Конечно,
нужно было отказаться, оставить на потом, дождаться хотя бы настоящей
весны, а еще лучше начала лета, но я не мог. Я мог только одно: постоянно
думать о ней и дрожать как мальчишка при каждом ее появлении. О, я видел ее
каждый день. Она проносилась мимо, кружась и лавируя, огибая твердые
препятствия с такой легкостью и мастерством, что даже капли влаги не могли
повредить хрупкое серебристое тельце. Однажды я столкнулся с ней нос к
носу. Это случилось прямо под открытым небом, между чугунным решетчатым
прямоугольником и высокой пирамидой, увенчанной золотой иглой. Я шел,
закрываясь рукой от хлопьев мокрого снега, сквозь пальцы разглядывая
дорогу. Она вынырнула из-за поворота, приостановилась на секунду, кивнула,
как обычному знакомому и, не дожидаясь ответа, скрылась в пирамиде. Она,
кажется, даже улыбнулась, но совершенно рефлекторно, без малейшего намека
на нашу праздничную встречу. Как мне стало больно стоять в этом
пространстве геометрических фигур! К тому же меня еще обдало грязью из под
колес промчавшегося мимо каплеобразного тела. Позже я успокоился, пришел в
себя. В конце концов, откуда ей знать, что я лучший ловец тополиного пуха.
А без знания всех подробностей чем я мог привлечь ее внимание? Уж не своей
ли никчемной внешностью? Одна только походка, с разбросанными в случайные
стороны контурами рук, кого хочешь доведет до зевоты. Да, все дело в
знании, в подробностях, которые, если у нее достаточно воображения и ума,
будут замечены. А если недостаточно? Если она кукла, красивенькая дурочка
наподобие шелковых шелковичных пушинок, пригодных разве что для прикрытия
голого тела? Нет, не может быть, я не могу так обманываться. Главное -
терпение, и нужно наконец дождаться затишья.
Едва появились первые признаки похолодания и сопутствующие трескучим
морозам неподвижные объемы воздуха, я для страховки забрался в остекленный
со всех сторон парничок на одного человека. Поскрипев дырчатым диском, стал
ждать, когда прервется отвратительная пауза.
- Але-е, - послышался ее голос.
- Здравствуйте, - с наигранным равнодушием поприветствовал я ее.
- А, это вы.
Да, черт побери, это я! Я был на седьмом небе - она узнала меня по голосу!
Вот это, черт побери, выдержка, вот это удача. Она запомнила, отметила
меня, и теперь по одному слову узнала. Значит, она притворялась, будто я
для нее всего лишь препятствие, предназначенное для демонстрации
существования негазообразных тел. Да, теперь уж меня не обманешь притворным
равнодушием. Но, конечно, я и виду не подам. Я благородно не замечу
случайной оплошности, я притворюсь, как будто ничего не заметил.
- Это я, мы разговаривали 22 декабря.
- Да, я узнала. Как прошел праздник?
Она явно была расположена к разговору со мной. Глупо не поддержать такую
перемену.
- Плохо.
- Отчего же?
- Какой без вас праздник.
Я сжался в пластилиновый комок от своей наглости, впрочем, вполне
приемлемой, учитывая иронический тон моего выпада. Она же молчала.
Наверное, подумал я, она в замешательстве, и решил не пользоваться
моментом. Да, конечно, я мог бы здесь наговорить кучу красивых глупостей
насчет моих переживаний, рассказать о том, как перехватывает у меня дыхание
от ее появления, как радостно бьется сердце от одного неравнодушного
взгляда, как дрожат мои руки от одной только мысли прикоснуться к ее
тонкому запястью, и все это было бы чистейшей правдой, но совершенно
непрактично. Я уверен, что поддайся она хоть одному моему признанию, и все
бы пропало. Это было бы слишком легко и скучно. Что может быть неприятнее,
чем сжать ладонь и обнаружить влажный от пота, смятый ватный комочек.
Представив все это, я испугался быстрой (я совсем забыл, что прошло уже две
недели) победы.
- Как вы провели это время?
- О, совсем обычно. Такая мерзкая погода, темно, скучно...- она сделала
паузу, настолько очевидную, что я даже горестно усмехнулся, окончательно
обнаружив ее лежащей на моей ладони.
- ...я нигде не бываю.
- Мы могли бы встретиться сегодня, - почти со скукой предложил я.
- Ну, если у вас есть желание, а где?
- В плоском безбрежном пространстве.
Мне показалась, она благосклонно улыбнулась. Во-всяком случае, уже через
два часа она плыла рядом по дикому пустынному месту. Безграничность
пространства приятно щекотала нервы - ведь любой случайный порыв ветра мог
увлечь ее в таких условиях бог знает куда, но все же я чувствовал себя
почти хозяином положения и не торопился приступать к третьему этапу.
- Почему вы молчите? - вдруг, не поворачивая головы, спросила она.
Я остановился, предполагая, будто момент наступил. Мне даже стало
неприятно, что момент наступил слишком рано и придется прервать сладкую
тревожную неопределенность наших взаимоотношений. На самом деле, как теперь
я понимаю, мне было просто страшно что-либо предпринимать, и не дай бог
нарваться на неожиданную реакцию. Да, уж вы догадались, что я слишком
дорожил нашим первым уединением, и конечно, о нем мечтал не две последних
недели, а намного дольше. И боялся не просто оказаться в неудобном
положении, я боялся потерять долгий, полный тревог и надежд последний год
моей жизни. Тот день, когда я остановил ее у форточки, был действительно
праздником, годовщиной самой первой моей задумки. Целый год я расставлял
флюгера и лепестки, готовил подходящую ловушку, не смея приблизиться к
вожделенному предмету.
Почему я молчу? Я поднял голову и обнаружил себя в полном одиночестве. Она,
не замечая меня, ушла далеко вперед. Я даже вскрикнул, будто получил
пощечину. На крик она остановилась, с удивлением обнаружив мое отсутствие.
Бесконечную минуту мы молча изучали друг друга с пятидесяти шагов и ждали,
кто пойдет первым навстречу. И здесь, каюсь, я совершил нелепую ошибку:
вместо того, чтобы подождать, сам пошел навстречу. Конечно, и меня понять
можно. Я сам выбрал такое тихое время, и глупо было ждать даже случайного
порыва ветра. И все же это была несомненная ошибка. Мне кажется, здесь
впервые она почувствовала, какую имеет власть надо мной. А я же
оправдывался самым примитивным образом. Почему, думал я, она должна, открыв
рот, подчиняться моим желаниям? Ведь она свободная, невесомая, сотканная из
тысяч серебристых нитей тополиная пушинка. В конце концов, где это видано,
чтобы дичь желала своего охотника?
- Что же вы здесь стоите? - решил я как-то выкрутиться. - Здесь опасно.
Она испуганно оглянулась.
- Посмотрите под ноги.
- Снег, - ничего не понимая, пошевелила жертва волоконцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
нужно было отказаться, оставить на потом, дождаться хотя бы настоящей
весны, а еще лучше начала лета, но я не мог. Я мог только одно: постоянно
думать о ней и дрожать как мальчишка при каждом ее появлении. О, я видел ее
каждый день. Она проносилась мимо, кружась и лавируя, огибая твердые
препятствия с такой легкостью и мастерством, что даже капли влаги не могли
повредить хрупкое серебристое тельце. Однажды я столкнулся с ней нос к
носу. Это случилось прямо под открытым небом, между чугунным решетчатым
прямоугольником и высокой пирамидой, увенчанной золотой иглой. Я шел,
закрываясь рукой от хлопьев мокрого снега, сквозь пальцы разглядывая
дорогу. Она вынырнула из-за поворота, приостановилась на секунду, кивнула,
как обычному знакомому и, не дожидаясь ответа, скрылась в пирамиде. Она,
кажется, даже улыбнулась, но совершенно рефлекторно, без малейшего намека
на нашу праздничную встречу. Как мне стало больно стоять в этом
пространстве геометрических фигур! К тому же меня еще обдало грязью из под
колес промчавшегося мимо каплеобразного тела. Позже я успокоился, пришел в
себя. В конце концов, откуда ей знать, что я лучший ловец тополиного пуха.
А без знания всех подробностей чем я мог привлечь ее внимание? Уж не своей
ли никчемной внешностью? Одна только походка, с разбросанными в случайные
стороны контурами рук, кого хочешь доведет до зевоты. Да, все дело в
знании, в подробностях, которые, если у нее достаточно воображения и ума,
будут замечены. А если недостаточно? Если она кукла, красивенькая дурочка
наподобие шелковых шелковичных пушинок, пригодных разве что для прикрытия
голого тела? Нет, не может быть, я не могу так обманываться. Главное -
терпение, и нужно наконец дождаться затишья.
Едва появились первые признаки похолодания и сопутствующие трескучим
морозам неподвижные объемы воздуха, я для страховки забрался в остекленный
со всех сторон парничок на одного человека. Поскрипев дырчатым диском, стал
ждать, когда прервется отвратительная пауза.
- Але-е, - послышался ее голос.
- Здравствуйте, - с наигранным равнодушием поприветствовал я ее.
- А, это вы.
Да, черт побери, это я! Я был на седьмом небе - она узнала меня по голосу!
Вот это, черт побери, выдержка, вот это удача. Она запомнила, отметила
меня, и теперь по одному слову узнала. Значит, она притворялась, будто я
для нее всего лишь препятствие, предназначенное для демонстрации
существования негазообразных тел. Да, теперь уж меня не обманешь притворным
равнодушием. Но, конечно, я и виду не подам. Я благородно не замечу
случайной оплошности, я притворюсь, как будто ничего не заметил.
- Это я, мы разговаривали 22 декабря.
- Да, я узнала. Как прошел праздник?
Она явно была расположена к разговору со мной. Глупо не поддержать такую
перемену.
- Плохо.
- Отчего же?
- Какой без вас праздник.
Я сжался в пластилиновый комок от своей наглости, впрочем, вполне
приемлемой, учитывая иронический тон моего выпада. Она же молчала.
Наверное, подумал я, она в замешательстве, и решил не пользоваться
моментом. Да, конечно, я мог бы здесь наговорить кучу красивых глупостей
насчет моих переживаний, рассказать о том, как перехватывает у меня дыхание
от ее появления, как радостно бьется сердце от одного неравнодушного
взгляда, как дрожат мои руки от одной только мысли прикоснуться к ее
тонкому запястью, и все это было бы чистейшей правдой, но совершенно
непрактично. Я уверен, что поддайся она хоть одному моему признанию, и все
бы пропало. Это было бы слишком легко и скучно. Что может быть неприятнее,
чем сжать ладонь и обнаружить влажный от пота, смятый ватный комочек.
Представив все это, я испугался быстрой (я совсем забыл, что прошло уже две
недели) победы.
- Как вы провели это время?
- О, совсем обычно. Такая мерзкая погода, темно, скучно...- она сделала
паузу, настолько очевидную, что я даже горестно усмехнулся, окончательно
обнаружив ее лежащей на моей ладони.
- ...я нигде не бываю.
- Мы могли бы встретиться сегодня, - почти со скукой предложил я.
- Ну, если у вас есть желание, а где?
- В плоском безбрежном пространстве.
Мне показалась, она благосклонно улыбнулась. Во-всяком случае, уже через
два часа она плыла рядом по дикому пустынному месту. Безграничность
пространства приятно щекотала нервы - ведь любой случайный порыв ветра мог
увлечь ее в таких условиях бог знает куда, но все же я чувствовал себя
почти хозяином положения и не торопился приступать к третьему этапу.
- Почему вы молчите? - вдруг, не поворачивая головы, спросила она.
Я остановился, предполагая, будто момент наступил. Мне даже стало
неприятно, что момент наступил слишком рано и придется прервать сладкую
тревожную неопределенность наших взаимоотношений. На самом деле, как теперь
я понимаю, мне было просто страшно что-либо предпринимать, и не дай бог
нарваться на неожиданную реакцию. Да, уж вы догадались, что я слишком
дорожил нашим первым уединением, и конечно, о нем мечтал не две последних
недели, а намного дольше. И боялся не просто оказаться в неудобном
положении, я боялся потерять долгий, полный тревог и надежд последний год
моей жизни. Тот день, когда я остановил ее у форточки, был действительно
праздником, годовщиной самой первой моей задумки. Целый год я расставлял
флюгера и лепестки, готовил подходящую ловушку, не смея приблизиться к
вожделенному предмету.
Почему я молчу? Я поднял голову и обнаружил себя в полном одиночестве. Она,
не замечая меня, ушла далеко вперед. Я даже вскрикнул, будто получил
пощечину. На крик она остановилась, с удивлением обнаружив мое отсутствие.
Бесконечную минуту мы молча изучали друг друга с пятидесяти шагов и ждали,
кто пойдет первым навстречу. И здесь, каюсь, я совершил нелепую ошибку:
вместо того, чтобы подождать, сам пошел навстречу. Конечно, и меня понять
можно. Я сам выбрал такое тихое время, и глупо было ждать даже случайного
порыва ветра. И все же это была несомненная ошибка. Мне кажется, здесь
впервые она почувствовала, какую имеет власть надо мной. А я же
оправдывался самым примитивным образом. Почему, думал я, она должна, открыв
рот, подчиняться моим желаниям? Ведь она свободная, невесомая, сотканная из
тысяч серебристых нитей тополиная пушинка. В конце концов, где это видано,
чтобы дичь желала своего охотника?
- Что же вы здесь стоите? - решил я как-то выкрутиться. - Здесь опасно.
Она испуганно оглянулась.
- Посмотрите под ноги.
- Снег, - ничего не понимая, пошевелила жертва волоконцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14