По пути к наслаждению первым
идет мужчина, а женщина - за ним...
Эвелин стояла на коленях на веревочной кровати, спрятав лицо в
ладони. Прохладный ветер овевал ее обнаженные ягодицы, он забирался даже в
потаенную ложбинку между ногами, но не мог остудить ее неутоленное
желание. Но вот мужской орган уже снова входил в нее, на этот раз
медленно, он словно вползал... Мышечные стенки соскучившейся по нему
укромной ниши расслабились и сделались податливыми. Абулшер прижал ее
бедра к своим, его руки не торопясь блуждали по ее груди и животу. Когда
они достигали кончиков грудей, то задерживались там, чтобы поласкать
вздувшиеся нежно-розовые сосочки. А когда оказывались на покатом холме
внизу живота, то гладили лишенную волос кожу, добирались по расщелине в
упругой плоти до чрезмерно возбужденного маленького бугорка. Его пальцы
можно было сравнить с пальцами скульптора, только лепили они не статую, а
вызывали каскад новых сладостных и пьянящих ощущений.
Чтобы не выдать воем своей звериной похоти, Эвелин прикусила язык.
Все ее тело покрылось испариной, ей страстно хотелось ухватить крепкое
тело мужчины и так сильно прижать его к себе, чтобы или умереть, или
испытать такой оргазм, который сокрушил бы ее... Она боялась, как бы эти
волшебные руки, от которых становилось уютно в самых чувствительных точках
тела, не покинули ее. Вот она ощутила глубоко внутри первою весточку...
Еще чуть-чуть и начнется сладко-томительное буйство... Только бы он не
вышел из нее! Она не устояла перед тем, чтобы не начать двигаться
навстречу ему... Только не очень сильно, а то он уйдет... Мужской орган
ощутил ее первые сокращения, они отозвались на нем легкими пожатиями. Он
ответил глубоко проникающими выпадами, после чего исчез... Надо сдержать
себя, скрыть ту бурю, которая разыгрывается в лоне ее! Колоссальным
усилием воли Эвелин подавила готовившиеся вырваться стоны и напрягла
мышцы, чтобы не шевелится... Чтобы не выдать того, что в ней сейчас
происходит... Она замерла, прислушиваясь к внутреннему буйству темных сил
ее женского инстинкта... Ей удалось! Он снова вошел в нее, теперь он вел
себя в ней грубо и безжалостно, как это было в те дни, когда они неистово
отдавались друг другу в его темной каморке в Саргохабаде. Эта неистовость
послужила искрой, вспышка которой вызвала, наконец, освежающую грозу, и
потоки хлынули из нее... Теперь уже ничего более не опасаясь, она громко
разрыдалась от полученного удовлетворения.
Позже, когда Эвелин лежала в дремотном забытьи на траве, она
услышала, как он мягко, но настойчиво сказал, чтобы она шла на женскую
половину. Эвелин встала и сделала то, что делали обычно его жены -
поклонилась и прикоснулась рукой к его сапогу.
Один день сменял другой, не происходило ничего особенного. Раз в
неделю все трое женщин устраивали стирку. Они шли с корзинами к реке,
долго мылили белье и одежду скверно пахнущим мылом, били свернутыми
жгутами по гладким, обточенным водой камням, потом полоскали и развешивали
сушиться. Один из дней недели они отводили собственному туалету - обрезали
маленьким ножиком ногти на ногах, мылись, долго расчесывали и заплетали
волосы, выщипывали с тела лишние волоски... Важным делом было посещение
рынка. Первым туда шел муж, жены следовали за ним, их лица тщательно
укрывались, на головах они несли большие корзины.
К ночи, когда был приготовлен и съеден ужин, когда были покормлены
все животные, женщины укладывались спать в своей комнате. Иногда до них
доносились смех и пение - это мужчины собирались на маленькой площади в
центре кишлака. Под эти звуки женщины быстро засыпали, утомленные за день.
В другие же ночи, две из трех женщин, белая и черная, не спали и ждали -
одна из них сегодня могла быть выбранной.
Эвелин все сильнее ненавидела темнокожую девчонку с ее узкими
нахальными глазками. Здесь Абулшер был более умерен, чем в Саргохабаде, он
соблюдал предписание Корана, по которому мужчина может соединяться с
женщиной дважды или трижды в неделю, не чаще. Его выбор обычно падал на
маленькую худенькую девочку. Джамиля сознавала свое преимущество, страшно
им гордилась и делала все, чтобы лишний раз его подчеркнуть. Это приводило
к ссорам между нею и Эвелин, и Фариде, которая теперь спала между ними, то
и дело приходилось успокаивать и мирить соперниц. Но однажды, после
особенно неприятного столкновения, младшая жена пожаловалась на Эвелин
Абулшеру.
Через несколько дней, когда Эвелин кормила кур, она услышала свое
имя. Эвелин обернулась и увидела Абулшера, который стоял у сарая и чистил
лошадь. Он подозвал ее и напрямик спросил, не испытывает ли она ревность к
Джамиле, и не замышляет ли чего-нибудь против нее. Эвелин стала отрицать,
но в голосе ее было что-то такое, что заставило Абулшера засомневаться в
ее искренности.
- Эвелин, я тебя хорошо знаю и хочу предупредить. Запомни, что
Джамиля - это мать моих будущих детей, поэтому она мне дорога вдвойне. Моя
первая жена бесплодна, а ты - не жена мне.
Эвелин посмотрела на него с омерзением.
Все они одинаковы, эти мужчины, какими бы ни были их цвет кожи,
характер, воспитание. Подобно животным, они стремятся к единственной цели
в своей жизни - обеспечить себе потомство. Они могут получать удовольствие
от любой женщины, но к той, которая стала матерью их детей, они тотчас
начинают относится, как к какой-то неприкосновенной особе... Почему они
так высоко ценят эту простую и естественную способность женщины - рожать
детей? Эвелин тоже удостоилась однажды такой чести... Бедный Фрэнсис...
Повернувшись к Абулшеру она сухо сказала:
- Но я ведь тоже могла бы родить, в этом нет ничего особенного.
Тхалец пожал плечами.
- Это меня не интересует. Ты пришла сюда по собственной воле, я был
обязан принять тебя, как этого требуют наши законы гостеприимства. И это
все. Лучше будет, если я забуду о тебе, как о женщине...
Сейчас она ненавидела его. Ненавидела больше, чем кого-либо в своей
жизни. Она ненавидела его за то, что нуждалась в нем - как физически, так
и материально. За то, что он, хотя и наслаждается ее телом, но легко может
обходиться без него.
Плача от злости, она выкрикнула:
- Ну, а после того, как твой ребенок родится, неужели тебя будет
удовлетворять эта недоразвитая самка? Ведь ей скучно заниматься любовью!
Она идет к тебе в постель из страха, с неохотой, с отвращением. Что, это и
есть та самая скромность, которая тебе так дорога?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
идет мужчина, а женщина - за ним...
Эвелин стояла на коленях на веревочной кровати, спрятав лицо в
ладони. Прохладный ветер овевал ее обнаженные ягодицы, он забирался даже в
потаенную ложбинку между ногами, но не мог остудить ее неутоленное
желание. Но вот мужской орган уже снова входил в нее, на этот раз
медленно, он словно вползал... Мышечные стенки соскучившейся по нему
укромной ниши расслабились и сделались податливыми. Абулшер прижал ее
бедра к своим, его руки не торопясь блуждали по ее груди и животу. Когда
они достигали кончиков грудей, то задерживались там, чтобы поласкать
вздувшиеся нежно-розовые сосочки. А когда оказывались на покатом холме
внизу живота, то гладили лишенную волос кожу, добирались по расщелине в
упругой плоти до чрезмерно возбужденного маленького бугорка. Его пальцы
можно было сравнить с пальцами скульптора, только лепили они не статую, а
вызывали каскад новых сладостных и пьянящих ощущений.
Чтобы не выдать воем своей звериной похоти, Эвелин прикусила язык.
Все ее тело покрылось испариной, ей страстно хотелось ухватить крепкое
тело мужчины и так сильно прижать его к себе, чтобы или умереть, или
испытать такой оргазм, который сокрушил бы ее... Она боялась, как бы эти
волшебные руки, от которых становилось уютно в самых чувствительных точках
тела, не покинули ее. Вот она ощутила глубоко внутри первою весточку...
Еще чуть-чуть и начнется сладко-томительное буйство... Только бы он не
вышел из нее! Она не устояла перед тем, чтобы не начать двигаться
навстречу ему... Только не очень сильно, а то он уйдет... Мужской орган
ощутил ее первые сокращения, они отозвались на нем легкими пожатиями. Он
ответил глубоко проникающими выпадами, после чего исчез... Надо сдержать
себя, скрыть ту бурю, которая разыгрывается в лоне ее! Колоссальным
усилием воли Эвелин подавила готовившиеся вырваться стоны и напрягла
мышцы, чтобы не шевелится... Чтобы не выдать того, что в ней сейчас
происходит... Она замерла, прислушиваясь к внутреннему буйству темных сил
ее женского инстинкта... Ей удалось! Он снова вошел в нее, теперь он вел
себя в ней грубо и безжалостно, как это было в те дни, когда они неистово
отдавались друг другу в его темной каморке в Саргохабаде. Эта неистовость
послужила искрой, вспышка которой вызвала, наконец, освежающую грозу, и
потоки хлынули из нее... Теперь уже ничего более не опасаясь, она громко
разрыдалась от полученного удовлетворения.
Позже, когда Эвелин лежала в дремотном забытьи на траве, она
услышала, как он мягко, но настойчиво сказал, чтобы она шла на женскую
половину. Эвелин встала и сделала то, что делали обычно его жены -
поклонилась и прикоснулась рукой к его сапогу.
Один день сменял другой, не происходило ничего особенного. Раз в
неделю все трое женщин устраивали стирку. Они шли с корзинами к реке,
долго мылили белье и одежду скверно пахнущим мылом, били свернутыми
жгутами по гладким, обточенным водой камням, потом полоскали и развешивали
сушиться. Один из дней недели они отводили собственному туалету - обрезали
маленьким ножиком ногти на ногах, мылись, долго расчесывали и заплетали
волосы, выщипывали с тела лишние волоски... Важным делом было посещение
рынка. Первым туда шел муж, жены следовали за ним, их лица тщательно
укрывались, на головах они несли большие корзины.
К ночи, когда был приготовлен и съеден ужин, когда были покормлены
все животные, женщины укладывались спать в своей комнате. Иногда до них
доносились смех и пение - это мужчины собирались на маленькой площади в
центре кишлака. Под эти звуки женщины быстро засыпали, утомленные за день.
В другие же ночи, две из трех женщин, белая и черная, не спали и ждали -
одна из них сегодня могла быть выбранной.
Эвелин все сильнее ненавидела темнокожую девчонку с ее узкими
нахальными глазками. Здесь Абулшер был более умерен, чем в Саргохабаде, он
соблюдал предписание Корана, по которому мужчина может соединяться с
женщиной дважды или трижды в неделю, не чаще. Его выбор обычно падал на
маленькую худенькую девочку. Джамиля сознавала свое преимущество, страшно
им гордилась и делала все, чтобы лишний раз его подчеркнуть. Это приводило
к ссорам между нею и Эвелин, и Фариде, которая теперь спала между ними, то
и дело приходилось успокаивать и мирить соперниц. Но однажды, после
особенно неприятного столкновения, младшая жена пожаловалась на Эвелин
Абулшеру.
Через несколько дней, когда Эвелин кормила кур, она услышала свое
имя. Эвелин обернулась и увидела Абулшера, который стоял у сарая и чистил
лошадь. Он подозвал ее и напрямик спросил, не испытывает ли она ревность к
Джамиле, и не замышляет ли чего-нибудь против нее. Эвелин стала отрицать,
но в голосе ее было что-то такое, что заставило Абулшера засомневаться в
ее искренности.
- Эвелин, я тебя хорошо знаю и хочу предупредить. Запомни, что
Джамиля - это мать моих будущих детей, поэтому она мне дорога вдвойне. Моя
первая жена бесплодна, а ты - не жена мне.
Эвелин посмотрела на него с омерзением.
Все они одинаковы, эти мужчины, какими бы ни были их цвет кожи,
характер, воспитание. Подобно животным, они стремятся к единственной цели
в своей жизни - обеспечить себе потомство. Они могут получать удовольствие
от любой женщины, но к той, которая стала матерью их детей, они тотчас
начинают относится, как к какой-то неприкосновенной особе... Почему они
так высоко ценят эту простую и естественную способность женщины - рожать
детей? Эвелин тоже удостоилась однажды такой чести... Бедный Фрэнсис...
Повернувшись к Абулшеру она сухо сказала:
- Но я ведь тоже могла бы родить, в этом нет ничего особенного.
Тхалец пожал плечами.
- Это меня не интересует. Ты пришла сюда по собственной воле, я был
обязан принять тебя, как этого требуют наши законы гостеприимства. И это
все. Лучше будет, если я забуду о тебе, как о женщине...
Сейчас она ненавидела его. Ненавидела больше, чем кого-либо в своей
жизни. Она ненавидела его за то, что нуждалась в нем - как физически, так
и материально. За то, что он, хотя и наслаждается ее телом, но легко может
обходиться без него.
Плача от злости, она выкрикнула:
- Ну, а после того, как твой ребенок родится, неужели тебя будет
удовлетворять эта недоразвитая самка? Ведь ей скучно заниматься любовью!
Она идет к тебе в постель из страха, с неохотой, с отвращением. Что, это и
есть та самая скромность, которая тебе так дорога?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37