понемногу мозг отключался от скучных деталей и препирательств. Из многолетнего опыта он знал, что будет уставать от слишком долгих разговоров, профессиональных выражений, которыми опытные эксперты прикрывали свои зады, употребляя тщательно обезличенные суждения.
Петерсон тряхнул головой, сбрасывая это настроение, и принялся просматривать заметки в ежедневнике на письменном столе. Во-первых — установить приоритетность в порядке приема. Петерсон тщательно рассортировал список лиц, чтобы компьютерный секретарь-ответчик знал, когда его можно потревожить. Список менялся еженедельно, по мере того как он переходил от одной проблемы к другой. Людям, которые когда-либо работали с ним, казалось, что они могут продолжать звонить ему по пустякам спустя месяцы и годы. Во-вторых — поступающие к нему памятные записки, на которых проставлены крайние даты для ответа. В-третьих, личные письма — на этот раз ничего, кроме записки от Сары насчет званого вечера. В-четвертых — новые интересные вопросы с краткой аннотацией. Ну и, наконец, вопросы, не поддающиеся классификации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102