ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

.. Вы не позволили мне ехать на этот бал,- продолжал он, между тем как она по-прежнему не шевелилась и не то чтобы не слушала его, а следила за другою, внутреннею речью,- но вы не откажетесь принять от меня и взять с собою эти цветы?
Он подал ей букет из гелиотропов.
Она быстро взглянула на Литвинова, протянула руки и, внезапно схватив конец ветки, украшавшей ее голову, промолвила:
- Хочешь? Скажи только слово, и я сорву все это и останусь дома.
У Литвинова сердце так и покатилось. Рука Ирины уже срывала ветку...
- Нет, нет, зачем же? - подхватил он торопливо, в порыве благодарных и великодушных чувств,- я не эгоист, зачем стеснять свободу... когда я знаю, что твое сердце...
- Ну, так не подходите, платье изомнете,- поспешно проговорила она.
Литвинов смешался.
- А букет возьмете? - спросил он.
- Конечно: он очень мил, и я очень люблю этот запах. Mersi... Я его сохраню на память...
- Первого вашего выезда,- заметил Литвинов,- первого вашего торжества.
Ирина посмотрела на себя в зеркало через плечо, чуть согнувши стан.
- И будто я в самом деле так хороша? Вы не пристрастны ?
Литвинов рассыпался в восторженных похвалах. Но Ирина уже не слушала его и, поднеся букет к лицу, опять глядела куда-то вдаль своими странными, словно потемневшими и расширенными глазами, а поколебленные легким движением воздуха концы тонких лент слегка приподнимались у ней за плечами, словно крылья. Появился князь, завитый, в белом галстуке, черном полинялом фраке и с владимирскою лентой дворянской медали в петлице; за ним вошла княгиня в шелковом платье шине, старого покроя, и с тою суровою заботливостию, под которою матери стараются скрыть свое волнекие, оправила сзади дочь, то есть безо всякой нужды встряхнула складками ее платья. Четвероместный ямской рыдван, запряженный двумя мохнатыми клячами, подполз к крыльцу, скрыпя колесами по сугробам неразметенного снега, и тщедушный лакей в неправдоподобной ливрее выскочил из передней и с некоторою отчаянностью доложил, что карета готова... Благословив на ночь оставшихся детей и облачившись в меховые одежды, князь и княгиня направились к крыльцу; Ирина в жиденьком коротеньком салопчике,- уж как же ненавидела она этот салопчик! молча последовала за ними. Провожавший их Литвинов надеялся получить прощальный взгляд от Ирины, но она села в карету,не оборачивая головы.
Около полуночи он прошелся под окнами собрания. Бесчисленные огни громадных люстр сквозили светлыми точками из-за красных занавесей, и по всей площади, заставленной экипажами, нахальным, праздничным вызовом разносились звуки штраусовского вальса.
На другой день, часу в первом, Литвиное отправился к Осининым. Он застал дома одного князя, который тотчас же ему объявил, что у Ирины болит голова, что она лежит в постели и не встанет до вечера, что, впрочем, такое расстройство нимало не удивительно после первого бала.
- С'est tres naturel, vous savez, dans les jeunes filles,- прибавил он по-французски, что несколько поразило Литвинова, который в то же мгновение заметил, что на князе был не шлафрок, как обыкновенно, а сюртук.- И притом, продолжал Осинин,- как ей было не занемочь после вчерашних происшествий!
- Происшествий? - пробормотал Литвинов.
- Да, да, происшествий, происшествий,de vrais evenements. Вы не можете себе представить, Григорий Михайлович, quel succes elle a eu! Весь двор заметил ее! Князь Александр Федорович сказал, что ей место не здесь и что она напоминает ему графиню Девонширскую... ну, вы знаете, ту... известную... А старик граф Блазенкрампф объявил во всеуслышание, что Ирина - la reine du bal, и пожелал ей представиться; он и мне представился, то есть он мне сказал, что он меня помнит гусаром, и спрашивал, где я теперь служу. Презабавный этот граф, и такой rateur du beau sexe! Да что я! княгиня моя... и той не давали покоя: Наталья Никитишна сама с ней заговаривала ... чего больше? Ирина танцевала avec tous lesmeilleurs cavaliers; уж подводили мне их, подводили... я и счет потерял. Поверите ли: так все и ходят толпами вокруг нас; в мазурке только ее и выбирали. Один иностранный дипломат, узнав, что она москвичка, сказал государю: "Sire,- сказал он,- decidement c'est Moscou qui est le centre de votre empire!" - а другой дипломат прибавил: "C'est une vraie revolution, sire",- revelation или revolution... что-то в этом роде. Да...да...это...это...я вам скажу: это было что-то необыкновенное.
- Ну, а сама Ирина Павловна? - спросил Литвинов, у которого во время княжеской речи похолодели ноги и руки,- веселилась, казалась довольна?
- Конечно, веселилась; еще бы ей не быть довольной! А впрочем, вы знаете, ее сразу не разберешь. Все мне говорят вчера:как это удивительно! jamais on ne dirait que mademoiselle vorte fille est a son premier bal. Граф Рейзенбах, между прочим... да вы его, наверное, знаете...
- Нет, я его вовсе не знаю и не знал никогда.
- Двоюродный брат моей жены...
- Не знаю я его.
- Богач, камергер, в Петербурге живет, в ходу человек, в Лифляндии всем вертит. До сих пор он нами пренебрегал ... да ведь я за этим не гонюсь. J 'ai l'humeur facile, comme vous savez . Ну, так вот он. Подсел к Ирине, побеседовал с ней четверть часа, не более, и говорит потом моей княгине: "Ма соusine, говорит, votre fille est une perle; c'est une perfection; все поздравляют меня с такой племянницей..эх. А потом я гляжу: подошел он к... важной особе и говорит, а сам все посматривает на Ирину... ну, и особа посматривает...
- И так-таки Ирина Павловна целый день не покажется ? - опять спросил Литвинов.
- Да; у ней голова очень болит. Она велела вам кланяться и благодарить вас за ваш букет, qu'on a trouve charmant. Ей нужно отдохнуть... Княгиня моя поехала с визитами... да и я сам вот...
Князь закашлялся и засеменил ногами, как бы затрудняясь, что еще-прибавить. Литвинов взял шляпу, сказал, что не намерен мешать ему и зайдет позже осведомиться о здоровье, и удалился.
В нескольких шагах от осининского дома он увидел остановившуюся перед полицейскою будкой щегольскую двуместную карету. Ливрейный, тоже щегольской лакей, небрежно нагнувшись с козел, расспрашивал будочника из чухонцев, где здесь живет князь Павел Васильевич Осинин. Литвинов заглянул в карету: в ней сидел человек средних лет, геморроидальной комплексии, с сморщенным и надменным лицом, греческим носом и злыми губами, закутанный в соболью шубу, по всем признакам важный сановник.

Литвинов не сдержал своего обещания зайти попозже; он сообразил, что лучше отложить посещение до следующего дня. Войдя, часов около двенадцати, в слишком знакомую гостиную, он нашел там двух младших княжон, Викториньку и Клеопатриньку. Он поздоровался с ними, потом спросил, легче ли Ирине Павловне и можно ли ее видеть.
- Ириночка уехала с мамасей,- отвечала Викторинька; она хотя и сюсюкала, но была бойчее своей сестры.
- Как... уехала? - повторил Литвинов, и что-то тихо задрожало у него в самой глубине груди.- Разве... разве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48