.. - Сидоров по-детски простодушно улыбался
своим курносым узкоглазым лицом и кивал головой. Павел Федосеич снял
шапку, перекрестился: - Ух, слава тебе, господи, застал. А Надежду Оси-
повну, мать-помещицу, отвезли. Отвезли, брат, отвезли, да. Умирать пое-
хала старушка.
Он был одет в теплые, из телячьей шкуры, сапоги, в короткий полушу-
бок, перетянутый по большому животу кушаком, на голове лихо сидела поры-
желая свалявшаяся папаха. Вообще Павел Федосеич выглядел молодцом, даже
чисто бритое лицо его было напудрено, а большие рыжие с проседью усы
закручены колечками.
- А мне что-то скучно, Павел Федосеич. И сам не знаю, почему...
- Уныние пагубно, - сказал чиновник.
Коротконогий, похожий на мальчишку, рыжий писарь Илюшин, пуча раско-
сые глаза, во все щеки раздувал казенный самовар.
Чай пили бестолково, на-ходу и обжигаясь. Безмолвие сменилось звонким
повышенным говором Павла Федосеича, он был необычайно возбужден, наэ-
лектризован, как бездождное облако, стегающее воздух градом слов. Нико-
лай с кружкой чаю стоял у печки и удивленно прислушивался к неумным ре-
чам Павла Федосеича. "Нет, он не пьян", подумал юноша. Сидоров улыбался
и радостно кивал головой.
- Как бы, папаша, животик только вот... - ухмыльнулся корявым лицом
Трофим Егоров.
- Что, телеса? Не беспокойся, землячок: я легче пуха, я лося перего-
ню, я сто верст без отдыха, через три озера таких, как Пейпус... А вы
знаете, товарищи, - выпрямился он и поправил на переносице пластырь. -
Мы отдаем себя в иго товарищей в кавычках, будем друг дружку звать тоже
товарищами... Ну, так вот, товарищи, дорогие мои, сознание, что мы возв-
ращаемся домой к своим очагам, так сказать, к дыму отечества, придаст
нашим ногам крылья... Фу-у-у, я, ребята, устал... Хорошо бы водки вы-
пить... - По красному, отечному лицу Павла Федосеича струился пот.
Лука пошарил в кошеле, достал бутылку. Все, даже Павел Федосеич, зак-
ричали:
- Спрячь, спрячь!.. Пригодится в дороге...
- Кушайте во славу, - прошуршал серым голосом, сидевший на мешке пра-
сол Червячков. - У меня этого продукту запасено. Хватит.
- Налей, - сказал Луке солдат Мокрин. - С отвалом, земляки! - и вы-
пил. Лицо у Мокрина строгое, борода густая, нос большой с горбиной. -
Это господские? - спросил он Николая. - В таком разе конфискую, - он
снял со стены круглые часы, прикрутил бечевкой маятник с боевой пружи-
ной, чтоб не дрыгали, и - в торбу.
- Напрасно, - сказали Николай и Павел Федосеич.
- Пошто напрасно? - недовольно ответил за Мокрина Лука. - Нешто, мало
наших денег этой сволочи оставили? Не из дома тащим, а в дом, - он сор-
вал с гвоздя в фигурчатой оправе градусник, повертел перед глазами и
швырнул, как хлам, в угол, потом выворотил из печки медные дверцы, сунул
в корзину, вытряс из постельников солому, встряхнул мешки, круто скатал
их, сунул в корзину. - А то мы обносились все. Робенкам сгодится.
Поискал глазами, еще бы чего прихватить, - он рад был все забрать, -
но солдат Мокрин сказал:
- Не жадничай, чижало будет, - и ухватился за телефонную трубку:
- Вот это желательно конфисковать, - сказал он, - у меня парнишка до-
ма... Для игры...
Но в этот миг телефон зазвонил.
- Кто у телефона? - спросил Николай Ребров. - Здравия желаю, ваше
превосходительство... Когда? Сейчас?.. Ваше превосходительство, я не мо-
гу, я плохо чувствую себя... А больше никого нет... Что? Слушаюсь, слу-
шаюсь... - Он быстро накинул шинель, сказал впопыхах: - Я живо...
Экстренно генерал требует.
- Торопись... Скоро выходить, - крикнул вслед Трофим Егоров.
"Вот оно, - смутно подумал Николай, пересекая наполненный сумерками
парк. - Как бы не послал куда с бумагой... Не пойду. Я ж расчет полу-
чил... Не имеет права".
А сердце бессознательно твердило: "вот оно, вот оно". Над головой с
тревожным карканьем сорвалась ворона, юноша вздрогнул и наткнулся на ге-
нерала.
- А Илюшин где? Звонил, звонил...
- Его нет, ваше превосходительство.
- Тьфу! - плюнул генерал. - Возьми меня под руку. - У генерала опять
отнялась нога, он грузно подпирался палкой, и юноша ощутил судорожную
дрожь во всем его теле. - Чорт... Никого нет: ни доктора, никого, -
хрипло, прерывисто дышал генерал, хватая ртом воздух.
- Вам плохо, ваше превосходительство?
- При чем тут я! - крикнул генерал, и раздражительно: - Поручик Бара-
нов застрелился.
- Как?! - и ноги юноши вдавились в снег.
- Идем, идем... Чорт... этот парк... Какая темень.
Николай весь трясся, веки безостановочно моргали, он всхлипнул и
схватил генерала за руку:
- Ваше превосходительство, что ж это! Что же... - Все провалилось в
мрак, в сон, и нет яви. А явь все-таки была, и темный сон не мог зах-
лестнуть ее: - "торопись, скоро выходить" - и где-то в сердце, как зуда,
зудила явь.
Лицо поручика Баранова спокойное, но губы чуть-чуть искривлены вопро-
сительной улыбкой, они хотят сказать: "А ну-ка? Вот и все".
Николай Ребров сделал над собой усилие, нервы его напряглись, душа
заковалась в латы.
Генерал снял фуражку с огромным, как крыша, козырьком, перекрестился
и сказал:
- Напрасно, поручик, напрасно.
Поручик промолчал, поручик Баранов, все так же таинственно улыбаясь,
сидел в кресле, с запрокинутой, повалившейся, на бок головой, левая рука
его упруго-крепко впилась в ручку кресла, правая - висела по-мертвому, в
виске опаленное отверстие, по виску, по щеке, чрез ухо, на пол - влага
жизни - кровь. И тибитейка валялась в красной луже. Рука успела отшвыр-
нуть револьвер к стене, швырнула и потеряла жизнь, висит. Поручик, види-
мо, собрался в поход, в Париж, в Россию, на Сену, в мрак, чрез Пей-
пус-озеро: чемоданы увязаны, все прибрано, он еще с утра расчелся с хо-
зяевами, всех наградил, как властелин.
Хозяева стояли тут же, и еще народ, шопотом переговаривались, двига-
лись медлительно и вяло, как во сне, - должно быть, правда, сон - и ого-
нек в уснувшей люстре загадочно дремал.
- Тебе, - взял генерал со стола письмо и подал юноше. На конверте
твердо: "Николаю Реброву". Юноша дрожащей рукой письмо в карман. И серд-
це опять: "торопись, торопись". Но сон был глубок и цепок: латы ослабе-
вали, нервы назойно выходили из повиновенья.
Сквозь пыхтенье, покашливанье и звяк генеральских шпор тягуче волочи-
лись фразы:
- Когда это случилось?
- Полчаса тому назад.
- При каких обстоятельствах?
- Мы ничего не знаем.
Николай Ребров глядел в полузакрытые глаза поручика Баранова, лицо
поручика дрожало и все дрожало перед взором юноши.
- ...слышишь Ребров! Что же ты оглох?! Скажите, какая барышня, пла-
чет... Беги скорей в канцелярию, принеси печать... Придется составить
акт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
своим курносым узкоглазым лицом и кивал головой. Павел Федосеич снял
шапку, перекрестился: - Ух, слава тебе, господи, застал. А Надежду Оси-
повну, мать-помещицу, отвезли. Отвезли, брат, отвезли, да. Умирать пое-
хала старушка.
Он был одет в теплые, из телячьей шкуры, сапоги, в короткий полушу-
бок, перетянутый по большому животу кушаком, на голове лихо сидела поры-
желая свалявшаяся папаха. Вообще Павел Федосеич выглядел молодцом, даже
чисто бритое лицо его было напудрено, а большие рыжие с проседью усы
закручены колечками.
- А мне что-то скучно, Павел Федосеич. И сам не знаю, почему...
- Уныние пагубно, - сказал чиновник.
Коротконогий, похожий на мальчишку, рыжий писарь Илюшин, пуча раско-
сые глаза, во все щеки раздувал казенный самовар.
Чай пили бестолково, на-ходу и обжигаясь. Безмолвие сменилось звонким
повышенным говором Павла Федосеича, он был необычайно возбужден, наэ-
лектризован, как бездождное облако, стегающее воздух градом слов. Нико-
лай с кружкой чаю стоял у печки и удивленно прислушивался к неумным ре-
чам Павла Федосеича. "Нет, он не пьян", подумал юноша. Сидоров улыбался
и радостно кивал головой.
- Как бы, папаша, животик только вот... - ухмыльнулся корявым лицом
Трофим Егоров.
- Что, телеса? Не беспокойся, землячок: я легче пуха, я лося перего-
ню, я сто верст без отдыха, через три озера таких, как Пейпус... А вы
знаете, товарищи, - выпрямился он и поправил на переносице пластырь. -
Мы отдаем себя в иго товарищей в кавычках, будем друг дружку звать тоже
товарищами... Ну, так вот, товарищи, дорогие мои, сознание, что мы возв-
ращаемся домой к своим очагам, так сказать, к дыму отечества, придаст
нашим ногам крылья... Фу-у-у, я, ребята, устал... Хорошо бы водки вы-
пить... - По красному, отечному лицу Павла Федосеича струился пот.
Лука пошарил в кошеле, достал бутылку. Все, даже Павел Федосеич, зак-
ричали:
- Спрячь, спрячь!.. Пригодится в дороге...
- Кушайте во славу, - прошуршал серым голосом, сидевший на мешке пра-
сол Червячков. - У меня этого продукту запасено. Хватит.
- Налей, - сказал Луке солдат Мокрин. - С отвалом, земляки! - и вы-
пил. Лицо у Мокрина строгое, борода густая, нос большой с горбиной. -
Это господские? - спросил он Николая. - В таком разе конфискую, - он
снял со стены круглые часы, прикрутил бечевкой маятник с боевой пружи-
ной, чтоб не дрыгали, и - в торбу.
- Напрасно, - сказали Николай и Павел Федосеич.
- Пошто напрасно? - недовольно ответил за Мокрина Лука. - Нешто, мало
наших денег этой сволочи оставили? Не из дома тащим, а в дом, - он сор-
вал с гвоздя в фигурчатой оправе градусник, повертел перед глазами и
швырнул, как хлам, в угол, потом выворотил из печки медные дверцы, сунул
в корзину, вытряс из постельников солому, встряхнул мешки, круто скатал
их, сунул в корзину. - А то мы обносились все. Робенкам сгодится.
Поискал глазами, еще бы чего прихватить, - он рад был все забрать, -
но солдат Мокрин сказал:
- Не жадничай, чижало будет, - и ухватился за телефонную трубку:
- Вот это желательно конфисковать, - сказал он, - у меня парнишка до-
ма... Для игры...
Но в этот миг телефон зазвонил.
- Кто у телефона? - спросил Николай Ребров. - Здравия желаю, ваше
превосходительство... Когда? Сейчас?.. Ваше превосходительство, я не мо-
гу, я плохо чувствую себя... А больше никого нет... Что? Слушаюсь, слу-
шаюсь... - Он быстро накинул шинель, сказал впопыхах: - Я живо...
Экстренно генерал требует.
- Торопись... Скоро выходить, - крикнул вслед Трофим Егоров.
"Вот оно, - смутно подумал Николай, пересекая наполненный сумерками
парк. - Как бы не послал куда с бумагой... Не пойду. Я ж расчет полу-
чил... Не имеет права".
А сердце бессознательно твердило: "вот оно, вот оно". Над головой с
тревожным карканьем сорвалась ворона, юноша вздрогнул и наткнулся на ге-
нерала.
- А Илюшин где? Звонил, звонил...
- Его нет, ваше превосходительство.
- Тьфу! - плюнул генерал. - Возьми меня под руку. - У генерала опять
отнялась нога, он грузно подпирался палкой, и юноша ощутил судорожную
дрожь во всем его теле. - Чорт... Никого нет: ни доктора, никого, -
хрипло, прерывисто дышал генерал, хватая ртом воздух.
- Вам плохо, ваше превосходительство?
- При чем тут я! - крикнул генерал, и раздражительно: - Поручик Бара-
нов застрелился.
- Как?! - и ноги юноши вдавились в снег.
- Идем, идем... Чорт... этот парк... Какая темень.
Николай весь трясся, веки безостановочно моргали, он всхлипнул и
схватил генерала за руку:
- Ваше превосходительство, что ж это! Что же... - Все провалилось в
мрак, в сон, и нет яви. А явь все-таки была, и темный сон не мог зах-
лестнуть ее: - "торопись, скоро выходить" - и где-то в сердце, как зуда,
зудила явь.
Лицо поручика Баранова спокойное, но губы чуть-чуть искривлены вопро-
сительной улыбкой, они хотят сказать: "А ну-ка? Вот и все".
Николай Ребров сделал над собой усилие, нервы его напряглись, душа
заковалась в латы.
Генерал снял фуражку с огромным, как крыша, козырьком, перекрестился
и сказал:
- Напрасно, поручик, напрасно.
Поручик промолчал, поручик Баранов, все так же таинственно улыбаясь,
сидел в кресле, с запрокинутой, повалившейся, на бок головой, левая рука
его упруго-крепко впилась в ручку кресла, правая - висела по-мертвому, в
виске опаленное отверстие, по виску, по щеке, чрез ухо, на пол - влага
жизни - кровь. И тибитейка валялась в красной луже. Рука успела отшвыр-
нуть револьвер к стене, швырнула и потеряла жизнь, висит. Поручик, види-
мо, собрался в поход, в Париж, в Россию, на Сену, в мрак, чрез Пей-
пус-озеро: чемоданы увязаны, все прибрано, он еще с утра расчелся с хо-
зяевами, всех наградил, как властелин.
Хозяева стояли тут же, и еще народ, шопотом переговаривались, двига-
лись медлительно и вяло, как во сне, - должно быть, правда, сон - и ого-
нек в уснувшей люстре загадочно дремал.
- Тебе, - взял генерал со стола письмо и подал юноше. На конверте
твердо: "Николаю Реброву". Юноша дрожащей рукой письмо в карман. И серд-
це опять: "торопись, торопись". Но сон был глубок и цепок: латы ослабе-
вали, нервы назойно выходили из повиновенья.
Сквозь пыхтенье, покашливанье и звяк генеральских шпор тягуче волочи-
лись фразы:
- Когда это случилось?
- Полчаса тому назад.
- При каких обстоятельствах?
- Мы ничего не знаем.
Николай Ребров глядел в полузакрытые глаза поручика Баранова, лицо
поручика дрожало и все дрожало перед взором юноши.
- ...слышишь Ребров! Что же ты оглох?! Скажите, какая барышня, пла-
чет... Беги скорей в канцелярию, принеси печать... Придется составить
акт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36