Второй дух исчез с появлением мертвецов, несших драконьи черепа, и Палин понятия не имел, куда подевался его товарищ по несчастью. Он заметил только, что отлучки Даламара стали практически постоянными.
Сам Маджере по-прежнему боялся расставаться со своим телом, однако за последние несколько дней он явно осмелел, подогреваемый тревожной (и мучившей всех без исключения мертвецов) мыслью о том, что момент пришествия Такхизис в мир неумолимо приближается.
Ее Темное Величество обладала бессчетным количеством всевозможных форм, но, имея дело с чешуйчатыми, предпочитала появляться в соответствующем облике. Сейчас ее огромное туловище увенчивали пять голов разных цветов и пород. У красной — самой страшной и воинственной — пламя вырывалось из ноздрей; у изящной, но оттого не менее опасной синей — из-под острых, как бритва, клыков. Коварная черная голова источала смертельный яд, от жестокой белой веяло леденящим холодом, а из пасти зеленой — хитрой и вероломной — текла тошнотворная пена.
Такой она представала и перед мертвыми, повергая их в животный страх. Палин искренне ненавидел и презирал ее и тем не менее вынужден был ей служить: его порабощал ум, светившийся в глазах этих ужасных драконьих голов, — ум Божества, способный объять необъятное, постичь непостижимое, сосчитать все капли в морях и песчинки в пустынях.
Не в силах смотреть на Такхизис, вбиравшую в себя силу драконьих черепов под их же хвалебную песнь, дух Палина оторвался от тела и полетел прочь.
Он все еще не мог расстаться с человеческими привычками, а потому передвигался по городу как обычно — то есть старательно огибая здания и людей. Причина столь странного для духа поведения была довольно проста: пройдя сквозь них, он был бы вынужден признать свой разрыв с жизнью, с физическим планом бытия, а Палин к этому еще не был готов.
Впрочем, очень скоро маг убедился, что незримая оболочка давала ряд преимуществ. В частности, на него не могли воздействовать ничьи прикосновения, и это было очень кстати, ибо горожане, горевшие желанием узреть великое чудо, такими толпами валили в Храм Единого Бога, что, если бы Палин сунулся на улицы Оплота, пребывая в своем смертном теле, его бы давно уже сбили с ног — совсем как двух нищих, барахтавшихся в пыли на обочине дороги. Одного из них, хромого, сильно толкнули, и его костыль отлетел на несколько шагов в сторону, а второй, незрячий, потерял в давке палку, служившую ему посохом, и теперь растерянно шарил по земле руками, пытаясь найти ее.
Забыв на мгновение о своей бесплотности, маг инстинктивно подался в их сторону, чтобы предложить помощь. Серебряные волосы и белые одежды слепого показались ему знакомыми. Особенно волосы… Лицо калеки скрывала широкая черная повязка, но Маджере не сомневался, что уже видел его раньше, вот только не мог припомнить, где именно. Внезапно в сознании Палина мелькнуло воспоминание о Цитадели Света, и тогда он сразу узнал этого человека, который в действительности таковым не являлся.
Духовному взору мага открылся истинный облик двух нищих — та изначальная астральная сущность любого живого существа, что всегда остается неизменной, какой бы вид оно ни принимало в мире смертных: серебряный дракон Мирроар, бывший Хранитель Цитадели Света, стоял бок о бок с синим драконом на улице Оплота.
Дух Даламара также отсутствовал этой ночью. Темный эльф уносился гораздо дальше Маджере, ибо его не пугали материальные предметы. Горы были для него такими же неосязаемыми, как и облака, а потому он легко проник сквозь толстые каменные стены пещеры Малис и, подобно воздуху, заструился по извилистым ее лабиринтам.
Огромная красная драконица почивала, как и во время всех его предыдущих визитов. Правда, на сей раз кое-что изменилось, и маг сразу это заметил. Прежде Малис спала крепко и безмятежно, уверенная в том, что она — верховная владычица этого мира и нет никого, кто смог бы бросить ей вызов. Теперь же ее сон был беспокойным. Лапы драконицы вздрагивали, глаза нервно перекатывались под веками, ноздри раздувались, из пасти текла слюна, а из груди вырывался тяжелый рык. Малис что-то снилось — судя по всему, что-то очень неприятное, — но даже самое кошмарное сновидение показалось бы ей пустяком по сравнению с пробуждением, которое ей предстояло…
— Величественная и Милостивейшая Повелительница, — позвал ее Даламар.
Драконица открыла один глаз. Было очевидно, что Малис пребывает отнюдь не в лучшем состоянии — обычно Даламару приходилось окликать ее несколько раз или даже просить кого-нибудь из прислуживавших ей драконов прийти и разбудить свою повелительницу.
— Зачем ты потревожил меня? — прорычала она.
— Дабы сообщить вам о том, что происходит в мире, пока вы спите.
— Ну, говори, — разрешила Малис, открывая второй глаз.
— Где ваш тотем, Повелительница? — холодно спросил Даламар.
Малис повернула голову, уверенная в том, что увидит огромную гору черепов, память о многочисленных победах — своих, Ская и Берилл. Затем глаза ее округлились, а дыхание перешло в ужасающий свист. Вскочив на лапы так стремительно, что гора содрогнулась до самого основания, драконица принялась дико озираться по сторонам.
— Где он? — взревела она, бешено забив хвостом. Гранитные стены начали трескаться от ударов. Сталактиты падали с потолков, вдребезги разбиваясь о голову Малис, но она не обращала на это никакого внимания. — Кто украл его? Отвечай!
— Отвечу, — спокойно сказал маг. Его не пугала разъяренная драконица, ибо она не могла причинить ему, бесплотному, никакого вреда. — Однако прежде я хочу попросить кое-что взамен.
— Тебе бы только торговаться, — прошипела она, сплюнув пламенем.
— У меня нет выбора, — объяснил Даламар, показывая ей свои призрачные руки. — Вы отыщете тотем и накажете похитителя, а потом с помощью магии соедините мой дух и мое тело.
— Договорились, — рыкнула Малис и вытянула голову. — Назови вора.
— Мина.
— Мина? — повторила драконица озадаченно. — Кто такая Мина и зачем ей понадобился мой тотем? И потом, как она умудрилась добраться до него? Я не чувствую постороннего запаха, а значит, никто не вторгался в мою пещеру. Следовательно, никто не мог и унести его.
— Даже целой армии воров было бы не под силу завладеть вашим тотемом, — согласился Даламар, — если только эта армия не состоит из мертвецов. А именно таковая здесь и побывала.
— Мина… — выдохнула Малис с презрением. — Кажется, я что-то припоминаю. Она командует душами мертвых. Какая мерзость!
— Эта «мерзость» украла ваш тотем, пока вы отдыхали, и воздвигла его в Оплоте, в бывшем Храме Сердца, ныне именуемом Храмом Единого Бога.
— Опять Единый Бог, — зарычала Малис. — Он начинает меня порядком раздражать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Сам Маджере по-прежнему боялся расставаться со своим телом, однако за последние несколько дней он явно осмелел, подогреваемый тревожной (и мучившей всех без исключения мертвецов) мыслью о том, что момент пришествия Такхизис в мир неумолимо приближается.
Ее Темное Величество обладала бессчетным количеством всевозможных форм, но, имея дело с чешуйчатыми, предпочитала появляться в соответствующем облике. Сейчас ее огромное туловище увенчивали пять голов разных цветов и пород. У красной — самой страшной и воинственной — пламя вырывалось из ноздрей; у изящной, но оттого не менее опасной синей — из-под острых, как бритва, клыков. Коварная черная голова источала смертельный яд, от жестокой белой веяло леденящим холодом, а из пасти зеленой — хитрой и вероломной — текла тошнотворная пена.
Такой она представала и перед мертвыми, повергая их в животный страх. Палин искренне ненавидел и презирал ее и тем не менее вынужден был ей служить: его порабощал ум, светившийся в глазах этих ужасных драконьих голов, — ум Божества, способный объять необъятное, постичь непостижимое, сосчитать все капли в морях и песчинки в пустынях.
Не в силах смотреть на Такхизис, вбиравшую в себя силу драконьих черепов под их же хвалебную песнь, дух Палина оторвался от тела и полетел прочь.
Он все еще не мог расстаться с человеческими привычками, а потому передвигался по городу как обычно — то есть старательно огибая здания и людей. Причина столь странного для духа поведения была довольно проста: пройдя сквозь них, он был бы вынужден признать свой разрыв с жизнью, с физическим планом бытия, а Палин к этому еще не был готов.
Впрочем, очень скоро маг убедился, что незримая оболочка давала ряд преимуществ. В частности, на него не могли воздействовать ничьи прикосновения, и это было очень кстати, ибо горожане, горевшие желанием узреть великое чудо, такими толпами валили в Храм Единого Бога, что, если бы Палин сунулся на улицы Оплота, пребывая в своем смертном теле, его бы давно уже сбили с ног — совсем как двух нищих, барахтавшихся в пыли на обочине дороги. Одного из них, хромого, сильно толкнули, и его костыль отлетел на несколько шагов в сторону, а второй, незрячий, потерял в давке палку, служившую ему посохом, и теперь растерянно шарил по земле руками, пытаясь найти ее.
Забыв на мгновение о своей бесплотности, маг инстинктивно подался в их сторону, чтобы предложить помощь. Серебряные волосы и белые одежды слепого показались ему знакомыми. Особенно волосы… Лицо калеки скрывала широкая черная повязка, но Маджере не сомневался, что уже видел его раньше, вот только не мог припомнить, где именно. Внезапно в сознании Палина мелькнуло воспоминание о Цитадели Света, и тогда он сразу узнал этого человека, который в действительности таковым не являлся.
Духовному взору мага открылся истинный облик двух нищих — та изначальная астральная сущность любого живого существа, что всегда остается неизменной, какой бы вид оно ни принимало в мире смертных: серебряный дракон Мирроар, бывший Хранитель Цитадели Света, стоял бок о бок с синим драконом на улице Оплота.
Дух Даламара также отсутствовал этой ночью. Темный эльф уносился гораздо дальше Маджере, ибо его не пугали материальные предметы. Горы были для него такими же неосязаемыми, как и облака, а потому он легко проник сквозь толстые каменные стены пещеры Малис и, подобно воздуху, заструился по извилистым ее лабиринтам.
Огромная красная драконица почивала, как и во время всех его предыдущих визитов. Правда, на сей раз кое-что изменилось, и маг сразу это заметил. Прежде Малис спала крепко и безмятежно, уверенная в том, что она — верховная владычица этого мира и нет никого, кто смог бы бросить ей вызов. Теперь же ее сон был беспокойным. Лапы драконицы вздрагивали, глаза нервно перекатывались под веками, ноздри раздувались, из пасти текла слюна, а из груди вырывался тяжелый рык. Малис что-то снилось — судя по всему, что-то очень неприятное, — но даже самое кошмарное сновидение показалось бы ей пустяком по сравнению с пробуждением, которое ей предстояло…
— Величественная и Милостивейшая Повелительница, — позвал ее Даламар.
Драконица открыла один глаз. Было очевидно, что Малис пребывает отнюдь не в лучшем состоянии — обычно Даламару приходилось окликать ее несколько раз или даже просить кого-нибудь из прислуживавших ей драконов прийти и разбудить свою повелительницу.
— Зачем ты потревожил меня? — прорычала она.
— Дабы сообщить вам о том, что происходит в мире, пока вы спите.
— Ну, говори, — разрешила Малис, открывая второй глаз.
— Где ваш тотем, Повелительница? — холодно спросил Даламар.
Малис повернула голову, уверенная в том, что увидит огромную гору черепов, память о многочисленных победах — своих, Ская и Берилл. Затем глаза ее округлились, а дыхание перешло в ужасающий свист. Вскочив на лапы так стремительно, что гора содрогнулась до самого основания, драконица принялась дико озираться по сторонам.
— Где он? — взревела она, бешено забив хвостом. Гранитные стены начали трескаться от ударов. Сталактиты падали с потолков, вдребезги разбиваясь о голову Малис, но она не обращала на это никакого внимания. — Кто украл его? Отвечай!
— Отвечу, — спокойно сказал маг. Его не пугала разъяренная драконица, ибо она не могла причинить ему, бесплотному, никакого вреда. — Однако прежде я хочу попросить кое-что взамен.
— Тебе бы только торговаться, — прошипела она, сплюнув пламенем.
— У меня нет выбора, — объяснил Даламар, показывая ей свои призрачные руки. — Вы отыщете тотем и накажете похитителя, а потом с помощью магии соедините мой дух и мое тело.
— Договорились, — рыкнула Малис и вытянула голову. — Назови вора.
— Мина.
— Мина? — повторила драконица озадаченно. — Кто такая Мина и зачем ей понадобился мой тотем? И потом, как она умудрилась добраться до него? Я не чувствую постороннего запаха, а значит, никто не вторгался в мою пещеру. Следовательно, никто не мог и унести его.
— Даже целой армии воров было бы не под силу завладеть вашим тотемом, — согласился Даламар, — если только эта армия не состоит из мертвецов. А именно таковая здесь и побывала.
— Мина… — выдохнула Малис с презрением. — Кажется, я что-то припоминаю. Она командует душами мертвых. Какая мерзость!
— Эта «мерзость» украла ваш тотем, пока вы отдыхали, и воздвигла его в Оплоте, в бывшем Храме Сердца, ныне именуемом Храмом Единого Бога.
— Опять Единый Бог, — зарычала Малис. — Он начинает меня порядком раздражать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128