В смысле жрецом Адонны.
— Отец однажды сказал, что нужен компромисс. Он когда-то пробовал поклоняться Адонне, как сидхи, но ничего не вышло. Все сидхи идут на компромисс. Они поклоняются Адонне, а тот позволяет им здесь жить.
— Разве поклонение бывает принудительным?
— Некоторые сидхи очень преданы Адонне. Чувствуют родство с ним.
— Что еще за родство?
— Лирг говорил, что Адонна подобен сидхам. «Мы стоим друг друга, мы и наш Бог. Подобно нам, он несовершенен и потерпел поражение». А каков Бог на Земле?
— Я атеист, — признался Майкл. — Не верю, что на Земле есть Бог.
— А в Адонну веришь?
Майкл смутился. Такой вопрос у него ни разу не возникал. В этом фантастическом, хоть и суровом мире бог, конечно, мог существовать. А на реальной Земле богам нет места.
— Он мне не попадался.
— Оно, — поправила Элевт. — Адонна гордится своей бесполостью. И радуйся, что ты с ним не встречался. Лирг говорит… говорил… — Она вдруг успокоилась. — Тебе неприятно, что я так часто вспоминаю Лирга? — спросила она через несколько секунд.
— Нет. Почему мне должно быть неприятно?
— Я слышала, люди предпочитают говорить о себе и не любят, когда много говорят о других.
— Я не эгоист, — уверенно заявил Майкл.
Он посмотрел на ее красивое длинное тело и, протянув руку, коснулся бледной и нежной кожи на бедре. Она потянулась к нему, но это движение было слишком машинальным, слишком равнодушным, Майкл сразу представил Спарт. Такой когда-нибудь может стать и Элевт.
— Я запутался.
Он убрал руку и повернулся на спину. Элевт осторожно положила подбородок на грудь Майклу и заглянула в лицо. Лучи вечернего солнца позолотили ее большие глаза.
— Почему?
— Не знаю, что мне делать.
— Значит, ты свободен.
— Не думаю. Скорее, я просто глуп. Не знаю, что правильно, что нет.
— А я знаю, что права, когда люблю. Иначе и быть не может.
— Но почему ты любишь меня?
— Разве я сказала, что люблю тебя?
Майкл опять смутился. После недогой паузы он пробормотал:
— Так любишь или нет? — Это, конечно, было совершенно неблагоразумно.
— Да, — ответила Элевт. — Я люблю тебя.
Она села. Ее спина лоснилась, как у тюленя, вереницей округлых бугорков проступал позвоночник. Солнце почти касалось горизонта, подсвечивало оранжевым дымку Проклятой долины. Теплая желтоватая кожа Элевт напоминала сплав серебра и золота,
— А на Земле люди выбирают себе возлюбленных?
— Иногда, — неуверенно пробормотал Майкл, чьи увлечения всегда начинались помимо его воли.
— Настоящие сидхи, мужчины, никогда не влюбляются. У них бывают привязанности, но это не совсем любовь. Сидх-мужчина бесстрастен. И большинство гибридов. У гибридов связь мужчины и женщины обычно продолжается недолго. Лирг был не такой. Он страстно любил мою мать. — Ее голос зазвучал печально. — Сидхи-женщины гораздо чаще испытывают страсть и редко находят удовлетворение. Поэтому гибриды рождаются у женщин-сидхов от мужчин-людей — и никогда иначе. Почему ты говоришь, что запутался?
— Я уже сказал.
— Нет, не то. Ты не любишь меня? Это тебя смущает?
Он долго не решался ответить. Наконец кивнул.
— Ты мне нравишься. Я тебе благодарен…
Элевт улыбнулась.
— Разве важно, что ты не любишь меня?
— Наверно, неловко себя чувствуешь, когда отдаешься мужчине и знаешь, что нет полной взаимности.
— Но ведь так было всегда. Мужчины-сидхи не любят своих гин… А мы все-таки выжили.
Ее смирение нисколько не упрощало ситуацию, наоборот, все запутывалось еще сильнее, и, чтобы прекратить этот разговор, Майкл поцеловал Элевт. Вскоре они занялись любовью, и замешательство только обостряло все ощущения… придавало им сладости.
В Полугород они возвращались в сумерках. Майкл нес рубашку на плече, Элевт опиралась на его руку и улыбалась своим мыслям.
Глава восемнадцатая
К их приходу рыночная площадь опустела. Элевт вошла в дом и сразу взялась за работу — складывать в углу свои вещи. Когда наступила очередь коричневого ковра, свернутого в рулон и перевязанного бечевкой, Элевт ненадолго задумалась, потом улыбнулась и развязала бечевку.
— Тебе обязательно возвращаться сейчас? — спросила она.
— Нет.
— Тогда, если хочешь, я покажу, чему научилась.
Она расстелила ковер на полу, расправила все складки.
— Сегодня мне можно остаться здесь, но завтра я должна переехать. Лирг был бы доволен моими успехами. Заниматься магией в нашем доме — почти все равно что в его присутствии.
Она ступила на ковер, опустилась на колени и указала Майклу в угол.
— Лирг говорит, что гибридам волшебство дается нелегко, потому что они похожи на людей. В каждом из них больше одной личности… только души нет.
Майкл открыл рот, чтобы высказать свои сомнения, но передумал. Не ему судить.
— Я не знаю точно, что он имеет… имел в виду. Но, по-моему, это правда. Если я становлюсь одной личностью, когда занимаюсь волшебством, все получается. Но иногда мысли разбегаются, в голове будто целая толпа, и тогда магия слабеет. У настоящих сидхов всегда только один голос в голове. Поэтому им легче сосредоточиться.
— Может, он имел в виду просто концентрацию.
— Нет, это глубже. Лирг говорил… — Она вздохнула и выпрямилась. — Сидх не станет через слово поминать своих родителей. Гибридам нравится думать, будто они — сидхи… но я больше человек. В общем, когда добиваешься, чтобы единая личность стремилась к единой цели, магия только начинается. Гораздо труднее ее потом контролировать. На какую-то долю секунды ты связываешь Царство своими мыслями, и происходит то, что ты хочешь. Царство живет по твоей воле. Это происходит почти машинально, Но большая магия… это очень сложно. Рассказывать?
Майкл кивнул. Во рту появилась сухость. Элевт лежала на ковре и неотрывно смотрела на него большими черными глазами, прямые волосы рассыпались по плечам, одна прядь упала на грудь.
— Мы наполовину сидхи и поэтому инстинктивно чувствуем, что любой мир — это песня сложений и вычитаний. Чтобы творить великое волшебство, нужно настроиться в лад с миром — прибавлять, когда он прибавляет, и отнимать, когда он отнимает. Тогда можно обуздать песню, добиться, чтобы мир был в ладу с тобой, по крайней мере на несколько мгновений. Мир — это просто одна длинная сложная песня. Различие между Царством и Землей — это различие между двумя песнями.
Она закрыла глаза и произнесла нараспев:
— Тох келих он-дулья, мед нат ондулья трасн спаан нат код.
— Что это означает?
— Ну, на человеческий это можно перевести приблизительно так: «Все суть волны, и волнуется ничто вне всякой протяженности».
Майкл тихонько присвистнул и с сомнением покачал головой.
— И ты все это ощущаешь?
— Когда получается. А теперь сядь подальше на край ковра. Я некоторое время не смогу с тобой говорить, потому что перестану слушать твою внутреннюю речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Отец однажды сказал, что нужен компромисс. Он когда-то пробовал поклоняться Адонне, как сидхи, но ничего не вышло. Все сидхи идут на компромисс. Они поклоняются Адонне, а тот позволяет им здесь жить.
— Разве поклонение бывает принудительным?
— Некоторые сидхи очень преданы Адонне. Чувствуют родство с ним.
— Что еще за родство?
— Лирг говорил, что Адонна подобен сидхам. «Мы стоим друг друга, мы и наш Бог. Подобно нам, он несовершенен и потерпел поражение». А каков Бог на Земле?
— Я атеист, — признался Майкл. — Не верю, что на Земле есть Бог.
— А в Адонну веришь?
Майкл смутился. Такой вопрос у него ни разу не возникал. В этом фантастическом, хоть и суровом мире бог, конечно, мог существовать. А на реальной Земле богам нет места.
— Он мне не попадался.
— Оно, — поправила Элевт. — Адонна гордится своей бесполостью. И радуйся, что ты с ним не встречался. Лирг говорит… говорил… — Она вдруг успокоилась. — Тебе неприятно, что я так часто вспоминаю Лирга? — спросила она через несколько секунд.
— Нет. Почему мне должно быть неприятно?
— Я слышала, люди предпочитают говорить о себе и не любят, когда много говорят о других.
— Я не эгоист, — уверенно заявил Майкл.
Он посмотрел на ее красивое длинное тело и, протянув руку, коснулся бледной и нежной кожи на бедре. Она потянулась к нему, но это движение было слишком машинальным, слишком равнодушным, Майкл сразу представил Спарт. Такой когда-нибудь может стать и Элевт.
— Я запутался.
Он убрал руку и повернулся на спину. Элевт осторожно положила подбородок на грудь Майклу и заглянула в лицо. Лучи вечернего солнца позолотили ее большие глаза.
— Почему?
— Не знаю, что мне делать.
— Значит, ты свободен.
— Не думаю. Скорее, я просто глуп. Не знаю, что правильно, что нет.
— А я знаю, что права, когда люблю. Иначе и быть не может.
— Но почему ты любишь меня?
— Разве я сказала, что люблю тебя?
Майкл опять смутился. После недогой паузы он пробормотал:
— Так любишь или нет? — Это, конечно, было совершенно неблагоразумно.
— Да, — ответила Элевт. — Я люблю тебя.
Она села. Ее спина лоснилась, как у тюленя, вереницей округлых бугорков проступал позвоночник. Солнце почти касалось горизонта, подсвечивало оранжевым дымку Проклятой долины. Теплая желтоватая кожа Элевт напоминала сплав серебра и золота,
— А на Земле люди выбирают себе возлюбленных?
— Иногда, — неуверенно пробормотал Майкл, чьи увлечения всегда начинались помимо его воли.
— Настоящие сидхи, мужчины, никогда не влюбляются. У них бывают привязанности, но это не совсем любовь. Сидх-мужчина бесстрастен. И большинство гибридов. У гибридов связь мужчины и женщины обычно продолжается недолго. Лирг был не такой. Он страстно любил мою мать. — Ее голос зазвучал печально. — Сидхи-женщины гораздо чаще испытывают страсть и редко находят удовлетворение. Поэтому гибриды рождаются у женщин-сидхов от мужчин-людей — и никогда иначе. Почему ты говоришь, что запутался?
— Я уже сказал.
— Нет, не то. Ты не любишь меня? Это тебя смущает?
Он долго не решался ответить. Наконец кивнул.
— Ты мне нравишься. Я тебе благодарен…
Элевт улыбнулась.
— Разве важно, что ты не любишь меня?
— Наверно, неловко себя чувствуешь, когда отдаешься мужчине и знаешь, что нет полной взаимности.
— Но ведь так было всегда. Мужчины-сидхи не любят своих гин… А мы все-таки выжили.
Ее смирение нисколько не упрощало ситуацию, наоборот, все запутывалось еще сильнее, и, чтобы прекратить этот разговор, Майкл поцеловал Элевт. Вскоре они занялись любовью, и замешательство только обостряло все ощущения… придавало им сладости.
В Полугород они возвращались в сумерках. Майкл нес рубашку на плече, Элевт опиралась на его руку и улыбалась своим мыслям.
Глава восемнадцатая
К их приходу рыночная площадь опустела. Элевт вошла в дом и сразу взялась за работу — складывать в углу свои вещи. Когда наступила очередь коричневого ковра, свернутого в рулон и перевязанного бечевкой, Элевт ненадолго задумалась, потом улыбнулась и развязала бечевку.
— Тебе обязательно возвращаться сейчас? — спросила она.
— Нет.
— Тогда, если хочешь, я покажу, чему научилась.
Она расстелила ковер на полу, расправила все складки.
— Сегодня мне можно остаться здесь, но завтра я должна переехать. Лирг был бы доволен моими успехами. Заниматься магией в нашем доме — почти все равно что в его присутствии.
Она ступила на ковер, опустилась на колени и указала Майклу в угол.
— Лирг говорит, что гибридам волшебство дается нелегко, потому что они похожи на людей. В каждом из них больше одной личности… только души нет.
Майкл открыл рот, чтобы высказать свои сомнения, но передумал. Не ему судить.
— Я не знаю точно, что он имеет… имел в виду. Но, по-моему, это правда. Если я становлюсь одной личностью, когда занимаюсь волшебством, все получается. Но иногда мысли разбегаются, в голове будто целая толпа, и тогда магия слабеет. У настоящих сидхов всегда только один голос в голове. Поэтому им легче сосредоточиться.
— Может, он имел в виду просто концентрацию.
— Нет, это глубже. Лирг говорил… — Она вздохнула и выпрямилась. — Сидх не станет через слово поминать своих родителей. Гибридам нравится думать, будто они — сидхи… но я больше человек. В общем, когда добиваешься, чтобы единая личность стремилась к единой цели, магия только начинается. Гораздо труднее ее потом контролировать. На какую-то долю секунды ты связываешь Царство своими мыслями, и происходит то, что ты хочешь. Царство живет по твоей воле. Это происходит почти машинально, Но большая магия… это очень сложно. Рассказывать?
Майкл кивнул. Во рту появилась сухость. Элевт лежала на ковре и неотрывно смотрела на него большими черными глазами, прямые волосы рассыпались по плечам, одна прядь упала на грудь.
— Мы наполовину сидхи и поэтому инстинктивно чувствуем, что любой мир — это песня сложений и вычитаний. Чтобы творить великое волшебство, нужно настроиться в лад с миром — прибавлять, когда он прибавляет, и отнимать, когда он отнимает. Тогда можно обуздать песню, добиться, чтобы мир был в ладу с тобой, по крайней мере на несколько мгновений. Мир — это просто одна длинная сложная песня. Различие между Царством и Землей — это различие между двумя песнями.
Она закрыла глаза и произнесла нараспев:
— Тох келих он-дулья, мед нат ондулья трасн спаан нат код.
— Что это означает?
— Ну, на человеческий это можно перевести приблизительно так: «Все суть волны, и волнуется ничто вне всякой протяженности».
Майкл тихонько присвистнул и с сомнением покачал головой.
— И ты все это ощущаешь?
— Когда получается. А теперь сядь подальше на край ковра. Я некоторое время не смогу с тобой говорить, потому что перестану слушать твою внутреннюю речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99