Года два
о ней не было ни слуху, ни духу, а потом Верену передали, что его бывшая
жена объявилась в Белой Стене с малой дочкой на руках. И была еще одна,
последняя весточка, что видели ее аж в Овчинке, у самых гор. С тех пор
Верен и жил один, и пристрастился к браге. А что было делать? Жениться он
больше не захотел.
Кольцо, которое увидели они в лавке, подарила Капельке мать в день
семнадцатилетия дочери. Его трудно было не узнать по редкостному камню
цвета морской воды.
Верен был одним из тех, у кого от глаз Капельки делался в голове шум
- будто раковину к уху поднесли. Сметлив сказал правду, что Верен не успел
разглядеть кольцо. Но ему и не надо было разглядывать. Едва только увидев,
он услышал тот полузабытый шум - и враз протрезвел, и знал уже: это оно.
Оно, оно, оно, - стучало в голове в такт шагам, и Верен так
заслушался, что прошел мимо бражной Дюжа. Остановился, чтобы вернуться, но
постоял, махнул рукой и отправился домой, сам себе удивившись. Было чему:
все вечера он проводил у Дюжа, за исключением двух-трех в году, когда
мешала досадная необходимость выполнять срочные заказы. Но чтобы так?..
Дома было непривычно. Он попробовал сесть за работу, но вид
недоплетенной сети вызывал отвращение. Верен встал, походил по комнате. В
голове опять застучало: оно, оно, оно. Что за наваждение! Он сел к столу,
потер виски - в голове утихло. Надо было к Дюжу пойти, - подумал Верен. -
И сейчас еще не поздно. Но никуда он не пошел, а лег спать, с тем, чтобы,
хорошенько проспавшись, наведаться прямо с утра в лавку.
Выспаться не удалось. Верен ворочался, часто вставал пить, слышались
ему в доме шорохи и скрипы, на которые он вскидывался, бесполезно таращась
в темноту. Промаявшись полночи, поднялся, зажег масляный фитиль и сел к
столу ждать рассвета. Тут он и задремал, а когда очнулся, дальние углы
комнаты уже стали вытаивать из мрака. Верен погасил фитиль, слегка умылся
и подошел к маленькому сундучку. Поразмыслив, он достал оттуда сеть из
дорогого конского волоса. Была она невелика, но очень легка и прочна, а
главное, не нуждалась в сушке - встряхнул, и вся недолга. Сплести ее
стоило больших трудов, и Верен оставил сеть себе, но ловил ею лишь
несколько раз, да и то давным-давно. Все последние годы сеть пролежала в
сундучке, чтобы стать, по мысли Верена, его последней одеждой.
Но теперь он развернул ее, оглядел внимательно и снова сложил красиво
и ловко, придав товарный вид. Сеть стоила по меньшей мере пятьдесят монет
- Скуп-сын никак не должен был устоять. Верен выпил кружку холодного
молока, выждал, пока рассвело окончательно и отправился через весь поселок
в лавку Скупа. Еще ночью, маясь на жесткой своей лежанке, он решил
выкупить кольцо, чтобы последняя память о Капельке не уплыла в чужие,
случайные руки.
Вывернув к лавке, Верен издалека заметил, что близ входа уже стоят
двое. Узнать их не составляло труда - это были Смел и Сметлив. "Ага! -
заорал при его появлении Смел. - Вот он, жаявилщя! А я думал, ты раньше
наш прибежишь!" Верен улыбнулся, однако особой радости не испытал, скорее,
наоборот, досаду: лавочники - народ хитрый, почуяв интерес, Скуп-сын
обязательно заломит цену. Смел же продолжал орать: "Небощь, хотел беж наш,
втихаря дельче обштряпать? Хо!" - Смел как будто радовался, что все трое
собрались здесь не сговариваясь, что нашлись и у него родственные души.
Хотя, по правде сказать, была в этом некоторая странность: ведь все эти
годы они почти и не разговаривали, так - "долгих лет" да "свидимся". А
Смел, заметив торчащую из-под мышки у Верена сеть, продолжал: "Хо! Теперь
поторгуемщя, я тоже кой-чего прихватил!" Он развернул грязную тряпку,
показал рыбацкий нож с хищным, безупречной формы голубоватым лезвием и
тяжелой рукояткой полированного чугунного дерева. Взяв нож, Верен даже не
почувствовал, что держит что-то - просто, теперь рука его заканчивалась не
пальцами, а ножом. "Шам делал, - вздохнул Смел. - Еще Шкуп прощил
продать..." Нож не хотел уходить из ладони, и, возвращая его хозяину,
Верен подумал, каким все же умелым мастером был Смел. Жаль, что бросил
ремесло.
"Смотрю я на вас и думаю... - хр-р... их-х! - вот два старых, не
угодно ли... - хр-р... их-х! - дурака..." - "А шам-то чего приперщя?" -
тут же огрызнулся Смел. - "Ясно, из-за вас... - хр-р... их-х! - так и
знал, что придете... А лавочник вас как детей - хр-р... их-х! -
облапошит". - "Это как же?" - Смел терпеть не мог, когда его поучали. - "А
так, - Сметлив сделал усилие, чтобы не хрипеть, и говорил без перерывов, -
сеть притащили, нож - это ж дорогие вещи! А колечку красная цена, не
угодно ли, - двадцать монет..." - было у него такое любимое словечко: "не
угодно ли". Длинная речь далась ему с трудом, он заметно побагровел, но
чуть отдышался и продолжил: "Я тут прихватил с собой, - Сметлив
многозначительно позвенел правым карманом, у него, в отличие от Верена и
Смела, водились свободные деньги. - Так что, вы не лезьте, разговаривать
буду я. Лично мне, - Сметлив презрительно оттопырил губу - оно не нужно.
Но лавочнику переплачивать... - хр-р... их-х! - незачем." - "Хо! Ты,
Шметлив, штрашть какой хитрый", - удивился Смел. А Верен заметил: "Что-то
долго не открывает", - и досадливо потер пальцем сизую сливу носа.
Они не знали, что все это время лавочник глядел на них из-за
полинявшей коричневой занавески, глядел - и злорадно усмехался, и
предвкушал, как накажет стариков за дурацкий вчерашний день. Сейчас,
сейчас - растягивал он удовольствие. - Постойте еще...
"А что мы штоим? - спохватился вдруг неугомонный Смел. - Пойдем
щядем..." В середине большой, плотно утоптанной площади, на которую
выходила лавка Скупа, росли несколько старых сосен. Между их стволами были
укреплены струганые доски навроде скамеек. На них старики и устроились.
"Шлушайте, а ешли он шовщем не откроет?" - "Откро-оет... Очень уж ему... -
хр-р... их-х! - неймется..." - "А ты, Шметлив, вщегда вще жаранее
жнаешь..." - "Да уж - хр-р... их-х! - знаю. Скуп-сын, не угодно ли..." Но
тут Верен прервал их ленивую перепалку: "Идет".
Скуп-сын вышел из боковой двери. Увидев, что старики переместились
под сосны, он поспешил вниз: хотел поговорить с ними подальше от всяких
стен - на тот случай, если толк не врет.
Подойдя, он не стал подсаживаться к старикам, а прислонился к сосне
напротив. Сказал "долгих лет". Хорошо сказал, холодно и негромко. Самому
понравилось. Будто не долгих лет пожелал, а соли три щепоти. Потом долго
глядел под ноги. Наконец, чувствуя, что все идет как надо, разжал губы:
- Вы, конечно, за кольцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
о ней не было ни слуху, ни духу, а потом Верену передали, что его бывшая
жена объявилась в Белой Стене с малой дочкой на руках. И была еще одна,
последняя весточка, что видели ее аж в Овчинке, у самых гор. С тех пор
Верен и жил один, и пристрастился к браге. А что было делать? Жениться он
больше не захотел.
Кольцо, которое увидели они в лавке, подарила Капельке мать в день
семнадцатилетия дочери. Его трудно было не узнать по редкостному камню
цвета морской воды.
Верен был одним из тех, у кого от глаз Капельки делался в голове шум
- будто раковину к уху поднесли. Сметлив сказал правду, что Верен не успел
разглядеть кольцо. Но ему и не надо было разглядывать. Едва только увидев,
он услышал тот полузабытый шум - и враз протрезвел, и знал уже: это оно.
Оно, оно, оно, - стучало в голове в такт шагам, и Верен так
заслушался, что прошел мимо бражной Дюжа. Остановился, чтобы вернуться, но
постоял, махнул рукой и отправился домой, сам себе удивившись. Было чему:
все вечера он проводил у Дюжа, за исключением двух-трех в году, когда
мешала досадная необходимость выполнять срочные заказы. Но чтобы так?..
Дома было непривычно. Он попробовал сесть за работу, но вид
недоплетенной сети вызывал отвращение. Верен встал, походил по комнате. В
голове опять застучало: оно, оно, оно. Что за наваждение! Он сел к столу,
потер виски - в голове утихло. Надо было к Дюжу пойти, - подумал Верен. -
И сейчас еще не поздно. Но никуда он не пошел, а лег спать, с тем, чтобы,
хорошенько проспавшись, наведаться прямо с утра в лавку.
Выспаться не удалось. Верен ворочался, часто вставал пить, слышались
ему в доме шорохи и скрипы, на которые он вскидывался, бесполезно таращась
в темноту. Промаявшись полночи, поднялся, зажег масляный фитиль и сел к
столу ждать рассвета. Тут он и задремал, а когда очнулся, дальние углы
комнаты уже стали вытаивать из мрака. Верен погасил фитиль, слегка умылся
и подошел к маленькому сундучку. Поразмыслив, он достал оттуда сеть из
дорогого конского волоса. Была она невелика, но очень легка и прочна, а
главное, не нуждалась в сушке - встряхнул, и вся недолга. Сплести ее
стоило больших трудов, и Верен оставил сеть себе, но ловил ею лишь
несколько раз, да и то давным-давно. Все последние годы сеть пролежала в
сундучке, чтобы стать, по мысли Верена, его последней одеждой.
Но теперь он развернул ее, оглядел внимательно и снова сложил красиво
и ловко, придав товарный вид. Сеть стоила по меньшей мере пятьдесят монет
- Скуп-сын никак не должен был устоять. Верен выпил кружку холодного
молока, выждал, пока рассвело окончательно и отправился через весь поселок
в лавку Скупа. Еще ночью, маясь на жесткой своей лежанке, он решил
выкупить кольцо, чтобы последняя память о Капельке не уплыла в чужие,
случайные руки.
Вывернув к лавке, Верен издалека заметил, что близ входа уже стоят
двое. Узнать их не составляло труда - это были Смел и Сметлив. "Ага! -
заорал при его появлении Смел. - Вот он, жаявилщя! А я думал, ты раньше
наш прибежишь!" Верен улыбнулся, однако особой радости не испытал, скорее,
наоборот, досаду: лавочники - народ хитрый, почуяв интерес, Скуп-сын
обязательно заломит цену. Смел же продолжал орать: "Небощь, хотел беж наш,
втихаря дельче обштряпать? Хо!" - Смел как будто радовался, что все трое
собрались здесь не сговариваясь, что нашлись и у него родственные души.
Хотя, по правде сказать, была в этом некоторая странность: ведь все эти
годы они почти и не разговаривали, так - "долгих лет" да "свидимся". А
Смел, заметив торчащую из-под мышки у Верена сеть, продолжал: "Хо! Теперь
поторгуемщя, я тоже кой-чего прихватил!" Он развернул грязную тряпку,
показал рыбацкий нож с хищным, безупречной формы голубоватым лезвием и
тяжелой рукояткой полированного чугунного дерева. Взяв нож, Верен даже не
почувствовал, что держит что-то - просто, теперь рука его заканчивалась не
пальцами, а ножом. "Шам делал, - вздохнул Смел. - Еще Шкуп прощил
продать..." Нож не хотел уходить из ладони, и, возвращая его хозяину,
Верен подумал, каким все же умелым мастером был Смел. Жаль, что бросил
ремесло.
"Смотрю я на вас и думаю... - хр-р... их-х! - вот два старых, не
угодно ли... - хр-р... их-х! - дурака..." - "А шам-то чего приперщя?" -
тут же огрызнулся Смел. - "Ясно, из-за вас... - хр-р... их-х! - так и
знал, что придете... А лавочник вас как детей - хр-р... их-х! -
облапошит". - "Это как же?" - Смел терпеть не мог, когда его поучали. - "А
так, - Сметлив сделал усилие, чтобы не хрипеть, и говорил без перерывов, -
сеть притащили, нож - это ж дорогие вещи! А колечку красная цена, не
угодно ли, - двадцать монет..." - было у него такое любимое словечко: "не
угодно ли". Длинная речь далась ему с трудом, он заметно побагровел, но
чуть отдышался и продолжил: "Я тут прихватил с собой, - Сметлив
многозначительно позвенел правым карманом, у него, в отличие от Верена и
Смела, водились свободные деньги. - Так что, вы не лезьте, разговаривать
буду я. Лично мне, - Сметлив презрительно оттопырил губу - оно не нужно.
Но лавочнику переплачивать... - хр-р... их-х! - незачем." - "Хо! Ты,
Шметлив, штрашть какой хитрый", - удивился Смел. А Верен заметил: "Что-то
долго не открывает", - и досадливо потер пальцем сизую сливу носа.
Они не знали, что все это время лавочник глядел на них из-за
полинявшей коричневой занавески, глядел - и злорадно усмехался, и
предвкушал, как накажет стариков за дурацкий вчерашний день. Сейчас,
сейчас - растягивал он удовольствие. - Постойте еще...
"А что мы штоим? - спохватился вдруг неугомонный Смел. - Пойдем
щядем..." В середине большой, плотно утоптанной площади, на которую
выходила лавка Скупа, росли несколько старых сосен. Между их стволами были
укреплены струганые доски навроде скамеек. На них старики и устроились.
"Шлушайте, а ешли он шовщем не откроет?" - "Откро-оет... Очень уж ему... -
хр-р... их-х! - неймется..." - "А ты, Шметлив, вщегда вще жаранее
жнаешь..." - "Да уж - хр-р... их-х! - знаю. Скуп-сын, не угодно ли..." Но
тут Верен прервал их ленивую перепалку: "Идет".
Скуп-сын вышел из боковой двери. Увидев, что старики переместились
под сосны, он поспешил вниз: хотел поговорить с ними подальше от всяких
стен - на тот случай, если толк не врет.
Подойдя, он не стал подсаживаться к старикам, а прислонился к сосне
напротив. Сказал "долгих лет". Хорошо сказал, холодно и негромко. Самому
понравилось. Будто не долгих лет пожелал, а соли три щепоти. Потом долго
глядел под ноги. Наконец, чувствуя, что все идет как надо, разжал губы:
- Вы, конечно, за кольцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73