– Одного она точно не станет делать, – сказал Хонно, – она не станет меня есть.
И снова Нуххар подумал, что этот парень умнее, чем выглядит. Но на сей раз Нуххару это понравилось.
* * *
Беленькая девочка-подменыш проснулась, увидела свою мать и сразу потянулась к ней. Тонкие светлые прядки рассыпались по шелковому полу шатра, когда девочка приподняла голову, так что казалось, будто пряди удерживают ее и не позволяют ей встать. Но на самом деле все было не так.
– Хорошо ли ты спала? – спросила ее Аргвайр, грустно улыбаясь.
Девочка не поняла ни слова, но она была очень рада, когда красивая мать помогла ей сесть и одеться в новую одежду. Девочка мешала матери одевать себя, она толкалась лбом и тихо смеялась, думая, что все это шутки.
Переодев дочь и накормив ее сладкой кашей, Аргвайр позволила ей играть с драгоценностями из сундучка, а сама уселась скрестив ноги и взялась за шитье: она расшивала золотыми бусами головной убор, для которого сама нарисовала узор в виде трех зверей, сцепившихся в схватке. Этих зверей в природе не существовало – ни в мире людей, ни в мире троллей, ни в мире большого города, где на троллей велась охота и где их томили в подземной темнице, если удавалось поймать. Аргвайр сама придумала, как должны выглядеть эти звери, а назывались они Зверь Лесной, Зверь Степной и Зверь Домашний, все трое – кровожадные и хищные твари, любители пожрать красное, основательно перемазав при этом морду. «Самый подходящий головной убор для юной невесты, – думала Аргвайр, продевая золотую нить в серебряную иглу и приступая к работе. – Жаль, что никакая моя дочь не наденет его – ни эта, добренькая и беленькая, ни та, злющая и чернущая, ни эта, полоумная, ни та, многохитрая; ну да ладно, пусть хранится, может быть, потом народится еще какая-нибудь дочь, вот для нее и сгодится». Троллиха разложила бусины в нужном порядке, чтобы брать их не думая и не глядя, но тут подошла дочка-подменыш, села рядом на корточки и принялась трогать бусины пальцем. Она касалась этих бус очень осторожно, очевидно понимая, что нарушение порядка огорчит ее красивую мать.
– Бусы, – сказала Аргвайр. – Бусы, головной убор и туфли – вот что необходимо юной невесте. И клянусь тремя зверями, которых я придумала и нарисовала пальцем на речном песке, я сделаю все три подарка, а уж кому они достанутся – это совершенно не мое дело.
Беленькая девочка смеялась и кивала головой, а ее волосы плясали так весело, словно жили собственной жизнью и, по какому-то их тайному волосяному календарю, у них был сегодня большой праздник с выпивкой и танцами.
* * *
– Когда она убегала, – рассказывал Нуххар троллю Хонно (они добрались до хижины одноглазого и пили там густую брагу), – когда эта твоя Бээву убегала от своего отца, от порченых коров, от тебя и от моих зверей, она потеряла кое-что. Наверняка она теперь горюет из-за этой потери. Потому что такие вещи не так-то просто отыскать и уж тем более – непросто завладеть ими.
Хонно молча моргал. Густая брага подействовала на него сильнее, чем он предполагал. И криво и коротко остриженный Нуххар все еще казался ему странным, поэтому Хонно подливал и подливал себе в кружку. Нуххар был слишком пьян и чересчур счастлив, чтобы замечать это. В противном случае он бы, конечно, остановил безудержное пьянство своего молодого гостя.
– Ты меня спросишь, – сказал Нуххар заплетающимся языком, – что же она потеряла, кроме отчего дома, коров и будущности? – Он поднял палец и посмотрел на него. Потом покачал пальцем перед носом у себя, медленно передвинул руку и покачал тем же пальцем перед носом у Хонно. – Она потеряла бусы. А какая невеста без бус?
– Какая? – спросил Хонно, завороженно следя за движением черного скрюченного пальца одноглазого Нуххара.
– Нищая! – отрезал Нуххар. – Ну виданное ли дело, чтобы троллиха выходила замуж как нищая? Да еще такая богатая троллиха, как Бээву! У нее одни только волосы весят больше, чем целая корова.
– Это справедливо, – сказал Хонно и закрыл глаза.
Нуххар убрал палец, предварительно поцеловав себе ноготь. Затем он выбросил вперед кулак.
– Вторая вещь, – сказал он, – это башмаки. Я сам видел, как они летели с ее ног, когда она катилась по склону, – у ее отца очень тяжелая рука, доложу я тебе! Никогда еще не доводилось мне наблюдать такого замечательного отцовского тычка.
– Мне неприятно слышать такое о Бээву, – проговорил Хонно, но Нуххар только отмахнулся:
– Я не о Бээву говорю, а об ее отце. Многие троллихи ходят босыми в знак того, что не намерены покидать седло, разве что для того чтобы перейти на шелковый пол шатра или на мягкие ковры, но Бээву – другая. Она любит бегать пешком, и у нее отличнейшие башмаки из пестрой кожи, вышитые по краю и с крепкими каблуками.
– Ты следил за ней! – воскликнул Хонно. – Теперь я понял. Наверное, ты и сам не прочь был бы на ней жениться. Иначе для чего тебе так внимательно к ней приглядываться?
– Я – настоящий тролль, – гордо сказал Нуххар, – хоть у меня и только один глаз. Такому, как я, довольно одной только моей любви, и моя любовь может существовать без обладания. Она кормится собой, как девочка, грызущая ногти, и не содержит в себе ни малейшей толики себялюбия. Если есть в моей любви какое-либо отдельное «-любие», то это лишь бээвулюбие, которое подразумевает, что я желаю ей счастья. Я хорошо узнал ее, пока подглядывал за ней на пастбище и у нее дома. Ей нужен такой муж, как ты: влюбленный, глуповатый и рохля, но при этом с благородным сердцем. Ты отвечаешь всем ее требованиям.
– Она пока что ничего от меня не требовала! – сказал Хонно, несколько уязвленный. Ему, естественно, не понравилось, что его называют рохлей.
– Она просто еще не знает, что может потребовать от тебя все потребное и получить это, – ответил Нуххар. – Но она узнает; а пока что ты должен отыскать ее бусы и башмаки.
– Угу, – сказал Хонно.
Нуххар поднялся, громко икнул, провел ладонью по остриженной голове, крякнул, качнулся, едва не своротил собственную хижину, засмеялся и вышел наружу. Хонно откинулся к стене, закрыл глаза. У него сильно кружилась голова – и от браги, и от мыслей о Бээву. Он облизал губы и ощутил вдруг вкус от розового молока испорченных коров.
Вернулся Нуххар; он нес с собой еще один кувшин с брагой, а под мышкой у него был здоровенный кусок плохо прожаренного мяса, так что вся одежда Нуххара пропиталась жиром, кровью и копотью.
– Перекусим, – предложил Нуххар.
Они уселись рядком, толкаясь плечами, и впились зубами в один кусок. Это сблизило их еще больше.
Несколько раз в щели между дверью и косяком Хонно ловил голодный взгляд блестящих звериных глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91