Мотор оглушительно взревел. Чаропевец крепко схватился за рычаг и осторожно пустил лодку вперед.
Болотоход постепенно наращивал скорость. Через некоторое время к принцессам вернулось достаточно отваги, чтобы они покинули сиденья и даже встали, позволяя ветру ворошить их мех. Джон-Том понемногу поддавал газу, и вскоре лодка, образно говоря, летела по болоту.
Фельгрин указывал курс клювом – это избавляло его от необходимости говорить.
Как только шумное и пахучее плавсредство исчезло на юге, обитатели разоренного островка взялись за работу. Предстояло убрать остатки нескольких деревьев и заново отстроить множество домов.
– Фельгрин сослужит им хорошую службу, – рассуждала одна из колпиц.
– Что за странная компания! – Самка белой цапли оправляла растрепанную жилетку. – Впервые в жизни вижу таких путешественников.
– А этот чаропевец! – заявил ее супруг. – Человек! И какой длинный!
Представляю, на какие чудеса он способен.
– И на какие бедствия! – Оказавшийся поблизости Сингвит пнул бесформенную груду – свое бывшее гнездо. – Счастье, что никто из нас не погиб, что мы лишь на время были лишены трудоспособности.
– Что верно, то верно, – с готовностью согласились соплеменники. – Серьезного ущерба нам не причинили.
– А я вообще собиралась перестраивать старое гнездо, – весело заявила мартиникская камышница.
Через два дня дали о себе знать побочные эффекты Джон-Томова чаропения.
Прежде чем обратиться к другу, Сингвит, сидевший на любимой ветке над водой, отрыгнул полузаглоченного сребробокого губана – в деревне считалось невежливым одновременно есть и говорить.
– Давиль, ты плохо себя чувствуешь?
Розовый колпиц неуверенно щелкнул клювом.
– Ш шего ты вжял, Шингвит?
Все колпицы слегка шепелявят.
– С того, что ты горишь, – спокойно заметил цапль.
– В шамом деле? А я вовше не шувштвую.
– Да ты посмотри на себя.
Колпиц приподнял крыло и увидел самый настоящий оранжевый огонек – он сбегал с кончика крыла по плечу. Другое крыло тоже покрылись огненными крапинками. Как и почти все его тело.
– Жабавно. А ведь я не ишпытываю даже малейшего перегрева. – Колпиц осторожно погладил одно крыло другим. – Это не крашка и не мел.
– Изменился твой природный окрас. – Сингвит метнул злобный взгляд к южному горизонту. – Проклятый чаропевец!
– Ну, не жнаю. – Колпиц вскинул крыло к небу и смотрел, как оно отражает солнце. – Мне вроде нравитша. Кштати говоря, тебе бы не мешало пошмотреть на шобштвенное оперение.
– Собственное? – встревожился цапль. – А что с ним не так?
Смотреть было страшно, а не смотреть нельзя.
Его крылья и зоб играли изумрудными и льдисто-голубыми переливами.
Колпиц указал на двух белых цапель, высматривавших рыбу с соседнего дерева.
– Ты только погляди на Эрельмину!
Ее перья были разлинованы крикливыми желто-черными полосками, отчего цапля походила на гигантского тощего шершня. Наряд подруги тоже был в полоску, но очень тонкую, розовую и оранжевую, на малиновом фоне.
По всему острову, от излюбленных рыбацких насестов до гнезд, звучали вопли, и чего в них было больше – ужаса или восхищения, – трудно сказать. Впрочем, досада быстро уступала место любованию.
Столь внезапные перемены не пощадили никого, однако никого и не повергли в отчаяние. Даже самая тусклая из новых красок не шла ни в какое сравнение с прежними. Собственно, жаловались только те, кто возомнил, что их волшебные метаморфозы уступают соседским. И когда эти птицы не пребывали в дурном настроении, они нет-нет, да и выражали надежду, что чаропевец, уладив свои дела в далеком Машупро, будет возвращаться той же дорогой, и тогда, глядишь, примет заказ на новые косметические изыски.
Сейчас Джон-Том не узнал бы этих птиц. Изменения затронули не только внешность, но и психологию. В далекой, безвестной рыбацкой деревушке теперь шел бесконечный парад постоянно меняющихся красок и блеска, и ее обитатели могли бы состязаться с жителями тропических лесов за титул самой яркой или самой пестрой птицы.
Возможно, все сложилось бы совсем иначе, если бы Джон-Тому не пришлось сочетать новые стихи о перьях с испытанными старыми – о производстве легковых машин по индивидуальным заказам.
Глава 15
Миновало несколько дней скоростного плавания, и наконец болотоход вынес пассажиров если не в цивилизованный край, то, по крайней мере, в более обжитой. Все чаще попадались на глаза уединенные рыбацкие лачуги и плавучие дома. Время от времени приходилось останавливаться и ждать, пока проводник опишет над суденышком круг в поисках ориентиров и укажет новое направление. Спустя еще день Джон-Том сбросил газ – показался Машупро.
Чаропевец надеялся увидеть город если не размером с Поластринду, то уж никак не меньше Линчбени. Разочарование не заставило себя ждать.
Самые большие здания могли похвастаться от силы тремя этажами; преобладали одноэтажные. Они скопились на южном берегу Карракаса, где река вливалась в открытое море, гнездились под прикрытием песчаной косы, сплошь укутанной манграми. Кипарисы, эвкалипты, темно-коричневые мангры и прочие влаголюбивые растения образовали уединенный лесок на задворках города.
Болотоход вышел из основного протока к западу от окраины. Джон-Том ввел его по крутой дуге в узкий естественный канал, служивший в Машупро главной торговой улицей. Мечты прогуляться по брусчатке или хотя бы по раскисшей грунтовой дороге развеялись как только путешественники очутились в городе. Машупро не мог предложить им улиц в обычном понимании этого слова. Только заполненные водой канавы.
Пучеглазые горожане спешили шестами, или веслами, или просто перепончатыми лапами отогнать от ревущей незнакомой лодки свои немудреные суденышки. Многие махали конечностями в сторону гостей, иные жесты лишь с большой натяжкой можно было назвать приветственными.
Но паники не наблюдалось – только апатичное любопытство. Слишком уж жарко и влажно здесь было, в таком климате не выживают сильные чувства.
Не будучи красивым, или респектабельным, или хотя бы чистым, город тем не менее обладал одной чертой, которая делала его поистине уникальным. Хаотично расположенные дома, сараи, склады и салуны все без исключения стояли на сваях не ниже десяти и не выше двенадцати футов над водой. Повозка выглядела бы здесь так же неуместно, как лягушка на леднике. Это вовсе не означало, что жители вынуждены сидеть сиднем по домам. Напротив, кругом царила деятельность, которой позавидовал бы любой из виденных Джон-Томом городов.
Медленно дрейфуя по затянутым ряской канавам, путешественники изумленно наблюдали, как то одно, то другое строение поднимается на сваях и шествует в нужном его владельцу направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Болотоход постепенно наращивал скорость. Через некоторое время к принцессам вернулось достаточно отваги, чтобы они покинули сиденья и даже встали, позволяя ветру ворошить их мех. Джон-Том понемногу поддавал газу, и вскоре лодка, образно говоря, летела по болоту.
Фельгрин указывал курс клювом – это избавляло его от необходимости говорить.
Как только шумное и пахучее плавсредство исчезло на юге, обитатели разоренного островка взялись за работу. Предстояло убрать остатки нескольких деревьев и заново отстроить множество домов.
– Фельгрин сослужит им хорошую службу, – рассуждала одна из колпиц.
– Что за странная компания! – Самка белой цапли оправляла растрепанную жилетку. – Впервые в жизни вижу таких путешественников.
– А этот чаропевец! – заявил ее супруг. – Человек! И какой длинный!
Представляю, на какие чудеса он способен.
– И на какие бедствия! – Оказавшийся поблизости Сингвит пнул бесформенную груду – свое бывшее гнездо. – Счастье, что никто из нас не погиб, что мы лишь на время были лишены трудоспособности.
– Что верно, то верно, – с готовностью согласились соплеменники. – Серьезного ущерба нам не причинили.
– А я вообще собиралась перестраивать старое гнездо, – весело заявила мартиникская камышница.
Через два дня дали о себе знать побочные эффекты Джон-Томова чаропения.
Прежде чем обратиться к другу, Сингвит, сидевший на любимой ветке над водой, отрыгнул полузаглоченного сребробокого губана – в деревне считалось невежливым одновременно есть и говорить.
– Давиль, ты плохо себя чувствуешь?
Розовый колпиц неуверенно щелкнул клювом.
– Ш шего ты вжял, Шингвит?
Все колпицы слегка шепелявят.
– С того, что ты горишь, – спокойно заметил цапль.
– В шамом деле? А я вовше не шувштвую.
– Да ты посмотри на себя.
Колпиц приподнял крыло и увидел самый настоящий оранжевый огонек – он сбегал с кончика крыла по плечу. Другое крыло тоже покрылись огненными крапинками. Как и почти все его тело.
– Жабавно. А ведь я не ишпытываю даже малейшего перегрева. – Колпиц осторожно погладил одно крыло другим. – Это не крашка и не мел.
– Изменился твой природный окрас. – Сингвит метнул злобный взгляд к южному горизонту. – Проклятый чаропевец!
– Ну, не жнаю. – Колпиц вскинул крыло к небу и смотрел, как оно отражает солнце. – Мне вроде нравитша. Кштати говоря, тебе бы не мешало пошмотреть на шобштвенное оперение.
– Собственное? – встревожился цапль. – А что с ним не так?
Смотреть было страшно, а не смотреть нельзя.
Его крылья и зоб играли изумрудными и льдисто-голубыми переливами.
Колпиц указал на двух белых цапель, высматривавших рыбу с соседнего дерева.
– Ты только погляди на Эрельмину!
Ее перья были разлинованы крикливыми желто-черными полосками, отчего цапля походила на гигантского тощего шершня. Наряд подруги тоже был в полоску, но очень тонкую, розовую и оранжевую, на малиновом фоне.
По всему острову, от излюбленных рыбацких насестов до гнезд, звучали вопли, и чего в них было больше – ужаса или восхищения, – трудно сказать. Впрочем, досада быстро уступала место любованию.
Столь внезапные перемены не пощадили никого, однако никого и не повергли в отчаяние. Даже самая тусклая из новых красок не шла ни в какое сравнение с прежними. Собственно, жаловались только те, кто возомнил, что их волшебные метаморфозы уступают соседским. И когда эти птицы не пребывали в дурном настроении, они нет-нет, да и выражали надежду, что чаропевец, уладив свои дела в далеком Машупро, будет возвращаться той же дорогой, и тогда, глядишь, примет заказ на новые косметические изыски.
Сейчас Джон-Том не узнал бы этих птиц. Изменения затронули не только внешность, но и психологию. В далекой, безвестной рыбацкой деревушке теперь шел бесконечный парад постоянно меняющихся красок и блеска, и ее обитатели могли бы состязаться с жителями тропических лесов за титул самой яркой или самой пестрой птицы.
Возможно, все сложилось бы совсем иначе, если бы Джон-Тому не пришлось сочетать новые стихи о перьях с испытанными старыми – о производстве легковых машин по индивидуальным заказам.
Глава 15
Миновало несколько дней скоростного плавания, и наконец болотоход вынес пассажиров если не в цивилизованный край, то, по крайней мере, в более обжитой. Все чаще попадались на глаза уединенные рыбацкие лачуги и плавучие дома. Время от времени приходилось останавливаться и ждать, пока проводник опишет над суденышком круг в поисках ориентиров и укажет новое направление. Спустя еще день Джон-Том сбросил газ – показался Машупро.
Чаропевец надеялся увидеть город если не размером с Поластринду, то уж никак не меньше Линчбени. Разочарование не заставило себя ждать.
Самые большие здания могли похвастаться от силы тремя этажами; преобладали одноэтажные. Они скопились на южном берегу Карракаса, где река вливалась в открытое море, гнездились под прикрытием песчаной косы, сплошь укутанной манграми. Кипарисы, эвкалипты, темно-коричневые мангры и прочие влаголюбивые растения образовали уединенный лесок на задворках города.
Болотоход вышел из основного протока к западу от окраины. Джон-Том ввел его по крутой дуге в узкий естественный канал, служивший в Машупро главной торговой улицей. Мечты прогуляться по брусчатке или хотя бы по раскисшей грунтовой дороге развеялись как только путешественники очутились в городе. Машупро не мог предложить им улиц в обычном понимании этого слова. Только заполненные водой канавы.
Пучеглазые горожане спешили шестами, или веслами, или просто перепончатыми лапами отогнать от ревущей незнакомой лодки свои немудреные суденышки. Многие махали конечностями в сторону гостей, иные жесты лишь с большой натяжкой можно было назвать приветственными.
Но паники не наблюдалось – только апатичное любопытство. Слишком уж жарко и влажно здесь было, в таком климате не выживают сильные чувства.
Не будучи красивым, или респектабельным, или хотя бы чистым, город тем не менее обладал одной чертой, которая делала его поистине уникальным. Хаотично расположенные дома, сараи, склады и салуны все без исключения стояли на сваях не ниже десяти и не выше двенадцати футов над водой. Повозка выглядела бы здесь так же неуместно, как лягушка на леднике. Это вовсе не означало, что жители вынуждены сидеть сиднем по домам. Напротив, кругом царила деятельность, которой позавидовал бы любой из виденных Джон-Томом городов.
Медленно дрейфуя по затянутым ряской канавам, путешественники изумленно наблюдали, как то одно, то другое строение поднимается на сваях и шествует в нужном его владельцу направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91