Это было настоящее чудовище! На больших деревьях на высоте нескольких футов я увидал следы его когтей. Такой поединок делал честь любому!
Я поднялся к пещере и заорал, вызывая противника на бой. И чудовище вышло на сражение. Оно не извергало никакого огня, просто рычало — и тут я понял свою ошибку. Это был не дракон — передо мной стоял динозавр! Плотоядная двуногая рептилия, если быть точным — аллозавр. Я понял это слишком поздно. Они считались вымершими; наверное, Сатана оживил его с единственной целью: сбить с меня спесь.
— А что, разве динозавр очень похож на дракона? — спросил Нортон.
— И да и нет, — с охотой ответил Гавейн. В драконоведении он чувствовал себя как рыба в воде. — Если бы они были схожи по природе, то их бы было одинаково легко убить. Драконы извергают пламя и у них лучше броня, кроме того, некоторые из них неподобающе сообразительны. В то же время древние плотоядные сражаются чем попало: зубами, когтями, применяя всю свою силу, действуя яростно и целеустремленно. Я обучен и привык сражаться с драконами; мне знакомы их слабые места. Дракон, например, всегда старается ожечь тебя пламенем или перегретым паром; ты уклоняешься от струи и, пока он снова набирает воздух, наносишь ответный смертоносный удар. А аллозавр, это чудовище, даже не остановился, чтобы посмотреть на успех своей атаки. Я был готов уклониться в сторону — но этого мало, когда на тебя прет многотонная туша. Я вонзил в шею зверя свой меч, однако монстр, казалось, даже не заметил этого. Это еще одно его отличие от дракона. Раненый дракон завыл бы от боли и ярости — драконы чрезвычайно гордятся своим ревом — и обернулся бы к ране, чтобы схватиться за нее. Я видел дракона, в которого вонзили нож — он повернулся и выгрыз нож из своего тела вместе с несколькими фунтами собственной плоти, а после этого прижег рану. Мой же необычный динозавр просто продолжал наступать. Его система была более примитивной. Вы знаете, как продолжает извиваться отрубленный хвост змеи? Настоящие рептилии умирают медленно, даже когда они разрезаны на кусочки. Так что я и на этот раз не сообразил — и снова поплатился. Тварь опрокинула меня и попыталась отхватить хороший кусок. Я даже не вырывался
— знал, что она только зубы себе сломает.
Это было моей третьей ошибкой. Очевидно, магия в значительной степени включает в себя психологический компонент; люди верят в ее силу, поэтому она сильна. Любой дракон почувствовал бы чары и понял, что мои доспехи неуязвимы; его укус был бы скорее показухой. Однако в пору молодости моего динозавра настоящей магии еще не знали, и эта тварь из доисторических времен ухватила меня по-настоящему!
— Но магия вовсе не состоит из одной лишь психологии! — возразил Нортон. — Когда я разжигал этот костер, дереву не надо было верить в магию; оно зажглось бы в любом случае.
— Верно. Мои доспехи были недоступны зубам чудовища, — согласился Гавейн. — В то же время кольчуга была эластичной, чтобы я мог удобно носить ее и чтобы она не ограничивала мои движения во время схватки. У этой рептилии оказались чрезвычайно сильные челюсти. Когда аллозавр грыз меня, ни один зуб не проник сквозь кольчугу — меня просто раздавило. Дракон никогда бы не сделал этого из-за боязни повредить себе зубы. А тупая рептилия… Она сломала себе клыки, но при этом меня уничтожила! — Призрак говорил с возмущением.
— Теперь понятно, — произнес Нортон. — Мне очень жаль, что мы встретились при подобных обстоятельствах.
Это было проявлением вежливости. Нортон отдавал себе отчет в том, что, возможно, сожалел бы больше, если бы встретил живого Гавейна.
— Это не ваша вина, — кивнул Гавейн. — Вы хороший слушатель. Многие люди боятся призраков или в лучшем случае не обращают на них внимания.
— Многие люди куда более оседлы, чем я, — заметил Нортон. — Наверное, это относится и к их сознанию. Если вы не проявляете ко мне агрессивности, я принимаю вас как добросердечного собеседника и надеюсь, что, со своей стороны, смогу чем-нибудь помочь вам.
Как ни странно, призрак ему нравился. Гавейн во плоти вряд ли был приятным человеком и с Нортоном не имел ничего общего, но после смерти он явно вызывал интерес и симпатию — наверное, потому, что зло надежно осталось позади.
— Мне по душе ваше поведение, — сказал Гавейн. — Я вижу, что наши взгляды не во всем сходятся; очевидно, вы человек более мягкий, чем я. Не сомневайтесь, я щедро вознагражу вас за услугу. Хотите, научу, как убивать драконов?
— О, я не требую никакого вознаграждения! — воскликнул Нортон. — Какая же это будет услуга!
— Ерунда! Я бы предпочел заплатить. Услуга состоит в простом соглашении выполнить ее.
— Ну тогда я готов узнать, как убивают драконов, хотя надеюсь, что мне никогда не придется воспользоваться этими знаниями. — Это было преуменьшение; он никогда по доброй воле не приблизился бы к дикому дракону без оборонительной магии, а обладая оборонительной магией, нет необходимости убивать дракона. — Какая услуга вам требуется?
Гавейн нахмурился:
— Позвольте я сперва более подробно объясню подоплеку всего дела, чтобы вы имели возможность отклонить мою просьбу.
Нортоном все больше овладевало любопытство. При жизни призрак был грубым бесцеремонным типом с совершенно чуждыми ему ценностями. Почему он так осторожничает?
— Сделайте одолжение.
— К тому времени когда я умер, я вдобавок к моему наследству честно накопил немалое состояние. Точнее, наследство еще не перешло ко мне, потому что мой отец еще жив, но я — единственный наследник. Очень важно, чтобы поместье осталось в семье. Поэтому мои родные устроили мне свадьбу. Меня женили на красивой здоровой молодой женщине соответствующего происхождения, которая…
— Простите, — остановил его Нортон. — Простите, что я перебиваю вас, но я не понял. Как призрак может жениться?
Гавейн улыбнулся:
— Да, я так и думал, что это вас озадачит. Поначалу я сам пришел в замешательство. Подобную свадьбу устраивают, когда знатная семья желает сохранить родовую линию — после смерти наследника. Призрака женят на подходящей девушке — на такой, которую он одобрил бы, будучи жив, и которая носит затем его наследника.
— Но…
— Но призрак не может оплодотворить живую женщину, верно.
— Именно! Я не понимаю, как…
— Сейчас объясню. Моя жена вправе общаться с любым мужчиной по ее выбору, но она является моей женой и ее ребенок — мой. Он унаследует мое поместье и будет продолжателем моего рода.
— Выходит, она будет неверна вам! — протестующе воскликнул Нортон.
— Поначалу это тоже волновало меня. Затем я смирился. Она знает, что должна родить наследника и что я лично не могу участвовать в этом процессе. Но я вовлечен в него, так как сам выбираю мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Я поднялся к пещере и заорал, вызывая противника на бой. И чудовище вышло на сражение. Оно не извергало никакого огня, просто рычало — и тут я понял свою ошибку. Это был не дракон — передо мной стоял динозавр! Плотоядная двуногая рептилия, если быть точным — аллозавр. Я понял это слишком поздно. Они считались вымершими; наверное, Сатана оживил его с единственной целью: сбить с меня спесь.
— А что, разве динозавр очень похож на дракона? — спросил Нортон.
— И да и нет, — с охотой ответил Гавейн. В драконоведении он чувствовал себя как рыба в воде. — Если бы они были схожи по природе, то их бы было одинаково легко убить. Драконы извергают пламя и у них лучше броня, кроме того, некоторые из них неподобающе сообразительны. В то же время древние плотоядные сражаются чем попало: зубами, когтями, применяя всю свою силу, действуя яростно и целеустремленно. Я обучен и привык сражаться с драконами; мне знакомы их слабые места. Дракон, например, всегда старается ожечь тебя пламенем или перегретым паром; ты уклоняешься от струи и, пока он снова набирает воздух, наносишь ответный смертоносный удар. А аллозавр, это чудовище, даже не остановился, чтобы посмотреть на успех своей атаки. Я был готов уклониться в сторону — но этого мало, когда на тебя прет многотонная туша. Я вонзил в шею зверя свой меч, однако монстр, казалось, даже не заметил этого. Это еще одно его отличие от дракона. Раненый дракон завыл бы от боли и ярости — драконы чрезвычайно гордятся своим ревом — и обернулся бы к ране, чтобы схватиться за нее. Я видел дракона, в которого вонзили нож — он повернулся и выгрыз нож из своего тела вместе с несколькими фунтами собственной плоти, а после этого прижег рану. Мой же необычный динозавр просто продолжал наступать. Его система была более примитивной. Вы знаете, как продолжает извиваться отрубленный хвост змеи? Настоящие рептилии умирают медленно, даже когда они разрезаны на кусочки. Так что я и на этот раз не сообразил — и снова поплатился. Тварь опрокинула меня и попыталась отхватить хороший кусок. Я даже не вырывался
— знал, что она только зубы себе сломает.
Это было моей третьей ошибкой. Очевидно, магия в значительной степени включает в себя психологический компонент; люди верят в ее силу, поэтому она сильна. Любой дракон почувствовал бы чары и понял, что мои доспехи неуязвимы; его укус был бы скорее показухой. Однако в пору молодости моего динозавра настоящей магии еще не знали, и эта тварь из доисторических времен ухватила меня по-настоящему!
— Но магия вовсе не состоит из одной лишь психологии! — возразил Нортон. — Когда я разжигал этот костер, дереву не надо было верить в магию; оно зажглось бы в любом случае.
— Верно. Мои доспехи были недоступны зубам чудовища, — согласился Гавейн. — В то же время кольчуга была эластичной, чтобы я мог удобно носить ее и чтобы она не ограничивала мои движения во время схватки. У этой рептилии оказались чрезвычайно сильные челюсти. Когда аллозавр грыз меня, ни один зуб не проник сквозь кольчугу — меня просто раздавило. Дракон никогда бы не сделал этого из-за боязни повредить себе зубы. А тупая рептилия… Она сломала себе клыки, но при этом меня уничтожила! — Призрак говорил с возмущением.
— Теперь понятно, — произнес Нортон. — Мне очень жаль, что мы встретились при подобных обстоятельствах.
Это было проявлением вежливости. Нортон отдавал себе отчет в том, что, возможно, сожалел бы больше, если бы встретил живого Гавейна.
— Это не ваша вина, — кивнул Гавейн. — Вы хороший слушатель. Многие люди боятся призраков или в лучшем случае не обращают на них внимания.
— Многие люди куда более оседлы, чем я, — заметил Нортон. — Наверное, это относится и к их сознанию. Если вы не проявляете ко мне агрессивности, я принимаю вас как добросердечного собеседника и надеюсь, что, со своей стороны, смогу чем-нибудь помочь вам.
Как ни странно, призрак ему нравился. Гавейн во плоти вряд ли был приятным человеком и с Нортоном не имел ничего общего, но после смерти он явно вызывал интерес и симпатию — наверное, потому, что зло надежно осталось позади.
— Мне по душе ваше поведение, — сказал Гавейн. — Я вижу, что наши взгляды не во всем сходятся; очевидно, вы человек более мягкий, чем я. Не сомневайтесь, я щедро вознагражу вас за услугу. Хотите, научу, как убивать драконов?
— О, я не требую никакого вознаграждения! — воскликнул Нортон. — Какая же это будет услуга!
— Ерунда! Я бы предпочел заплатить. Услуга состоит в простом соглашении выполнить ее.
— Ну тогда я готов узнать, как убивают драконов, хотя надеюсь, что мне никогда не придется воспользоваться этими знаниями. — Это было преуменьшение; он никогда по доброй воле не приблизился бы к дикому дракону без оборонительной магии, а обладая оборонительной магией, нет необходимости убивать дракона. — Какая услуга вам требуется?
Гавейн нахмурился:
— Позвольте я сперва более подробно объясню подоплеку всего дела, чтобы вы имели возможность отклонить мою просьбу.
Нортоном все больше овладевало любопытство. При жизни призрак был грубым бесцеремонным типом с совершенно чуждыми ему ценностями. Почему он так осторожничает?
— Сделайте одолжение.
— К тому времени когда я умер, я вдобавок к моему наследству честно накопил немалое состояние. Точнее, наследство еще не перешло ко мне, потому что мой отец еще жив, но я — единственный наследник. Очень важно, чтобы поместье осталось в семье. Поэтому мои родные устроили мне свадьбу. Меня женили на красивой здоровой молодой женщине соответствующего происхождения, которая…
— Простите, — остановил его Нортон. — Простите, что я перебиваю вас, но я не понял. Как призрак может жениться?
Гавейн улыбнулся:
— Да, я так и думал, что это вас озадачит. Поначалу я сам пришел в замешательство. Подобную свадьбу устраивают, когда знатная семья желает сохранить родовую линию — после смерти наследника. Призрака женят на подходящей девушке — на такой, которую он одобрил бы, будучи жив, и которая носит затем его наследника.
— Но…
— Но призрак не может оплодотворить живую женщину, верно.
— Именно! Я не понимаю, как…
— Сейчас объясню. Моя жена вправе общаться с любым мужчиной по ее выбору, но она является моей женой и ее ребенок — мой. Он унаследует мое поместье и будет продолжателем моего рода.
— Выходит, она будет неверна вам! — протестующе воскликнул Нортон.
— Поначалу это тоже волновало меня. Затем я смирился. Она знает, что должна родить наследника и что я лично не могу участвовать в этом процессе. Но я вовлечен в него, так как сам выбираю мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86