Под дождем обвис албанский флаг, только слегка колышущийся под порывами ветра. Красная звезда над черным двуглавым орлом. Вдали слышались слабые звуки военного горна.
Несколько дальше по берегу работали сорок или пятьдесят заключенных, некоторые из них, по пояс в воде, ставили сваи для нового причала. Шавасс заметил, что многие были в кандалах.
– Политические, – коротко бросила Лири. – Их свозят сюда со всей страны. Они не долго протягивают в этих болотах с наступлением жары.
Она повернула руль, и лодка подошла к берегу, где прямо у воды стояла старая часовня с облупленными стенами. У подножия стены зиял темный вход в узкий тоннель, и Лири направила в него лодку.
Тоннель был добрых шести футов высотой, и Шавасс потянулся, чтобы потрогать рукой холодные сырые стены. Глаза еще не успели привыкнуть к темноте, как они внезапно вышли на свет. Лири выключила мотор, и лодка по инерции подплыла к причалу, сделанному из больших блоков тесаного камня.
Они протиснулись за пролет каменной лестницы, Шавасс привязал лодку к железному кольцу и помог ей выйти. Свет проникал откуда-то сверху, и в полутьме она сказала, улыбнувшись:
– Я недолго.
Она быстро поднялась по каменной лестнице, а Шавасс зажег еще одну сигарету, уселся на край причала и стал ждать. Ее не было по крайней мере минут пятнадцать. Когда она показалась снова, то не стала спускаться, а позвала его, стоя на верху лестницы.
Он быстро поднялся наверх, а Лири повернулась, открыла большую дубовую дверь и пошла вперед по узкому проходу. Потом открыла другую дверь в дальнем конце, и они вошли внутрь маленькой часовни.
* * *
Огни там были очень тусклыми, а внизу перед алтарем пылали свечи, и икона Богородицы купалась в их лучах. Запах ладана наполнял часовню, и Шавасс почувствовал легкое головокружение. Он уже давно не бывал в церкви, в свое время мать не уставала напоминать ему об этом, а он всегда насмешливо улыбался, когда они приходили туда.
Отец Шеду на коленях молился у алтаря, и его лицо казалось мрачным в свете свечей. Он закрыл глаза, его изнуренное лицо было спокойно, и даже уродливый шрам, старый след от пули под левым глазом, не портил его.
Он был человеком строгим в своей вере и убеждениях, что очень важно. Люди, подобные Энверу Ходже и Адему Капо, приходят и уходят, разбиваясь о такие скалы, как отец Шеду.
Он перекрестился, легким движением встал на ноги и повернулся к ним. Шавасс сразу же почувствовал себя неловко под пристальным взглядом его единственного глаза. И на мгновение он снова стал маленьким мальчиком в деревне своего дедушки, в Финистере, в первые послевоенные годы, когда Франция снова стала свободной. Будто бы он пытался объяснить старику священнику причины своего отсутствия на мессе, а язык у него словно присох к гортани.
Отец Шеду улыбнулся и протянул руку.
– Счастлив встретить тебя, сын мой: Лири уже рассказала мне немного о том, зачем ты пришел сюда.
Шавасс ответил на рукопожатие и почувствовал облегчение.
– Она, кажется, думает, что вы могли бы помочь нам, святой отец.
– Я кое-что знаю, что произошло со статуей нашей Девы из Шкодера, – сказал священник. – Это мой предшественник, отец Купеску, передал ее под ответственность молодого человека, который потом был убит на болотах. А отец Купеску заплатил за свои поступки жизнью. Вот что я могу добавить.
– Девушка, которая была со мной, – это сестра того молодого человека, – ответил Шавасс. – Она-то как раз и указала нам место, где затонул катер Минетти.
Отец Шеду кивнул:
– Она и итальянец по имени Орсини были доставлены в Таму сегодня днем. Их поместили в монастырь.
– Вы уверены?
– Да, я навещал больных заключенных в это время, это одна из привилегий, которую я сумел отстоять.
– Для меня это неожиданность, что вам разрешили это.
Отец Шеду улыбнулся:
– Как вы смогли заметить, мое имя совпадает с именем нашего любимого президента, и это внушает среднему члену партии благоговейный страх. Они не могут быть вполне уверены, что я не какой-нибудь там его третий кузен, вы понимаете. Это на них очень похоже. У нас здесь была чудесная старая церковь. А теперь в ней ресторан. Они превратили алтарь в стойку бара, а в нефе понаставили столиков, за которыми счастливые рабочие могут есть кебаб и шашлык во славу Энвера Ходжи.
– Всему свое время, отец, – ответил Шавасс.
Священник улыбнулся.
– Но я могу помочь вам, мсье Шавасс. В этот момент ваши друзья заключены в заднем караульном помещении, что находится за внутренней стеной монастыря. Полковник разведки и высший чиновник сигурми по имени Капо, которые их сюда доставили, тотчас же снова уехали, захватив с собой всех солдат, каких только можно было.
– Искать меня.
– Очевидно. Я не думаю, что там, в караульном помещении, на страже более одного солдата, в крайнем случае двое.
– Но как мы туда попадем, отец? – спросила Лири. – Надо дважды пройти ворота, и у каждых ворот своя охрана.
– Мы пройдем под ними, моя дорогая. Это очень просто. Добрые отцы, которые строили этот монастырь, подумали обо всем. Идите за мною.
Он вышел из часовни и повел их по коридору, в конце которого были ступени, ведущие вниз. Взял с полки, где стояли иконы, электрический фонарь и подошел к воде. Потом включил фонарь, и его луч заплясал на грубых каменных стенах тоннеля, который уходил вглубь, значительно сужаясь.
– Монастырская канализационная система начинается отсюда и выходит в реку, – сказал он. – Не очень приятное путешествие, зато можно выйти за стены, и никто вас не увидит.
– Покажите мне путь, это все, что я прошу, отец, – сказал Шавасс. – Остальное можете предоставить мне.
– Требовать от вас, чтобы вы не применяли насилие к насильникам, было бы абсурдом, – сказал отец Шеду. – Но вы должны понять, что сам я не могу принять участие в подобной акции. Вы принимаете это?
– Вполне.
Священник повернулся к Лири:
– А вы останетесь здесь, дитя?
Она покачала головой:
– Я могу там пригодиться. Пожалуйста, отец. Я знаю, что делаю.
Он не стал терять времени на споры, подоткнул край сутаны за кожаный пояс и шагнул в тоннель, держась левой стороны. Воды было по щиколотку, и Шавасс последовал за ним, наклонив голову, чтобы не удариться о каменный свод.
Здесь сильно пахло землей и над поверхностью воды курился туман и поднимался к влажным сводам. Тоннель шел в темноту и постепенно становился все глубже, и вот вода уже достигла колен.
Вонь стала невыносимой, он шел спотыкаясь, к горлу подступала тошнота. Наконец священник повернул в боковой проход, который привел в круглую пещеру примерно пятидесяти футов в диаметре.
Сюда стекала вода из дюжины тоннелей, и она стояла здесь на уровне трех футов. Францисканец прошел вперед и начал считать их слева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29