– Джон-Том болезненно поморщился. – Самые бездарные и бесталанные в истории поп-музыки. И все они, похоже, соберутся сегодня в этом зале.
Между тем Хинкель успел прийти в себя. С горящим взором он спустился с трона, – Что, не нравится?
Еще бы нравилось! От особенно мучительного «дзын-н-нь» акустической гитары у Джон-Тома выступили слезы.
– Это хорошие музыканты! – Хинкель наступал. – Просто их не поняли современники, как не поняли меня. Хотя, конечно, никто мне и в подметки не годится.
Мадж пятился подальше от жуткой сцены.
– Чувак, сделай же чей-то! Я больше не выдержу!
Джон-Том, принявший чей-то сольник за молитву в ритме диско (и угодивший в точку) тоже поймал себя на том, что сдает позиции. Но путь к отступлению ему отрезала тень карикатурного подражателя Элвису Пресли – сей выходец из индийского штата Уттар-Прадеш, обладатель голоса поистине лавкрафтианского, прикида в блестках а-ля лас-вегасский ковбой, пышных бакенбард и волос, уложенных в прическу «помпадур» с помощью большого количества свиного жира, предлагал свою версию «Тюремного рока». Это было хуже, чем издевательская пародия, – это была попытка доведения до самоубийства.
Паря на тонких мышиных крыльях, коренастый, пузатенький экс-приказчик из трущобного пригорода Осаки тщился обуздать (именно обуздать) классический блюз Бесси Смит. Наверное, если пилить титановый сплав пилой, и то получилось бы лиричней.
Несостоявшийся рок-н-ролльщик из Восточной Пруссии вносил достойный вклад в гармоническое столпотворение, самозабвенно калеча своим аккордеоном «Лестницу в небо». Выпускник новоанглийской частной школы, в форменном йельском свитере, белых слаксах и яхтсменских туфлях, манерно подражал лучшим произведениям Джо Коккера, а обделенная чувством юмора лесбиянка из Де-Мойна пыталась убедить вечность в том, что умеет играть на казу «Я всегда тебя буду любить».
И еще много, очень много других.
Джон-Том и Мадж животики бы надорвали от хохота, не будь опасность столь реальной. Чаропевец чувствовал ее всеми фибрами души.
Требовалось срочно что-нибудь предпринять, найти достойное средство защиты! Но трудно думать о нотах и стихах, когда уши разрываются от боли, когда лязгают зубы, когда у тебя на глазах терзают сердце музыки.
В гуще вопящих, вразнобой играющих призраков, набранных невесть из какого поп-музыкального «Некрономикона», стоял с губной гармоникой в руках Иероним Хинкель и ухмылялся подобно злобному троллю. Фиолетовый туман, атакуемый со всех сторон, корчился, дергался, тщетно искал выход из диссонансной западни. Как антиматерия аннигилирует материю, так и антигармония Хинкеля грозилась разделаться с любыми плодами чаропения Джон-Тома. Еще немного – и дьявольские вибрации в щепки расколют незаменимую дуару. И тогда пиши пропало! Джон-Том не видел выхода, кроме отступления.
– Midi veni, vici! Хинкель с гомерическим хохотом ринулся в погоню за незваными гостями, взмахами руки увлекая за собой армию неудачников.
Спасаясь от воющих миньонов Хинкеля, Джон-Том и Мадж стремглав выбежали из центральной башни. Кругом отслаивалась горная порода – антимузыка дробила черный базальт в пыль, крошила в острые обломки.
Стоило ли удивляться, что в суматохе путники не нашли склона, которым поднимались к замку?
Мадж, резко остановившись на самом краю отвесного обрыва, в отчаянии искал альтернативный путь к спасению. Внизу, в неизмеримой дали, разбивались о голый камень волны, их грохот звучал здесь шепотком пены. Джон-Том остановился рядом с другом.
Хинкель с нечистым хором не заставили себя ждать.
– Так что извини, приятель. У тебя был шанс, но ты его упустил. Я не позволю ни тебе, ни кому другому вставать у меня на дороге.
И тут он сделал самое худшее из того, что мог бы сделать, – запел под аккомпанемент потусторонних приспешников. Открытое место ничем не могло сдобрить его голос, неприемлемый для чужого организма, как инородная молекула ДНК.
Мадж шатался на краю обрыва, беспомощно зажимая уши лапами.
– Джон-Том, сделай же чей-то! Не то мне хана!
Чаропевец глянул в бездну. Даже выдру с его сверхъестественной ловкостью не спуститься по гладкой скале. Вот если бы перепрыгнуть через бездну на соседний, сравнительно невысокий пик – оттуда можно легко вернуться на берег. Увы, оба не располагали крыльями или хотя бы возможностью обзавестись ими в ближайшем времени.
– Я не знаю…
– Спой чей-то! Оптимистичное, обнадеживающее! – убеждал его перепуганный Мадж. – Спой громко, чисто спой!
За многие годы Джон-Том набрался опыта в сочинении мелодий и стихов в экстренных ситуациях. И песня, которую он наконец затянул, была столь же очаровательна, сколь отталкивающи опусы Хинкеля. В сравнении со своим противником неровный голос Джон-Тома казался тенором Ната Кинга Коула.
Почему на память сразу пришло соло Доннера из финала «Золота Рейна» – он объяснить не мог, но рок-версия героической оперы оказалась именно тем, чего требовали обстоятельства. Джон-Том не располагал молотом и не мог обрушить его на камень под ногами, но он имел возможность призвать к себе в союзники очень серьезный хэви-металл.
Из музыкального инструмента забил фиолетовый дым, но не струйкой, как в прошлый раз, а ровной, почти идеальной дугой. Он протянулся от корпуса дуары через головокружительную бездну и менял цвет по мере того, как сгущался. Пройдя через все оттенки солнечного спектра, он выкристаллизовался в радужный мост – от края обрыва до далекого берега внизу.
Одуревший от боли в ушах и голове, Мадж не медлил ни секунды – скакнул на радугу и помчался вниз, его башмаки дюйма на два утопали в податливом пламенеющем сиянии.
– Чувак, дуй за мной! – крикнул он Джон-Тому. – Мостик выдержит!
– Так нечестно, так нечестно! – Хинкель бросился было вдогонку, но ему не хватило смелости ступить на прозрачный мерцающий мост. Да и не было такой необходимости. В сторону Джон-Тома ткнул измазанный кетчупом палец. – Взять их! Бейте по ушам! Увеличьте громкость!
Диссонирующий хор взмыл на ветхих, но все еще надежных крыльях и ринулся вперед.
– Кореш, ты тока вниз не гляди!
Радуга позволяла двоим бежать бок о бок, но все же была недостаточно широка. По обе стороны ее на несколько тысяч футов вниз простиралась пустота.
Они бежали, а по барабанным перепонкам хлестали пародии на музыкальные произведения. Джон-Том оглянулся: слуги Хинкеля быстро сокращали расстояние.
– Догоняют!
Мадж попытался добавить прыти. Будь у него подлиннее лапы, Джон-Тому не угнаться бы за ним.
– Нет, чувак, нам точно опаньки! – прохрипел выдр. – Они летят быстрее, чем мы сучим мослами.
– Знаю. Плохую музыку не обгонишь.
Было уже ясно, что Хинкель решил их прикончить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Между тем Хинкель успел прийти в себя. С горящим взором он спустился с трона, – Что, не нравится?
Еще бы нравилось! От особенно мучительного «дзын-н-нь» акустической гитары у Джон-Тома выступили слезы.
– Это хорошие музыканты! – Хинкель наступал. – Просто их не поняли современники, как не поняли меня. Хотя, конечно, никто мне и в подметки не годится.
Мадж пятился подальше от жуткой сцены.
– Чувак, сделай же чей-то! Я больше не выдержу!
Джон-Том, принявший чей-то сольник за молитву в ритме диско (и угодивший в точку) тоже поймал себя на том, что сдает позиции. Но путь к отступлению ему отрезала тень карикатурного подражателя Элвису Пресли – сей выходец из индийского штата Уттар-Прадеш, обладатель голоса поистине лавкрафтианского, прикида в блестках а-ля лас-вегасский ковбой, пышных бакенбард и волос, уложенных в прическу «помпадур» с помощью большого количества свиного жира, предлагал свою версию «Тюремного рока». Это было хуже, чем издевательская пародия, – это была попытка доведения до самоубийства.
Паря на тонких мышиных крыльях, коренастый, пузатенький экс-приказчик из трущобного пригорода Осаки тщился обуздать (именно обуздать) классический блюз Бесси Смит. Наверное, если пилить титановый сплав пилой, и то получилось бы лиричней.
Несостоявшийся рок-н-ролльщик из Восточной Пруссии вносил достойный вклад в гармоническое столпотворение, самозабвенно калеча своим аккордеоном «Лестницу в небо». Выпускник новоанглийской частной школы, в форменном йельском свитере, белых слаксах и яхтсменских туфлях, манерно подражал лучшим произведениям Джо Коккера, а обделенная чувством юмора лесбиянка из Де-Мойна пыталась убедить вечность в том, что умеет играть на казу «Я всегда тебя буду любить».
И еще много, очень много других.
Джон-Том и Мадж животики бы надорвали от хохота, не будь опасность столь реальной. Чаропевец чувствовал ее всеми фибрами души.
Требовалось срочно что-нибудь предпринять, найти достойное средство защиты! Но трудно думать о нотах и стихах, когда уши разрываются от боли, когда лязгают зубы, когда у тебя на глазах терзают сердце музыки.
В гуще вопящих, вразнобой играющих призраков, набранных невесть из какого поп-музыкального «Некрономикона», стоял с губной гармоникой в руках Иероним Хинкель и ухмылялся подобно злобному троллю. Фиолетовый туман, атакуемый со всех сторон, корчился, дергался, тщетно искал выход из диссонансной западни. Как антиматерия аннигилирует материю, так и антигармония Хинкеля грозилась разделаться с любыми плодами чаропения Джон-Тома. Еще немного – и дьявольские вибрации в щепки расколют незаменимую дуару. И тогда пиши пропало! Джон-Том не видел выхода, кроме отступления.
– Midi veni, vici! Хинкель с гомерическим хохотом ринулся в погоню за незваными гостями, взмахами руки увлекая за собой армию неудачников.
Спасаясь от воющих миньонов Хинкеля, Джон-Том и Мадж стремглав выбежали из центральной башни. Кругом отслаивалась горная порода – антимузыка дробила черный базальт в пыль, крошила в острые обломки.
Стоило ли удивляться, что в суматохе путники не нашли склона, которым поднимались к замку?
Мадж, резко остановившись на самом краю отвесного обрыва, в отчаянии искал альтернативный путь к спасению. Внизу, в неизмеримой дали, разбивались о голый камень волны, их грохот звучал здесь шепотком пены. Джон-Том остановился рядом с другом.
Хинкель с нечистым хором не заставили себя ждать.
– Так что извини, приятель. У тебя был шанс, но ты его упустил. Я не позволю ни тебе, ни кому другому вставать у меня на дороге.
И тут он сделал самое худшее из того, что мог бы сделать, – запел под аккомпанемент потусторонних приспешников. Открытое место ничем не могло сдобрить его голос, неприемлемый для чужого организма, как инородная молекула ДНК.
Мадж шатался на краю обрыва, беспомощно зажимая уши лапами.
– Джон-Том, сделай же чей-то! Не то мне хана!
Чаропевец глянул в бездну. Даже выдру с его сверхъестественной ловкостью не спуститься по гладкой скале. Вот если бы перепрыгнуть через бездну на соседний, сравнительно невысокий пик – оттуда можно легко вернуться на берег. Увы, оба не располагали крыльями или хотя бы возможностью обзавестись ими в ближайшем времени.
– Я не знаю…
– Спой чей-то! Оптимистичное, обнадеживающее! – убеждал его перепуганный Мадж. – Спой громко, чисто спой!
За многие годы Джон-Том набрался опыта в сочинении мелодий и стихов в экстренных ситуациях. И песня, которую он наконец затянул, была столь же очаровательна, сколь отталкивающи опусы Хинкеля. В сравнении со своим противником неровный голос Джон-Тома казался тенором Ната Кинга Коула.
Почему на память сразу пришло соло Доннера из финала «Золота Рейна» – он объяснить не мог, но рок-версия героической оперы оказалась именно тем, чего требовали обстоятельства. Джон-Том не располагал молотом и не мог обрушить его на камень под ногами, но он имел возможность призвать к себе в союзники очень серьезный хэви-металл.
Из музыкального инструмента забил фиолетовый дым, но не струйкой, как в прошлый раз, а ровной, почти идеальной дугой. Он протянулся от корпуса дуары через головокружительную бездну и менял цвет по мере того, как сгущался. Пройдя через все оттенки солнечного спектра, он выкристаллизовался в радужный мост – от края обрыва до далекого берега внизу.
Одуревший от боли в ушах и голове, Мадж не медлил ни секунды – скакнул на радугу и помчался вниз, его башмаки дюйма на два утопали в податливом пламенеющем сиянии.
– Чувак, дуй за мной! – крикнул он Джон-Тому. – Мостик выдержит!
– Так нечестно, так нечестно! – Хинкель бросился было вдогонку, но ему не хватило смелости ступить на прозрачный мерцающий мост. Да и не было такой необходимости. В сторону Джон-Тома ткнул измазанный кетчупом палец. – Взять их! Бейте по ушам! Увеличьте громкость!
Диссонирующий хор взмыл на ветхих, но все еще надежных крыльях и ринулся вперед.
– Кореш, ты тока вниз не гляди!
Радуга позволяла двоим бежать бок о бок, но все же была недостаточно широка. По обе стороны ее на несколько тысяч футов вниз простиралась пустота.
Они бежали, а по барабанным перепонкам хлестали пародии на музыкальные произведения. Джон-Том оглянулся: слуги Хинкеля быстро сокращали расстояние.
– Догоняют!
Мадж попытался добавить прыти. Будь у него подлиннее лапы, Джон-Тому не угнаться бы за ним.
– Нет, чувак, нам точно опаньки! – прохрипел выдр. – Они летят быстрее, чем мы сучим мослами.
– Знаю. Плохую музыку не обгонишь.
Было уже ясно, что Хинкель решил их прикончить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91