Вас же всего шестеро, как вы рассчитываете меня спасти?
– Спасти? – В голосе Бартана появился резкий тембр. – Ты что, в плену?
– Никто не в силах ничего изменить. Мне здесь хорошо. Бартан, возвращайся назад!
Толлер внимал разговору Сондевиры и Бартана, и сквозь странное оцепенение, которое позволяло ему беспечно и даже сонно воспринимать чудо, из глубины сознания поднимался ропот. Открытие наслаивалось на открытие, но каждое из них вело за собой сонм вопросов, требующих немедленного ответа. Что за люди живут на Дальнем Мире? Они что, тайком высаживались на Верхний Мир и физически похитили жену Бартана? Если да, то с какой целью? И самое главное: как удалось этой неприметной сельской женщине, жившей на отдаленной ферме, вдруг приобрести поразительную, внушающую благоговейный страх способность посылать свои мысли и облик за миллионы миль космического пространства?
Ища разгадку, Толлер вглядывался в лицо Сондевиры и вскоре пришел к выводу, что призрак находится не перед глазами, а, по всей видимости, в голове. Ему не удавалось остановить взгляд ни на одной черточке, казалось, женщина состоит из множества изображений, они постоянно смещаются, сливаются и распадаются. Она стояла совсем рядом, так близко, что иногда он мог разглядеть каждый волосок на ее руках, – и в то же время была в невообразимой дали, казалась яркой звездой, пульсирующей в ритме ее беззвучной речи.
– Отказываясь вернуться, вы ставите меня в тяжелейшее положение. Я могу спасти вас от верной гибели здесь, в космической пустоте, но это лишь означает, что вас ждет столь же верная гибель там, на Дальнем Мире.
– Мы сами распоряжаемся собственной жизнью, – заявил Толлер, чувствуя молчаливую поддержку всего экипажа. – И к тому же нас не так-то просто убить.
Со дня своего первого визита Сондевира побывала на корабле не раз. Больше всего ее заботило снижение огромной скорости и исправление курса. Завотл, придя в себя после потрясающих новостей, с головой ушел в работу. Необходимо было не только повернуть корабль вверх тормашками, чтобы ускорение сменилось торможением, но и постоянно корректировать курс, короткими рывками горизонтальных дюз возвращая «Колкоррон» на заданную траекторию. Воздухоплаватели не могли видеть, что происходит прямо за кормой, но Сондевира утверждала, что корабль уверенно приближается к цели. Бортовой журнал пополнялся все новыми записями; особый интерес у Завотла вызвало объяснение светящейся наставницы, чем плох его замысел оставить корабль за пределами гравитационного поля Дальнего Мира. Радиус такого поля, сказала она, можно считать бесконечным, а значит, надо поместить корабль на орбиту, при этом он будет падать на планету вечно, точь-в-точь как сама планета падает вокруг солнца.
Напрасно Толлер силился разобраться в новых астрономических концепциях – поразительная ситуация совершенно сбила его с толку. На него навалилось слишком много неразгаданных тайн. Но все они так или иначе замыкались на тайне Сондевиры. Казалось, кому, как не Бартану Драмме, больше всех ломать над этим голову? Но молодой человек радовался предстоящему воссоединению с женой и вовсе не спешил выяснить, какая сила так круто повернула ее судьбу. Не следует забывать, говорил себе Толлер, что Бартан довольно долго жил в алкогольном тумане, в пьяных сумерках сознания; возможно, он и впрямь сошел бы с ума, если бы не верил, что жена перенеслась на Дальний Мир и разговаривала с ним оттуда.
Бартан снова пустился в запой. Узнав, что корабль чудовищно перегружен запасами, в том числе бренди, Толлер позволил экипажу есть и пить вволю. Вскоре стало ясно, что Бартан злоупотребляет поблажкой, но у Толлера не хватило духу ее отменить. Он всегда следил за строжайшей дисциплиной на кораблях, но теперь в этой вселенной, где невозможное стало возможным, а сверхъестественное – обыденным, дисциплина казалась никчемным и пошлым пустяком.
На третий день торможения он сидел у носового иллюминатора, который сейчас оказался в корме, и глядел на светящихся двойняшек – Мир и Верхний Мир. На этих планетах прошла вся его жизнь, и вот они – далеко позади… Дальше звезд – хотя, конечно, это только кажется. А недавно он узнал, что между Верхним и Дальним мирами протянут мост человеческой мысли. Неужели такое возможно? А если возможно, то как?
Толлер изнемогал под натиском вопросов – они словно молотом били в его разум. Но всякий раз, когда на борту появлялась Сондевира, он испытывал безразличие и пассивную готовность ко всему. Гостья всегда исчезала, прежде чем он успевал о чем-нибудь ее спросить. Возможно, она не считала зазорным сглаживать своей таинственной силой его любопытство. Если это так, подумал Толлер, то вот еще одна головоломка в его богатейшей коллекции.
Он окинул взглядом верхнюю секцию, пытаясь понять по лицам спутников, мучают ли их те же вопросы, что и его. В пилотском кресле сидел Врэйкер, держа риски телескопа на новой звезде-ориентире. Остальные дремали в гамаках. Казалось, их вовсе не тревожит беспомощность перед громадной неизвестностью, что ожидает впереди.
– Но разве так можно? – прошептал Толлер. – Мы заслуживаем большего уважения…
– Не могу не согласиться. – Появление Сондевиры искривило окружающее пространство, создав диковинную геометрию, которая бросала вызов законам перспективы. – Признаюсь, я не пожалела сил, чтобы окружить барьером разум каждого из вас, но ведь я заботилась только о вашей безопасности. Видите ли, телепатия, или непосредственный мысленный контакт разумов, – дело, по сути, добровольное. Здесь, на Дальнем Мире, живут ваши враги, причем враги могущественные. Нельзя допустить, чтобы симбониты узнали о вашем приближении к планете. Тут я могу помочь, но все-таки лучше бы вы согласились повернуть к дому.
– Мы не можем повернуть, – сказал Бартан Драмме, опередив Толлера.
– Бартан говорит от лица всех нас, – добавил Толлер. – Мы готовы встретиться с любым врагом, погибнуть, если будет нужно, но все-таки имеем право знать, с кем придется скрестить клинки. Кто такие симбониты и почему они враждебны?
Сондевира ответила не сразу, и пока она раздумывала, ее многомерный образ колебался, мерк и светлел вновь. Наконец она повела рассказ:
– Бесчисленное множество тысячелетий скитались симбоны в космосе, пока слепая судьба не привела их к маленькому, ничем не примечательному солнцу со свитой всего-навсего из трех планет. Две из них кружились неразлучной парой, третья держалась особняком. Угодив в гравитационное поле светила, разреженное облако спор (многие из них цеплялись друг за дружку тончайшими нитями вроде паутины) веками падали к центру системы, где и нашли свой конец в огромном ядерном костре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Спасти? – В голосе Бартана появился резкий тембр. – Ты что, в плену?
– Никто не в силах ничего изменить. Мне здесь хорошо. Бартан, возвращайся назад!
Толлер внимал разговору Сондевиры и Бартана, и сквозь странное оцепенение, которое позволяло ему беспечно и даже сонно воспринимать чудо, из глубины сознания поднимался ропот. Открытие наслаивалось на открытие, но каждое из них вело за собой сонм вопросов, требующих немедленного ответа. Что за люди живут на Дальнем Мире? Они что, тайком высаживались на Верхний Мир и физически похитили жену Бартана? Если да, то с какой целью? И самое главное: как удалось этой неприметной сельской женщине, жившей на отдаленной ферме, вдруг приобрести поразительную, внушающую благоговейный страх способность посылать свои мысли и облик за миллионы миль космического пространства?
Ища разгадку, Толлер вглядывался в лицо Сондевиры и вскоре пришел к выводу, что призрак находится не перед глазами, а, по всей видимости, в голове. Ему не удавалось остановить взгляд ни на одной черточке, казалось, женщина состоит из множества изображений, они постоянно смещаются, сливаются и распадаются. Она стояла совсем рядом, так близко, что иногда он мог разглядеть каждый волосок на ее руках, – и в то же время была в невообразимой дали, казалась яркой звездой, пульсирующей в ритме ее беззвучной речи.
– Отказываясь вернуться, вы ставите меня в тяжелейшее положение. Я могу спасти вас от верной гибели здесь, в космической пустоте, но это лишь означает, что вас ждет столь же верная гибель там, на Дальнем Мире.
– Мы сами распоряжаемся собственной жизнью, – заявил Толлер, чувствуя молчаливую поддержку всего экипажа. – И к тому же нас не так-то просто убить.
Со дня своего первого визита Сондевира побывала на корабле не раз. Больше всего ее заботило снижение огромной скорости и исправление курса. Завотл, придя в себя после потрясающих новостей, с головой ушел в работу. Необходимо было не только повернуть корабль вверх тормашками, чтобы ускорение сменилось торможением, но и постоянно корректировать курс, короткими рывками горизонтальных дюз возвращая «Колкоррон» на заданную траекторию. Воздухоплаватели не могли видеть, что происходит прямо за кормой, но Сондевира утверждала, что корабль уверенно приближается к цели. Бортовой журнал пополнялся все новыми записями; особый интерес у Завотла вызвало объяснение светящейся наставницы, чем плох его замысел оставить корабль за пределами гравитационного поля Дальнего Мира. Радиус такого поля, сказала она, можно считать бесконечным, а значит, надо поместить корабль на орбиту, при этом он будет падать на планету вечно, точь-в-точь как сама планета падает вокруг солнца.
Напрасно Толлер силился разобраться в новых астрономических концепциях – поразительная ситуация совершенно сбила его с толку. На него навалилось слишком много неразгаданных тайн. Но все они так или иначе замыкались на тайне Сондевиры. Казалось, кому, как не Бартану Драмме, больше всех ломать над этим голову? Но молодой человек радовался предстоящему воссоединению с женой и вовсе не спешил выяснить, какая сила так круто повернула ее судьбу. Не следует забывать, говорил себе Толлер, что Бартан довольно долго жил в алкогольном тумане, в пьяных сумерках сознания; возможно, он и впрямь сошел бы с ума, если бы не верил, что жена перенеслась на Дальний Мир и разговаривала с ним оттуда.
Бартан снова пустился в запой. Узнав, что корабль чудовищно перегружен запасами, в том числе бренди, Толлер позволил экипажу есть и пить вволю. Вскоре стало ясно, что Бартан злоупотребляет поблажкой, но у Толлера не хватило духу ее отменить. Он всегда следил за строжайшей дисциплиной на кораблях, но теперь в этой вселенной, где невозможное стало возможным, а сверхъестественное – обыденным, дисциплина казалась никчемным и пошлым пустяком.
На третий день торможения он сидел у носового иллюминатора, который сейчас оказался в корме, и глядел на светящихся двойняшек – Мир и Верхний Мир. На этих планетах прошла вся его жизнь, и вот они – далеко позади… Дальше звезд – хотя, конечно, это только кажется. А недавно он узнал, что между Верхним и Дальним мирами протянут мост человеческой мысли. Неужели такое возможно? А если возможно, то как?
Толлер изнемогал под натиском вопросов – они словно молотом били в его разум. Но всякий раз, когда на борту появлялась Сондевира, он испытывал безразличие и пассивную готовность ко всему. Гостья всегда исчезала, прежде чем он успевал о чем-нибудь ее спросить. Возможно, она не считала зазорным сглаживать своей таинственной силой его любопытство. Если это так, подумал Толлер, то вот еще одна головоломка в его богатейшей коллекции.
Он окинул взглядом верхнюю секцию, пытаясь понять по лицам спутников, мучают ли их те же вопросы, что и его. В пилотском кресле сидел Врэйкер, держа риски телескопа на новой звезде-ориентире. Остальные дремали в гамаках. Казалось, их вовсе не тревожит беспомощность перед громадной неизвестностью, что ожидает впереди.
– Но разве так можно? – прошептал Толлер. – Мы заслуживаем большего уважения…
– Не могу не согласиться. – Появление Сондевиры искривило окружающее пространство, создав диковинную геометрию, которая бросала вызов законам перспективы. – Признаюсь, я не пожалела сил, чтобы окружить барьером разум каждого из вас, но ведь я заботилась только о вашей безопасности. Видите ли, телепатия, или непосредственный мысленный контакт разумов, – дело, по сути, добровольное. Здесь, на Дальнем Мире, живут ваши враги, причем враги могущественные. Нельзя допустить, чтобы симбониты узнали о вашем приближении к планете. Тут я могу помочь, но все-таки лучше бы вы согласились повернуть к дому.
– Мы не можем повернуть, – сказал Бартан Драмме, опередив Толлера.
– Бартан говорит от лица всех нас, – добавил Толлер. – Мы готовы встретиться с любым врагом, погибнуть, если будет нужно, но все-таки имеем право знать, с кем придется скрестить клинки. Кто такие симбониты и почему они враждебны?
Сондевира ответила не сразу, и пока она раздумывала, ее многомерный образ колебался, мерк и светлел вновь. Наконец она повела рассказ:
– Бесчисленное множество тысячелетий скитались симбоны в космосе, пока слепая судьба не привела их к маленькому, ничем не примечательному солнцу со свитой всего-навсего из трех планет. Две из них кружились неразлучной парой, третья держалась особняком. Угодив в гравитационное поле светила, разреженное облако спор (многие из них цеплялись друг за дружку тончайшими нитями вроде паутины) веками падали к центру системы, где и нашли свой конец в огромном ядерном костре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80