«Пендлтон Джетс!»
Да, Келлер слышал о нем. Он был пионером в области создания реактивной авиации. Много лет назад, в начале тридцатых годов, он поступил на работу к Фрэнку Уиттли, когда тот основал первую Британскую компанию по разработке турбореактивных двигателей. Тогда он был, наверное, еще мальчишкой, подростком и, упорным трудом прокладывая себе путь наверх, в конце концов приобрел достаточно знаний и опыта, чтобы учредить собственную компанию. Его имя стало в самолетостроении почти легендой.
– Да, Келлер. Как пилот ты не мог не слышать обо мне. Теперь ты понимаешь, почему я должен был убить его?
Келлер, ошеломленный, только покачал головой.
Пендлтон с отвращением сплюнул.
– Баррет! Я вынужден был продать ему часть акций моей компании много лет тому назад, из-за осложнений с углепластиковыми лопастями вентиляторов, приведших мою фирму на грань разорения. Ведь тогда же из-за этих проблем чуть не потерпела крах фирма Роллс-Ройс, а моя компания была гораздо менее могущественной. Но появился дорогой сэр Джеймс, предложил деньги, поддержку. И всего-то за две трети всех акций компании! – Его голос от ярости стал срываться на визг. – Был ли у меня выбор? Мне нужны были новые лопасти, из титана. Я должен был либо согласиться, либо потерять все. Ну, я и согласился, согласился на иезуитские предложения этого мерзавца. Ты и теперь удивляешься, почему я убил его?
Келлер снова стал пятиться к двери, осторожно, сантиметр за сантиметром, не отводя взгляда от глаз Пендлтона, каждое мгновение ожидая, что его палец нажмет на один или оба спусковых крючка, ожидая огненной вспышки в лицо.
– Нет, я не понимаю. Ведь он спас вашу компанию, верно?
– О да, он спас ее. Для себя. Чтобы прикарманить ее, как только она поднимется на ноги. Мою компанию! Компанию, которую я создал своими руками. И все эти годы оказались потраченными впустую. Все мои люди были вышвырнуты на улицу. Это именно то, к чему он стремился. А потом должны были прийти американцы, захватить все ключевые посты, всюду расставить своих людей, насадить свои идеи. Мы должны были стать маленькой дочерней фирмой, принадлежащей большому концерну. Для них это был самый дешевый способ получить мои двигатели. Как ты думаешь, мог ли я допустить это?
Теперь кровь отлила от его лица, оно побелело, весь он трясся от охватившего его негодования. Келлер молился, чтобы не произошло случайного выстрела. Он отступил еще на пару сантиметров.
– Он смеялся надо мной, говорил, что я – конченый человек. Тебе известно об этом? Да, я был болен, верно, но это он довел меня до болезни. Он заявил, что я больше ни на что не годен, что даже моя жена и дочь бросили меня! Он издевался надо мной. Говорил, что я одержим только своими двигателями и совершенно не осознаю, что происходит вокруг. Ладно, я понял его. Я знал, что он улетит в Штаты, чтобы завершить сделку. Он сказал, что если я вмешаюсь, то он добьется признания меня психически больным. Но психически я здоров, и он это хорошо знает. Врачи называют это «миастениа гравис». Это не безумие. Ты знаешь, что это такое, Келлер?
Келлер чувствовал, что до двери осталось не больше метра. Он еще точно не знал, что будет делать, когда окажется около нее – бросится к лестнице или запрется в одной из ближайших комнат? Шансов, конечно, было немного, но это все же лучше, чем быть застреленным, стоя на месте. В душе он не сомневался, что Пендлтон попытается убить его. В ответ на вопрос безумца он покачал головой.
– Это заболевание невралгического характера, Келлер. Оно приводит к прогрессирующему параличу. Иногда со смертельным исходом. Обычно он начинается с глазных мускулов – вот почему мне пришлось заклеить веки, чтобы они не опускались на глаза. Выглядит ужасно, правда? Но это не безумие, Келлер. Не сумасшествие! Если бы не эта болезнь, он никогда бы не попытался поступить так со мной.
– Как вы подложили бомбу? – Негодование Келлера не прошло, но мысли о собственном спасении занимали большую часть его сознания. Осталось чуть больше полуметра. Надо продолжать отвлекать его разговорами.
– Ха! Это же так просто. Бомбу я изготовил сам – и купил кейс, точно такой же, с каким обычно ходит Баррет, одна из этих идиотских суперизящных штучек. Я поехал с ним вместе в аэропорт, умоляя его до самого последнего момента. Видишь, даже тогда он еще мог себя спасти. Но он глумился надо мной, уверял, что все это к лучшему, что теперь я смогу отдохнуть, порадоваться тем деньгам, которые достанутся мне в результате сделки, у меня появится возможность поправить свое здоровье. Лицемерный негодяй! Я поменял кейсы, подсунул ему свой. И он еще улыбался, протянул мне на прощание руку. Ты можешь себе это представить, Келлер?
Осталось сантиметров тридцать.
– Я поспешил домой и попросил шофера уйти. Я хотел насладиться в одиночку. Я вошел в эту комнату, раздвинул шторы, сел на стул у открытого окна. И ждал.
Келлер был уже почти в дверях.
– Понимаешь, я установил в бомбу часовой механизм. Я знал трассы самолетов: Желтая-один, это через Вудли на Дэвентри, или Зеленая-один, через Рединг. Но трасса роли не играет, в любом случае самолет должен пролететь над Дорни. Видишь ли, я настроил часовой механизм так, чтобы бомба сработала, когда самолет будет пролетать над этим местом. Но что-то в нем разладилось. Самолет взорвался прежде, чем долетел сюда. Я видел это вдали – вспышку взрыва, восхитительное зарево в небе.
Келлер вспомнил о небольшой задержке взлета. Если бы не она, то расчет времени, сделанный Пендлтоном, был бы безукоризненный. Он остановился в дверях.
– Ну, а все эти невинные люди, которых вы погубили вместе с Барретом. Зачем было убивать их? – В голосе Келлера слышалось сомнение, он не хотел поверить в то, что можно быть безумным до такой степени.
– Невинных людей не существует, Келлер, ты должен бы знать об этом.
– Но на борту ведь были дети. Женщины.
– Дети вырастут в таких подлецов, как Баррет. А женщины – даже моя жена и дочь бросили меня. Они ушли много лет тому назад; наверное, и не знают о том, что у меня плохо со здоровьем. Они уехали из Англии. Видишь, Келлер, все виноваты. Ты. Я. Каждый в своей жизни что-нибудь разрушает. Ты ведь тоже?
Несмотря на то, что это была логика сумасшедшего маньяка, Пендлтон был по-своему прав. Всех нас когда-нибудь охватывала ненависть, все мы что-нибудь губили. Но такой довод имел слишком уж общий смысл. Он годился для крайних случаев. Келлера раньше интересовало, как убийцы такого калибра, которые убивают и калечат своими бомбами стольких невинных людей, случайно оказавшихся поблизости от намеченной ими жертвы – оправдывают свои действия. Теперь он знал это. Оправданием для них было их собственное безумное мировоззрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Да, Келлер слышал о нем. Он был пионером в области создания реактивной авиации. Много лет назад, в начале тридцатых годов, он поступил на работу к Фрэнку Уиттли, когда тот основал первую Британскую компанию по разработке турбореактивных двигателей. Тогда он был, наверное, еще мальчишкой, подростком и, упорным трудом прокладывая себе путь наверх, в конце концов приобрел достаточно знаний и опыта, чтобы учредить собственную компанию. Его имя стало в самолетостроении почти легендой.
– Да, Келлер. Как пилот ты не мог не слышать обо мне. Теперь ты понимаешь, почему я должен был убить его?
Келлер, ошеломленный, только покачал головой.
Пендлтон с отвращением сплюнул.
– Баррет! Я вынужден был продать ему часть акций моей компании много лет тому назад, из-за осложнений с углепластиковыми лопастями вентиляторов, приведших мою фирму на грань разорения. Ведь тогда же из-за этих проблем чуть не потерпела крах фирма Роллс-Ройс, а моя компания была гораздо менее могущественной. Но появился дорогой сэр Джеймс, предложил деньги, поддержку. И всего-то за две трети всех акций компании! – Его голос от ярости стал срываться на визг. – Был ли у меня выбор? Мне нужны были новые лопасти, из титана. Я должен был либо согласиться, либо потерять все. Ну, я и согласился, согласился на иезуитские предложения этого мерзавца. Ты и теперь удивляешься, почему я убил его?
Келлер снова стал пятиться к двери, осторожно, сантиметр за сантиметром, не отводя взгляда от глаз Пендлтона, каждое мгновение ожидая, что его палец нажмет на один или оба спусковых крючка, ожидая огненной вспышки в лицо.
– Нет, я не понимаю. Ведь он спас вашу компанию, верно?
– О да, он спас ее. Для себя. Чтобы прикарманить ее, как только она поднимется на ноги. Мою компанию! Компанию, которую я создал своими руками. И все эти годы оказались потраченными впустую. Все мои люди были вышвырнуты на улицу. Это именно то, к чему он стремился. А потом должны были прийти американцы, захватить все ключевые посты, всюду расставить своих людей, насадить свои идеи. Мы должны были стать маленькой дочерней фирмой, принадлежащей большому концерну. Для них это был самый дешевый способ получить мои двигатели. Как ты думаешь, мог ли я допустить это?
Теперь кровь отлила от его лица, оно побелело, весь он трясся от охватившего его негодования. Келлер молился, чтобы не произошло случайного выстрела. Он отступил еще на пару сантиметров.
– Он смеялся надо мной, говорил, что я – конченый человек. Тебе известно об этом? Да, я был болен, верно, но это он довел меня до болезни. Он заявил, что я больше ни на что не годен, что даже моя жена и дочь бросили меня! Он издевался надо мной. Говорил, что я одержим только своими двигателями и совершенно не осознаю, что происходит вокруг. Ладно, я понял его. Я знал, что он улетит в Штаты, чтобы завершить сделку. Он сказал, что если я вмешаюсь, то он добьется признания меня психически больным. Но психически я здоров, и он это хорошо знает. Врачи называют это «миастениа гравис». Это не безумие. Ты знаешь, что это такое, Келлер?
Келлер чувствовал, что до двери осталось не больше метра. Он еще точно не знал, что будет делать, когда окажется около нее – бросится к лестнице или запрется в одной из ближайших комнат? Шансов, конечно, было немного, но это все же лучше, чем быть застреленным, стоя на месте. В душе он не сомневался, что Пендлтон попытается убить его. В ответ на вопрос безумца он покачал головой.
– Это заболевание невралгического характера, Келлер. Оно приводит к прогрессирующему параличу. Иногда со смертельным исходом. Обычно он начинается с глазных мускулов – вот почему мне пришлось заклеить веки, чтобы они не опускались на глаза. Выглядит ужасно, правда? Но это не безумие, Келлер. Не сумасшествие! Если бы не эта болезнь, он никогда бы не попытался поступить так со мной.
– Как вы подложили бомбу? – Негодование Келлера не прошло, но мысли о собственном спасении занимали большую часть его сознания. Осталось чуть больше полуметра. Надо продолжать отвлекать его разговорами.
– Ха! Это же так просто. Бомбу я изготовил сам – и купил кейс, точно такой же, с каким обычно ходит Баррет, одна из этих идиотских суперизящных штучек. Я поехал с ним вместе в аэропорт, умоляя его до самого последнего момента. Видишь, даже тогда он еще мог себя спасти. Но он глумился надо мной, уверял, что все это к лучшему, что теперь я смогу отдохнуть, порадоваться тем деньгам, которые достанутся мне в результате сделки, у меня появится возможность поправить свое здоровье. Лицемерный негодяй! Я поменял кейсы, подсунул ему свой. И он еще улыбался, протянул мне на прощание руку. Ты можешь себе это представить, Келлер?
Осталось сантиметров тридцать.
– Я поспешил домой и попросил шофера уйти. Я хотел насладиться в одиночку. Я вошел в эту комнату, раздвинул шторы, сел на стул у открытого окна. И ждал.
Келлер был уже почти в дверях.
– Понимаешь, я установил в бомбу часовой механизм. Я знал трассы самолетов: Желтая-один, это через Вудли на Дэвентри, или Зеленая-один, через Рединг. Но трасса роли не играет, в любом случае самолет должен пролететь над Дорни. Видишь ли, я настроил часовой механизм так, чтобы бомба сработала, когда самолет будет пролетать над этим местом. Но что-то в нем разладилось. Самолет взорвался прежде, чем долетел сюда. Я видел это вдали – вспышку взрыва, восхитительное зарево в небе.
Келлер вспомнил о небольшой задержке взлета. Если бы не она, то расчет времени, сделанный Пендлтоном, был бы безукоризненный. Он остановился в дверях.
– Ну, а все эти невинные люди, которых вы погубили вместе с Барретом. Зачем было убивать их? – В голосе Келлера слышалось сомнение, он не хотел поверить в то, что можно быть безумным до такой степени.
– Невинных людей не существует, Келлер, ты должен бы знать об этом.
– Но на борту ведь были дети. Женщины.
– Дети вырастут в таких подлецов, как Баррет. А женщины – даже моя жена и дочь бросили меня. Они ушли много лет тому назад; наверное, и не знают о том, что у меня плохо со здоровьем. Они уехали из Англии. Видишь, Келлер, все виноваты. Ты. Я. Каждый в своей жизни что-нибудь разрушает. Ты ведь тоже?
Несмотря на то, что это была логика сумасшедшего маньяка, Пендлтон был по-своему прав. Всех нас когда-нибудь охватывала ненависть, все мы что-нибудь губили. Но такой довод имел слишком уж общий смысл. Он годился для крайних случаев. Келлера раньше интересовало, как убийцы такого калибра, которые убивают и калечат своими бомбами стольких невинных людей, случайно оказавшихся поблизости от намеченной ими жертвы – оправдывают свои действия. Теперь он знал это. Оправданием для них было их собственное безумное мировоззрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72