Потому, сообразил позднее Джим, что Орк был почти без остатка поглощен наслаждением. Огненные шелковые нити опутали и Джима, но он сделал самое отчаянное в своей жизни усилие – и ускользнул.
Он стоял в больничном коридоре на половине шага, который сделал, увидев мантру Сью. На путешествие у него ушло всего полсекунды по земному времени.
Джим замер, повернулся, закрыв один глаз, чтобы не видеть мантру, и устремился обратно к доктору Порсене. Нет, к нему нельзя: у него сеанс с Санди Мелтон. Но ведь он сам велел Джиму тут же обратиться к нему или к другому врачу, если Джима потянет назад. И Джим обещал, что так и сделает, хотя тогда его позабавила мысль о том, что он может не устоять перед зовом сирен Многоярусного мира.
Дрожа, весь в поту, с тревогой, сидящей в нем, как черная наседка на черных яйцах, Джим побежал к доктору Тархуне.
Джим верил теперь, что ад существует. И помещается он в Рыжем Орке, в мирах властителей. Там же помещается и рай – одно не может существовать без другого.
Джим ни того ни другого не хотел.
– Матерь Божия! – завопил он, врываясь в кабинет. – Помогите мне!
Помогите!
ГЛАВА 31
Доктор Порсена сидел у себя в кабинете и обдумывал свой следующий сеанс с Джимом Гримсоном.
Это будет последний сеанс Джима в качестве стационарного пациента. В этот же день он перейдет на житье к Вайзакам. Расставание с больничной обстановкой будет для него пугающим. Выписка порой травмирует не меньше, чем помещение в больницу. Однако Джим сейчас гораздо лучше оснащен духовно и эмоционально против потрясений и забот «внешнего мира», чем в ту ночь, когда его доставили сюда.
Джим подвергался большой опасности навсегда застрять в коконе своих фантазий. Он мог бы, полностью ушедший в себя, не реагирующий ни на какие стимулы за пределами своего мозга, до конца дней разыгрывать у себя в голове приключения Рыжего Орка. При этом он перестал бы быть Джимом Гримсоном, сотоварищем Орка в умственной и физической жизни. Джим весь ушел бы в Орка, как вода в сухую губку, и от него не осталось бы и следа.
После спонтанного возвращения Джима в иной мир его оставили в больнице еще на неделю. Интенсивное лечение начали только после того, как продержали Джима несколько дней на транквилизаторах. Потом ему прекратили давать торазин, но предоставили столько индивидуальных сеансов, сколько ему потребуется. И Джим, и психиатр в этот период почти не знали сна. Порсене, кроме занятий с Джимом, приходилось выполнять свое обычное расписание.
Тем временем застукали Алого Буквовщика – он как раз прикреплял к стенке очередное сортирное изречение. На сей раз, однако, он целил выше и проделывал это в кабинете доктора Сцеволы. Преступником оказался калека, Младшенький Вуниер, и Порсену это не удивило. Вуниер всегда держался очень вызывающе. Хотя он обещал отказаться от расклейки своих эпиграмм, его в виде наказания лишили некоторых льгот. Вуниер не возражал. На какое-то время он стал героем среди больных.
Из последнего визита родителей Джима в назначенный день ничего не вышло. Порсена не мог разрешить Джиму с ними увидеться – пациент был не в том состоянии, чтобы подвергнуться травмирующим впечатлениям. Психиатра приятно удивило, что Гримсоны согласились отложить отъезд в Техас до тех пор, пока не поговорят с сыном. Теперь эта встреча наконец состоялась – и с результатом, которого Порсена не ожидал.
Кое-что в рассказах Джима озадачивало и тревожило доктора. Это побудило Порсену провести некоторые исследования, хотя он и чувствовал себя при этом немного глупо. Джиму он об этом не сказал и не собирался говорить. Долго еще – а возможно, и никогда.
Похождения Джима задели некий колокол в уме Порсены. По волнам волшебного моря пронесся слабый звон. Желая удостовериться, что беспокоится он напрасно, доктор позвонил своей знакомой, доктору Мэри Брицци. Она была не только профессором английской литературы, но и заядлой читательницей фантастики всякого рода. Порсена назвал ей имена властителей, места и события, о которых упоминал Джим, не сказав, что почерпнул все это у своего пациента.
– Это все из «Дидактических и символических трудов» Уильяма Блейка, – сказала Брицци. – Но кое-что упоминается и в цикле Фармера, как тебе известно, А некоторых властителей, о которых пишет Фармер, нет у Блейка. Это уже вопрос творческого воображения. И родственные отношения между властителями у Фармера тоже несколько отличаются от блейковских.
А сведения Джима отличаются и от фармеровских, и от блейковских, подумал Порсена.
– Блейковский город Голгонооза и некоторые властители, например, Манату Ворсион, Иаджим и Зазель из Мира Пещер, у Фармера не упоминаются. Фармер также пока нигде не писал, что Рыжий Орк был некогда человекозмеем.
У Блейка Рыжий Орк действительно был превращен на время в подобие змеечеловека. Но это сделал не Лос, его отец. Я проверю, но, по-моему, это был другой властитель, Уризен. То, что из тела Орка выделяются драгоценности, – это тоже есть у Блейка. В последней книге Фармера имеется любопытная интерлюдия. Кикаха видит вдали старика в странных одеждах, явно не властителя. Я думаю, что этот старик – Уильям Блейк, и это будет открыто в следующем романе, если он будет написан. Но как мог Блейк, умерший в 1827 году, явиться живым в карманных вселенных властителей, мне неясно. Возможно, Фармер объяснит это в следующей книге. Можно спросить, что заинтересовало тебя, как психиатра, в этих двух мифотворцах?
– Они фигурируют в работе, которую я пишу, – сказал Порсена. – Если опубликуют, пошлю тебе экземпляр.
Повесив трубку, доктор надолго задумался. Допустим, говорил он себе, что параллельные миры и искусственные карманные вселенные действительно существуют. Допустим, что существуют властители. Допустим также, что Блейк каким-то образом получил информацию о них. Теория Джима о том, что Фармер узнал о карманных вселенных через «щели» или «вибрацию» в их смежных с Землей стенах, возможно, не лишена основания – если не лишена его сама предпосылка. Допустим на минуту, что и Блейк получил какие-то образы или иные сведения через те же щели. И эти образы легли в основу его «Дидактических и символических трудов». Блейк, признанный гений и, возможно, сумасшедший, перемешал сведения о тоанских мирах с иудейско-христианской теологией и прочими концепциями.
Результатом этого явились «Труды» – смесь истины, поэзии, мистики и аллегорий. Но как мог Фармер, американский писатель, родившийся через девяносто один год после смерти Блейка, настроиться на волну практически той же самой информации? Следует отметить некоторое сходство между биографиями Блейка, Фармера и Гримсона. Всех троих посещали яркие видения или устойчивые галлюцинации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Он стоял в больничном коридоре на половине шага, который сделал, увидев мантру Сью. На путешествие у него ушло всего полсекунды по земному времени.
Джим замер, повернулся, закрыв один глаз, чтобы не видеть мантру, и устремился обратно к доктору Порсене. Нет, к нему нельзя: у него сеанс с Санди Мелтон. Но ведь он сам велел Джиму тут же обратиться к нему или к другому врачу, если Джима потянет назад. И Джим обещал, что так и сделает, хотя тогда его позабавила мысль о том, что он может не устоять перед зовом сирен Многоярусного мира.
Дрожа, весь в поту, с тревогой, сидящей в нем, как черная наседка на черных яйцах, Джим побежал к доктору Тархуне.
Джим верил теперь, что ад существует. И помещается он в Рыжем Орке, в мирах властителей. Там же помещается и рай – одно не может существовать без другого.
Джим ни того ни другого не хотел.
– Матерь Божия! – завопил он, врываясь в кабинет. – Помогите мне!
Помогите!
ГЛАВА 31
Доктор Порсена сидел у себя в кабинете и обдумывал свой следующий сеанс с Джимом Гримсоном.
Это будет последний сеанс Джима в качестве стационарного пациента. В этот же день он перейдет на житье к Вайзакам. Расставание с больничной обстановкой будет для него пугающим. Выписка порой травмирует не меньше, чем помещение в больницу. Однако Джим сейчас гораздо лучше оснащен духовно и эмоционально против потрясений и забот «внешнего мира», чем в ту ночь, когда его доставили сюда.
Джим подвергался большой опасности навсегда застрять в коконе своих фантазий. Он мог бы, полностью ушедший в себя, не реагирующий ни на какие стимулы за пределами своего мозга, до конца дней разыгрывать у себя в голове приключения Рыжего Орка. При этом он перестал бы быть Джимом Гримсоном, сотоварищем Орка в умственной и физической жизни. Джим весь ушел бы в Орка, как вода в сухую губку, и от него не осталось бы и следа.
После спонтанного возвращения Джима в иной мир его оставили в больнице еще на неделю. Интенсивное лечение начали только после того, как продержали Джима несколько дней на транквилизаторах. Потом ему прекратили давать торазин, но предоставили столько индивидуальных сеансов, сколько ему потребуется. И Джим, и психиатр в этот период почти не знали сна. Порсене, кроме занятий с Джимом, приходилось выполнять свое обычное расписание.
Тем временем застукали Алого Буквовщика – он как раз прикреплял к стенке очередное сортирное изречение. На сей раз, однако, он целил выше и проделывал это в кабинете доктора Сцеволы. Преступником оказался калека, Младшенький Вуниер, и Порсену это не удивило. Вуниер всегда держался очень вызывающе. Хотя он обещал отказаться от расклейки своих эпиграмм, его в виде наказания лишили некоторых льгот. Вуниер не возражал. На какое-то время он стал героем среди больных.
Из последнего визита родителей Джима в назначенный день ничего не вышло. Порсена не мог разрешить Джиму с ними увидеться – пациент был не в том состоянии, чтобы подвергнуться травмирующим впечатлениям. Психиатра приятно удивило, что Гримсоны согласились отложить отъезд в Техас до тех пор, пока не поговорят с сыном. Теперь эта встреча наконец состоялась – и с результатом, которого Порсена не ожидал.
Кое-что в рассказах Джима озадачивало и тревожило доктора. Это побудило Порсену провести некоторые исследования, хотя он и чувствовал себя при этом немного глупо. Джиму он об этом не сказал и не собирался говорить. Долго еще – а возможно, и никогда.
Похождения Джима задели некий колокол в уме Порсены. По волнам волшебного моря пронесся слабый звон. Желая удостовериться, что беспокоится он напрасно, доктор позвонил своей знакомой, доктору Мэри Брицци. Она была не только профессором английской литературы, но и заядлой читательницей фантастики всякого рода. Порсена назвал ей имена властителей, места и события, о которых упоминал Джим, не сказав, что почерпнул все это у своего пациента.
– Это все из «Дидактических и символических трудов» Уильяма Блейка, – сказала Брицци. – Но кое-что упоминается и в цикле Фармера, как тебе известно, А некоторых властителей, о которых пишет Фармер, нет у Блейка. Это уже вопрос творческого воображения. И родственные отношения между властителями у Фармера тоже несколько отличаются от блейковских.
А сведения Джима отличаются и от фармеровских, и от блейковских, подумал Порсена.
– Блейковский город Голгонооза и некоторые властители, например, Манату Ворсион, Иаджим и Зазель из Мира Пещер, у Фармера не упоминаются. Фармер также пока нигде не писал, что Рыжий Орк был некогда человекозмеем.
У Блейка Рыжий Орк действительно был превращен на время в подобие змеечеловека. Но это сделал не Лос, его отец. Я проверю, но, по-моему, это был другой властитель, Уризен. То, что из тела Орка выделяются драгоценности, – это тоже есть у Блейка. В последней книге Фармера имеется любопытная интерлюдия. Кикаха видит вдали старика в странных одеждах, явно не властителя. Я думаю, что этот старик – Уильям Блейк, и это будет открыто в следующем романе, если он будет написан. Но как мог Блейк, умерший в 1827 году, явиться живым в карманных вселенных властителей, мне неясно. Возможно, Фармер объяснит это в следующей книге. Можно спросить, что заинтересовало тебя, как психиатра, в этих двух мифотворцах?
– Они фигурируют в работе, которую я пишу, – сказал Порсена. – Если опубликуют, пошлю тебе экземпляр.
Повесив трубку, доктор надолго задумался. Допустим, говорил он себе, что параллельные миры и искусственные карманные вселенные действительно существуют. Допустим, что существуют властители. Допустим также, что Блейк каким-то образом получил информацию о них. Теория Джима о том, что Фармер узнал о карманных вселенных через «щели» или «вибрацию» в их смежных с Землей стенах, возможно, не лишена основания – если не лишена его сама предпосылка. Допустим на минуту, что и Блейк получил какие-то образы или иные сведения через те же щели. И эти образы легли в основу его «Дидактических и символических трудов». Блейк, признанный гений и, возможно, сумасшедший, перемешал сведения о тоанских мирах с иудейско-христианской теологией и прочими концепциями.
Результатом этого явились «Труды» – смесь истины, поэзии, мистики и аллегорий. Но как мог Фармер, американский писатель, родившийся через девяносто один год после смерти Блейка, настроиться на волну практически той же самой информации? Следует отметить некоторое сходство между биографиями Блейка, Фармера и Гримсона. Всех троих посещали яркие видения или устойчивые галлюцинации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64