Мой визави посерьёзнел.
— Даю вам слово чести, что никто из этих людей не ощутит на себе даже тени подозрения — если, конечно, он не причастен к антигосударственной деятельности. Меня интересует только это. Больше ничего — ни разглашение служебных тайн, ни проявленное легкомыслие, мы занимаемся исключительно известной вам афёрой.
Я заколебалась. Звучит убедительно, да и как не верить слову чести? Видно, пагубная наивность — мой всегдашний удел.
— Хорошо, — уныло согласилась я. — Договорились. Ваше счастье, что мой таинственный незнакомец так подло водил меня со своей лояльностью за нос, а то бы я молчала как могила, уж будьте покойны.
С тяжёлым сердцем я продекламировала ему целые фрагменты из телефонного справочника, а потом спросила:
— Вам это что-нибудь говорит?
— Гм… Полагаю, вам уже не терпится домой. Можете быть свободны.
— Да вы что! Святая простота! Думаете, я уйду отсюда, не получив никаких объяснений? Не дождётесь, разве что ногами вперёд!
— Позвольте, каких объяснений вы от меня ждёте? — спросил он, уже откровенно ухмыляясь.
— Мне надо знать все об этом человеке! Кто он, как зовут, где живёт, мало того, я хочу его видеть!
— Вы требуете от меня невозможного. С афёрой ещё не покончено, главный герой на свободе, и разглашать его имя мы не вправе. Тем более вам, сами же признаетесь, что человек вы непредсказуемый. Допустим, я его назову, можете вы поручиться, что не допустите опрометчивых действий?
Я задумалась. Нет, поручиться я не могла. Поручиться наоборот — это пожалуйста, какой-нибудь финт выкинется непроизвольно, сам собой.
— Единственное, что в моей власти, так это назвать участников из числа верных людей, трудившихся во благо родной державы. Включая и главного спеца. Да вы их фамилии уже слышали.
— Кое-какие… Зачем мне их фамилии?
— Очень симпатичные люди. Когда все будет позади, сможете с ними познакомиться.
— Вот ещё. Не чувствую интереса.
— Иногда бывает полезно переключить свой интерес на другой объект… Клин клином! Я прямо так и взвилась.
— Как вас следует понимать? Предлагаете свои услуги? — с медоточивым ехидством поинтересовалась я. — Не в обиду будь сказано, вы не в моем вкусе…
— Упаси бог, и в мыслях не было, я женат!.. Не сердитесь, я имел в виду кого-нибудь из этих ребят. Тут полно холостяков, вполне достойных вашего внимания. Их можно отметить крестиками.
Я бросила мрачный взгляд на список.
— Где-то мне эта фамилия попадалась, — рассеянно пробурчала я. — Этот, что ли, у них главный спец? А может, ошибаюсь. Ну и шуточки у вас, в таком солидном заведении — и так негуманно развлекаетесь за счёт пытаемых. Когда прикажете ждать остальной информации?
— Как только ваш сердечный друг окажется за решёткой. Я вам позвоню… — И, помолчав, как бы про себя добавил:
— Если ещё понадобится…
— Не могу избавиться от впечатления, что вы меня здорово дурачите, — высказала я на прощание своё недовольство. — Ума не приложу, чему бы это приписать. Наверно, обыкновенному садизму. Всего вам хорошего. Если не сдержите слова, встречаться со мной не советую.
— Думаю, о сохранении нашего разговора в тайне напоминать незачем?
— Незачем. Буду молчать пуще могилы. Честь труду…
* * *
Я вернулась домой только по той причине, что больше возвращаться было некуда, ноги сами меня привели, хотя я белого света перед собой не видела. Не видела, потому что смотрела правде в глаза: я проиграла, проиграла бесподобную, потрясающую игру.
О гениальное чутьё любимой моей подруги! Клянусь больше никогда не пренебрегать судом её внутреннего голоса!..
Изо дня в день, каждую минуту я твердила себе, что должна быть довольна финалом.
Чертовски довольна! Прямо на седьмом небе от счастья!
Я раскрыла великую тайну, устроила грандиозную, даже по моим масштабам, заварушку, человека, которого я ненавижу, ожидает расплата… Чего ещё желать?
Пустые хлопоты. На дне моего глупейшего сердца тихо, но чувствительно шевелилась непонятная ноющая тоска.
Не полегчало и от знакомого голоса в трубке:
— Иоанна? Здравствуй, это Януш…
— Как поживаешь? — спросила я, как ни странно, не обнаружив в душе бурной радости.
— Хотел узнать, как у тебя с самочувствием. Последний раз ты, по-моему, была не в своей тарелке.
Не в своей тарелке!.. Господи, вот именно что не в своей! Выражение, точно соответствующее моему состоянию во время той кошмарной сцены в отеле…
Не полегчало и при встрече, — я снова сидела против него за ресторанным столиком и глядела в голубые глаза, а они лучезарно улыбались мне с загорелого лица. Не легче было и оттого, что женщина с малоинтеллигентным голосом больше ничем о себе не напоминала.
Я кружилась в чудесном вальсе-бостоне, и его неизменная ко мне симпатия казалась не такой уж платонической…
А на дне моего глупейшего сердца продолжала тихо шевелиться глупейшая тоска…** Не видя другого спасения от депрессии, я взялась за стирку. Чтобы ещё больше себя измотать, полоскала не в машине, а в ванной, и действительно добилась желанного результата, поскольку уже отвыкла от домашних обязанностей, взваливая их на приходящую прислугу. Насухо протерев стиральную машину, развесив мокрое тряпьё в кухне, я с комфортом устроилась на диване, собираясь с чистой совестью отдаться безделью. Закурила сигарету и откинулась на подушки.
Лампа отбрасывала мягкий свет, радио наигрывало так сентиментально, что прямо душу выворачивало. Стирка, похоже, не помогла. Физически измотала, а душу оставила в неприкосновенности.
Зазвонил телефон. Я с унылым безразличием потянулась к трубке. Звонки меня теперь не колышут.
— Слушаю…
— Добрый вечер…
Я молчала, с головы до пят завибрировав от густых, бархатных звуков знакомого голоса.
— Добрый вечер, — наконец ошеломлённо прохрипела я.
— Ну и как?
Я окончательно обалдела. Это он, он спрашивает у меня: “Ну и как?”! Не знает, что я знаю, или делает вид, что не знает? Что за притча?! Что такое?
На меня вдруг нахлынули сомнения.
— Наверно, подобный вопрос должен исходить от меня? — осторожно заметила я.
— Почему же? Я спрашиваю, как насчёт встречи. За мной ведь должок. Пришла пора объясниться.
— Боюсь, объяснять теперь почти нечего, — вздохнула я с сожалением. — Но если хочешь, пожалуйста. Давай пообъясняемся.
— Ты не против, если я приеду, скажем, через полчаса?
Меня охватили дурные предчувствия. Он знает, что живу я одна, время позднее, моё легкомыслие ему тоже хорошо известно. Значит, решил отправить меня на тот свет. На кой черт ему ещё приезжать?
На моё легкомыслие можно ставить беспроигрышно. Я была бы не я, если бы немедленно и с восторгом не включилась в игру с огнём. Меня уже забирал азарт.
— Буду рада, — любезно откликнулась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Даю вам слово чести, что никто из этих людей не ощутит на себе даже тени подозрения — если, конечно, он не причастен к антигосударственной деятельности. Меня интересует только это. Больше ничего — ни разглашение служебных тайн, ни проявленное легкомыслие, мы занимаемся исключительно известной вам афёрой.
Я заколебалась. Звучит убедительно, да и как не верить слову чести? Видно, пагубная наивность — мой всегдашний удел.
— Хорошо, — уныло согласилась я. — Договорились. Ваше счастье, что мой таинственный незнакомец так подло водил меня со своей лояльностью за нос, а то бы я молчала как могила, уж будьте покойны.
С тяжёлым сердцем я продекламировала ему целые фрагменты из телефонного справочника, а потом спросила:
— Вам это что-нибудь говорит?
— Гм… Полагаю, вам уже не терпится домой. Можете быть свободны.
— Да вы что! Святая простота! Думаете, я уйду отсюда, не получив никаких объяснений? Не дождётесь, разве что ногами вперёд!
— Позвольте, каких объяснений вы от меня ждёте? — спросил он, уже откровенно ухмыляясь.
— Мне надо знать все об этом человеке! Кто он, как зовут, где живёт, мало того, я хочу его видеть!
— Вы требуете от меня невозможного. С афёрой ещё не покончено, главный герой на свободе, и разглашать его имя мы не вправе. Тем более вам, сами же признаетесь, что человек вы непредсказуемый. Допустим, я его назову, можете вы поручиться, что не допустите опрометчивых действий?
Я задумалась. Нет, поручиться я не могла. Поручиться наоборот — это пожалуйста, какой-нибудь финт выкинется непроизвольно, сам собой.
— Единственное, что в моей власти, так это назвать участников из числа верных людей, трудившихся во благо родной державы. Включая и главного спеца. Да вы их фамилии уже слышали.
— Кое-какие… Зачем мне их фамилии?
— Очень симпатичные люди. Когда все будет позади, сможете с ними познакомиться.
— Вот ещё. Не чувствую интереса.
— Иногда бывает полезно переключить свой интерес на другой объект… Клин клином! Я прямо так и взвилась.
— Как вас следует понимать? Предлагаете свои услуги? — с медоточивым ехидством поинтересовалась я. — Не в обиду будь сказано, вы не в моем вкусе…
— Упаси бог, и в мыслях не было, я женат!.. Не сердитесь, я имел в виду кого-нибудь из этих ребят. Тут полно холостяков, вполне достойных вашего внимания. Их можно отметить крестиками.
Я бросила мрачный взгляд на список.
— Где-то мне эта фамилия попадалась, — рассеянно пробурчала я. — Этот, что ли, у них главный спец? А может, ошибаюсь. Ну и шуточки у вас, в таком солидном заведении — и так негуманно развлекаетесь за счёт пытаемых. Когда прикажете ждать остальной информации?
— Как только ваш сердечный друг окажется за решёткой. Я вам позвоню… — И, помолчав, как бы про себя добавил:
— Если ещё понадобится…
— Не могу избавиться от впечатления, что вы меня здорово дурачите, — высказала я на прощание своё недовольство. — Ума не приложу, чему бы это приписать. Наверно, обыкновенному садизму. Всего вам хорошего. Если не сдержите слова, встречаться со мной не советую.
— Думаю, о сохранении нашего разговора в тайне напоминать незачем?
— Незачем. Буду молчать пуще могилы. Честь труду…
* * *
Я вернулась домой только по той причине, что больше возвращаться было некуда, ноги сами меня привели, хотя я белого света перед собой не видела. Не видела, потому что смотрела правде в глаза: я проиграла, проиграла бесподобную, потрясающую игру.
О гениальное чутьё любимой моей подруги! Клянусь больше никогда не пренебрегать судом её внутреннего голоса!..
Изо дня в день, каждую минуту я твердила себе, что должна быть довольна финалом.
Чертовски довольна! Прямо на седьмом небе от счастья!
Я раскрыла великую тайну, устроила грандиозную, даже по моим масштабам, заварушку, человека, которого я ненавижу, ожидает расплата… Чего ещё желать?
Пустые хлопоты. На дне моего глупейшего сердца тихо, но чувствительно шевелилась непонятная ноющая тоска.
Не полегчало и от знакомого голоса в трубке:
— Иоанна? Здравствуй, это Януш…
— Как поживаешь? — спросила я, как ни странно, не обнаружив в душе бурной радости.
— Хотел узнать, как у тебя с самочувствием. Последний раз ты, по-моему, была не в своей тарелке.
Не в своей тарелке!.. Господи, вот именно что не в своей! Выражение, точно соответствующее моему состоянию во время той кошмарной сцены в отеле…
Не полегчало и при встрече, — я снова сидела против него за ресторанным столиком и глядела в голубые глаза, а они лучезарно улыбались мне с загорелого лица. Не легче было и оттого, что женщина с малоинтеллигентным голосом больше ничем о себе не напоминала.
Я кружилась в чудесном вальсе-бостоне, и его неизменная ко мне симпатия казалась не такой уж платонической…
А на дне моего глупейшего сердца продолжала тихо шевелиться глупейшая тоска…** Не видя другого спасения от депрессии, я взялась за стирку. Чтобы ещё больше себя измотать, полоскала не в машине, а в ванной, и действительно добилась желанного результата, поскольку уже отвыкла от домашних обязанностей, взваливая их на приходящую прислугу. Насухо протерев стиральную машину, развесив мокрое тряпьё в кухне, я с комфортом устроилась на диване, собираясь с чистой совестью отдаться безделью. Закурила сигарету и откинулась на подушки.
Лампа отбрасывала мягкий свет, радио наигрывало так сентиментально, что прямо душу выворачивало. Стирка, похоже, не помогла. Физически измотала, а душу оставила в неприкосновенности.
Зазвонил телефон. Я с унылым безразличием потянулась к трубке. Звонки меня теперь не колышут.
— Слушаю…
— Добрый вечер…
Я молчала, с головы до пят завибрировав от густых, бархатных звуков знакомого голоса.
— Добрый вечер, — наконец ошеломлённо прохрипела я.
— Ну и как?
Я окончательно обалдела. Это он, он спрашивает у меня: “Ну и как?”! Не знает, что я знаю, или делает вид, что не знает? Что за притча?! Что такое?
На меня вдруг нахлынули сомнения.
— Наверно, подобный вопрос должен исходить от меня? — осторожно заметила я.
— Почему же? Я спрашиваю, как насчёт встречи. За мной ведь должок. Пришла пора объясниться.
— Боюсь, объяснять теперь почти нечего, — вздохнула я с сожалением. — Но если хочешь, пожалуйста. Давай пообъясняемся.
— Ты не против, если я приеду, скажем, через полчаса?
Меня охватили дурные предчувствия. Он знает, что живу я одна, время позднее, моё легкомыслие ему тоже хорошо известно. Значит, решил отправить меня на тот свет. На кой черт ему ещё приезжать?
На моё легкомыслие можно ставить беспроигрышно. Я была бы не я, если бы немедленно и с восторгом не включилась в игру с огнём. Меня уже забирал азарт.
— Буду рада, — любезно откликнулась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47