.. Резиновый комбинат... А вон за буграми - дымит гигантское на все небо - вторая в Эсесер по мощности торфяная станция... И - то же самое - два года назад: болото, кулики, комарье... Вот как...
Тем временем профессор Родионов пробирался по четвертому классу в поисках Нины Николаевны. Она умыла Зинаиду, вернулась на корму и заплетала девочке косу.
Зинаида вертела головой, следя за чайками.
- Зинаида, стой смирно...
- Мама, птицы.
- Вижу, вижу... Не верти же головой, господи...
- Птицы, мама...
На корме, под висящей лодкой, среди тряпья, медных тазов, кастрюль, сидели цыгане, похожие на переодетых египтян. На покрышке трюма - русские: пятидесятилетний мужик со звериным длинным носом, утопшим в непричесанных усах, без шапки, на босых ногах - головки от валенок. Рядом - дочь, мягкая девка в ситцевой кофте, линялая полушалка откинута на шею. Ей не то жарко, не то беспокойно: поминутно вынимает из соломенного цвета волос ярко-зеленую гребенку, чесанет и опять засунет. По другую сторону отца - человек в хороших сапогах, в сетке вместо рубахи, чисто выбритый, все лицо сощурено, локти на раздвинутых коленях, - видимо, ему не доставляет удовольствия нетерпеливое движение берегов: едет по делу. Поодаль - четвертый мужик, с болезненно-голубоватым лицом и лишаями на лбу. Лениво надрезает ржавым ножиком заплесневелый хлеб, жует, с трудом проглатывая. Наверху, на палубе первого класса, стоят американцы - Лимм и Педоти, с биноклями и путеводителем.
- Я спрашиваю - для чего русским такие неизмеримые богатства? - говорит Педоти. - Кусок черного хлеба и глоток воды их, видимо, вполне удовлетворяют... Несправедливо, чтобы дикий, безнравственный и неприятный народ владел подобными запасами энергии.
- Вы правы, мистер Педоти: несправедливо и опасно...
- И у нас легкомысленно не хотят понять все размеры этой опасности...
Профессор Родионов появился на корме. Нина Николаевна оглянулась на него, чуть-чуть нахмурилась.
- Вот где ты, - сказал он.
- Да, как видишь... (Взяла дочь за плечи и решительно повернула к нему.) Зина, это - папа, ты не забыла его, надеюсь?
- Ляля здравствуй. - Он присел перед дочерью; она насупилась, отодвинулась к матери в коленки. - Деточка милая, ты помнишь папу? Заморгал. Нина Николаевна, отвернув голову, глядела на облако. Начала моргать и Зинаида, опустились углы губ. Тогда Нина Николаевна сказала: Зинаида, пойди с папой на палубу...
- Лялечка, пойдем кормить птичек, чаечек...
Нина Николаевна пододвинула девочку к отцу; Зинаида задышала. Он взял ее на руки, поцеловал и, оглянувшись на мать:
- А ты, Нина, не пройдешь наверх?
- Нет...
- По-моему, нам нужно очень, очень как-то поговорить...
Она отвернулась. Профессор ушел с Зинаидой на руках.
Заросший мужик со звериным носом, ни на кого не глядя, сказал натужным голосом:
- Пятьдесят лет работаю... Я не трудящийся? Это - как это, по-вашему? (Человек в сетке и хороших сапогах, крутанув головой, усмехнулся.) По какой меня причине голоса лишают?
- А по той причине, что ты - кулак.
- А это что? (Показывает ему руки.) Мозоли, дружок...
- Креститься мне на твои мозоли?
- Перехрестишься, - трудовые...
- Врешь, - кулацкие...
- Тьфу! - плюнул заросший мужик. - Дятел-толкач... Разве такие кулаки-то?
- Вот то-то, что такие...
- Книжник ты, сукин ты сын!
Тогда дочь его, мягкая девка, сморщилась, ущипнула отца за плечо:
- Да что ты, тятенька? Я тебе говорю - молчи...
- Нет, не такие кулаки-то... Я из навоза пятьдесят лет не вылезаю... Хлеб мой небось жрешь, не дависся...
- Это вопрос, - взглянув на него холодно, ответил человек в сетке. Может, я и давлюсь твоим хлебом...
- Врешь!.. Дунька, врет... - И бородищей прямо в лицо колхознику: Объясни мне эту политику...
- Голоса тебе сроду не дадим, потому что ты - отсталое хозяйство и ты кулак как класс... Батраков сколько держал?
- Ну, держал... А тебе какое дело... Что ты мне в душу лезешь!
Дунька, сморшась, опять ущипнула отца за плечо:
- Да что ты, в самом деле? Я тебе говорю - молчи...- И человеку в сетке: - Чего ты с ним разговариваешь - он выпимши...
На верхней палубе появилась Шура. Навстречу ей вывернулся Ливеровский. Приподнял шляпу:
- Мы, кажется, ехали в одном вагоне.
- Чего? (Споткнулась, но вид Ливеровского был настолько предупредителен, что Шура приняла знакомство.) Я вас тоже видела...
- Знаете, - отдыхает глаз - глядеть на такую счастливую парочку.
- Чего?
- Я завистлив... Хожу все утро и завидую вашему мужу...
- Ах, вы про нас... Ну, многое вы знаете...
- Оставьте. Хотя удовлетворить хорошенькую женщину - не легкая задача... Правда.
- Чего? (Подавила смех.) Какая же я хорошенькая?
- Ну, ну... Отлично знаете себе цену.
- Вы кто - кинематографический артист?
Они прошли. Заросший мужик на корме опять заскри - пел:
- Ты еще не работал. Ты на бумаге работал. Ты меня не переспоришь...
- Да тятенька же! - Дунька чеснулась зеленой гребенкой.
Человек в сетке ответил: - Леший...
- Я - леший?
- Лешего социализму учить, так и тебя... Мы вас сломим...
- Антиресно!
- Да. - Дунька щипнула отца, да не выговорила, от волнения высморкалась в конец полушалки...
Заросший мужик:
- Хозяин был - хозяином и останусь. Свое добро не отдам, сожгу...
- Невежа, - с отвращением проговорил человек в сетке. - Колхоз по всей науке - высшая форма хозяйства. Упирайся, нет ли, - все равно ты мужик мертвый...
- Так ты и скажи, - силой меня в колхоз... Мы тебе поработаем, - все дочиста переломаем, все передеремся... Уравняли!.. Я, знаешь, какой работник, - за свое добро горло перегрызу... А другой - лодырь, пьяница, вор... Ему лень на себе блоху поймать... И ему даром мое добро отдай! Да я всех коров зарежу, лошадям ноги переломаю.
Дунька изо всей силы толкнула отца и - колхознику:
- Не видишь - он сумасшедший, не говори ты с ним...
Четвертый собеседник, болезненный мужик с лишаями на лбу, проговорил примирительно:
- Это правда: наука помогает...
- В чем она тебе помогает? - закричал заросший мужик.
- Она себя оправдывает.
- Наука?
- Мы все стали глубокомысленные. Взялись за работу сообща. По предписанию науки.
- Дурак сопатый...
- Это верно, за мной это утвердилось. С малолетства на хозяев работал, и работал плохо - с точки зрения, как у меня кила... Так и слыл - плохой человек... А наука меня от дела не гонит, я теперь у дела хлеб ем, - езжу на тракторе... А без науки, по природе, только кошка действует...
Заросший мужик плюнул. Опять замолчали. На верхней палубе проходит Родионов с Зинаидой.
- Папа, птицы! - говорит она.
- Чайки принадлежат к семейству пингвинов, Зиночка, они питаются рыбой и другими ингредиентами... Мясо их жестко..
- Папа, они голодные.
- Пойдем, попросим хлебца, будем им кидать... Деточка моя, ты очень любишь маму? Мама - изумительная, цельная, редкая женщина...
Зинаида, насупясь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18