Или проще - смерть человека.
Любого человека!
Но я тогда лазил на карачках, уже обремененный теориями, и искал свою
рукопись. Об убиенной Свете. О расчлененной красоте. Холодно входила в
сердце мысль: зачем ищешь? Смерть в описании классиков трагична и
поучительна всегда для человека, ибо трепетна и незабываема. А тут смерть
на бешеном повороте событий. "Кто был никем, тот станет всем". Не только
вошедшие "в закон воры", а и кандидаты физико-математических наук - дети
гегемонов, могут прятать купюры в рыхлых кроватях, заваливая их стопками
никому ненужного чтива.
Между прочим, откуда берутся такие купюры, если человек работает
скромным сторожем? Человеку двадцать семь. Он с усиками не моржовыми,
которые в большинстве носят эти полугородские, полудеревенские
захлопотанные на службе чучела, а с усиками и в придачу бородками а-ля
д'Артаньян; он в майке с лозунгом на английском языке, в шортах китайского
покроя. Увидев свои сто семьдесят тысяч, спрятанными под ковром и
обнародованными на суде, этот с усиками, которого "опознала" девочка, дочь
Светы, дочь, которую Света, выйдя по любви, родила в семнадцать лет,
сказал:
- Я йей прэдлагал пят тыща за один секс. Зачэм нэ пашла?
У Светы, на несчастье, было более ста тысяч крупных купюр, спрятанных
под научными изысканиями, как оказалось, напрасными изысканиями Витеньки и
его несчастных коллег.
Но я лазил и искал рукопись, боясь не стать богатым и ругал
последними словами гостей, привыкших приходить в мое отсутствие после
съемок "на натуре", чтобы распить бутылочку-другую, отойти, как они любят
говорить, эти великие труженики-актеришки, от "мерзкой действительности".
Кстати, они часто обращались к моей рукописи. Один из них, очень
талантливый документалист, как-то с сожалением даже высказался:
- Старик, зря ты замуровал действительные факты в эту глупую
художественность. Сейчас читатель и зритель на нее, художественность,
плюет... Их ошарашь документом! Бог мой, одно четвертование! Как заткнутся
все эти зрители и читатели! Страшно, старик, с ними спорить. Выпотроши ее
и все будет - ладушки! Я имею ввиду эту художественность.
Наконец, я нашел, что искал. Я увидел, что искал. Куски человеческого
мяса. Палец с кольцом. Бывший палец. Бывшие куски человеческого мяса...
Ценные фотографии для истории человечества, которое уже не хочет читать
художественных вещей. Хочет бежать глазами галопом по Европам... Мой
милый, добрый читатель! Я ведь так старательно разбрасывал "бусинки" по
всему белому полю листа! Попробую почитать, что уложил в эти сто страниц
убористого текста. Что можно представить так, без художественного
осмысления? Зачем люди писали когда-то с надрывом? Пришли новые времена,
новые "герои", новые читатели?
Самое удивительное началось, когда я развязал тесемочки у папки. Что
за наваждение? Вроде вытравлены многие строчки. Хорошо помню, после
машинистки я очень тщательно вычитал текст.
Я кинулся к блокноту, где покоилось второе убийство - Ирины. Был чист
и мой блокнот. Тот самый, с которым я ездил и в подвал, где лежала Ирина,
и к свидетелям. Я все аккуратно тогда записывал. Теперь это все исчезло.
Попытавшись восстановить блокнот по памяти (шут с ней, с повестью) я,
однако, восстановить ничего не смог. Лишь вспомнил один эпизод, который
горячо на совещании оперативной группы обсуждался. Кто-то высказал
предположение: "Может убийца Ирины - тот "вор в законе"?
Они тогда в группе не все знали, что в поселке, где было совершено
убийство, живет такой вор. Этот вор отпущен на волю в тот осенний, еще
теплый день, когда, теперь убитая, Ирина Г. шла по улице, на которой жила,
в легком коротком платьице. У нее полноватые ноги в хороших заграничных
колготках, открытая шея "необыкновенной красоты" (из протокола) и
"чуть-чуть большой нос на худощавом лице". "И он положил на нее глаз".
Об этом рассказывал кому-то (полковнику, подполковнику или старшему
лейтенанту) нынешний начальник шахты. Этот начальник знал: по своей воле
бывший "вор в законе" работает ныне проходчиком. Работает вопреки
воровскому закону, запрещающему работать (в знак протеста против
жестокости не только по отношению к существующей системе, но и к
воровскому закону). Предположивший связь между убийством и новым жителем
поселка, начальник шахты, однако, защищал этого "вора в законе", ибо имел
о нем "источники информации" (так он сказал): вор был сейчас настоящим
ламарем (тружеником), не вел никаких дел с забубеханными (бесшабашными,
разгульными), тянул уже на идейного (и умеющего, и склонного к
перевоспитанию)...
...Я горевал, глядя на рукопись и на блокнот. Ясно, кто это сделал.
Лю! Но - как? В мое отсутствие, пока я смотрел всю эту муть на кинорынке?
Да, легко войти в мою коммуналку. Ничего не составляет. Но - зачем? Ведь
сто страниц убористого текста не так легко и написать!
Ладненько, не сделался богачом до этого, на порнухе не выедешь! Надо
писать об Ирине. Надо восстанавливать блокнот. Особенно те места в нем,
которые относились к мужу Ирины - Ледику. А повесть о Свете -
восстановить. Хотя, хотя... Мы еще хлебнем горя с такой жестокостью,
стремительно катящейся на нас. Пусть полежит в таком уничтоженном виде!
Что Ледик приехал во вторник, мать и отец знали. Отцу позвонил на
шахту сват. Поручал ли сын ему звонить от своего имени, потом так и не
выяснили. Хотя, ну какой криминал в этом - позвонить? Но то, что сват
предупреждал с тревогой: их сын, Ледик, тут, - это впоследствии вошло в
протокол как "веское доказательство заранее спланированного убийства и
непринятие мер к его предупреждению".
Все они звали до службы этого, теперь заматерелого, с бегающим
взглядом моряка, Лёдиком. И теперь между собой тоже звали так.
Длинные часы - с утра вторника до вечера четверга, когда Ледик
ввалился в дом родителей, конечно, прошли и у родителей Ирины и у
родителей Ледика в напряжении. Дело в том, что в свое время именно мать
Ледика написала в его тот дальний гарнизон, что "твоя жена, еще не
оправившись от родов, позволяет себе кое-что лишнего", с кем - "ты это
знаешь".
После этого Ледик за три года ни разу не приехал в отпуск, может, и
потому. Хотя его товарищи приезжали частенько.
Развод - дело решенное, - думали все, в том числе и родители Ирины. И
то, что Ледик пошел после приезда к Ирине, может, не насторожило мать, а
заставило ее покаяться: зачем было вмешиваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Любого человека!
Но я тогда лазил на карачках, уже обремененный теориями, и искал свою
рукопись. Об убиенной Свете. О расчлененной красоте. Холодно входила в
сердце мысль: зачем ищешь? Смерть в описании классиков трагична и
поучительна всегда для человека, ибо трепетна и незабываема. А тут смерть
на бешеном повороте событий. "Кто был никем, тот станет всем". Не только
вошедшие "в закон воры", а и кандидаты физико-математических наук - дети
гегемонов, могут прятать купюры в рыхлых кроватях, заваливая их стопками
никому ненужного чтива.
Между прочим, откуда берутся такие купюры, если человек работает
скромным сторожем? Человеку двадцать семь. Он с усиками не моржовыми,
которые в большинстве носят эти полугородские, полудеревенские
захлопотанные на службе чучела, а с усиками и в придачу бородками а-ля
д'Артаньян; он в майке с лозунгом на английском языке, в шортах китайского
покроя. Увидев свои сто семьдесят тысяч, спрятанными под ковром и
обнародованными на суде, этот с усиками, которого "опознала" девочка, дочь
Светы, дочь, которую Света, выйдя по любви, родила в семнадцать лет,
сказал:
- Я йей прэдлагал пят тыща за один секс. Зачэм нэ пашла?
У Светы, на несчастье, было более ста тысяч крупных купюр, спрятанных
под научными изысканиями, как оказалось, напрасными изысканиями Витеньки и
его несчастных коллег.
Но я лазил и искал рукопись, боясь не стать богатым и ругал
последними словами гостей, привыкших приходить в мое отсутствие после
съемок "на натуре", чтобы распить бутылочку-другую, отойти, как они любят
говорить, эти великие труженики-актеришки, от "мерзкой действительности".
Кстати, они часто обращались к моей рукописи. Один из них, очень
талантливый документалист, как-то с сожалением даже высказался:
- Старик, зря ты замуровал действительные факты в эту глупую
художественность. Сейчас читатель и зритель на нее, художественность,
плюет... Их ошарашь документом! Бог мой, одно четвертование! Как заткнутся
все эти зрители и читатели! Страшно, старик, с ними спорить. Выпотроши ее
и все будет - ладушки! Я имею ввиду эту художественность.
Наконец, я нашел, что искал. Я увидел, что искал. Куски человеческого
мяса. Палец с кольцом. Бывший палец. Бывшие куски человеческого мяса...
Ценные фотографии для истории человечества, которое уже не хочет читать
художественных вещей. Хочет бежать глазами галопом по Европам... Мой
милый, добрый читатель! Я ведь так старательно разбрасывал "бусинки" по
всему белому полю листа! Попробую почитать, что уложил в эти сто страниц
убористого текста. Что можно представить так, без художественного
осмысления? Зачем люди писали когда-то с надрывом? Пришли новые времена,
новые "герои", новые читатели?
Самое удивительное началось, когда я развязал тесемочки у папки. Что
за наваждение? Вроде вытравлены многие строчки. Хорошо помню, после
машинистки я очень тщательно вычитал текст.
Я кинулся к блокноту, где покоилось второе убийство - Ирины. Был чист
и мой блокнот. Тот самый, с которым я ездил и в подвал, где лежала Ирина,
и к свидетелям. Я все аккуратно тогда записывал. Теперь это все исчезло.
Попытавшись восстановить блокнот по памяти (шут с ней, с повестью) я,
однако, восстановить ничего не смог. Лишь вспомнил один эпизод, который
горячо на совещании оперативной группы обсуждался. Кто-то высказал
предположение: "Может убийца Ирины - тот "вор в законе"?
Они тогда в группе не все знали, что в поселке, где было совершено
убийство, живет такой вор. Этот вор отпущен на волю в тот осенний, еще
теплый день, когда, теперь убитая, Ирина Г. шла по улице, на которой жила,
в легком коротком платьице. У нее полноватые ноги в хороших заграничных
колготках, открытая шея "необыкновенной красоты" (из протокола) и
"чуть-чуть большой нос на худощавом лице". "И он положил на нее глаз".
Об этом рассказывал кому-то (полковнику, подполковнику или старшему
лейтенанту) нынешний начальник шахты. Этот начальник знал: по своей воле
бывший "вор в законе" работает ныне проходчиком. Работает вопреки
воровскому закону, запрещающему работать (в знак протеста против
жестокости не только по отношению к существующей системе, но и к
воровскому закону). Предположивший связь между убийством и новым жителем
поселка, начальник шахты, однако, защищал этого "вора в законе", ибо имел
о нем "источники информации" (так он сказал): вор был сейчас настоящим
ламарем (тружеником), не вел никаких дел с забубеханными (бесшабашными,
разгульными), тянул уже на идейного (и умеющего, и склонного к
перевоспитанию)...
...Я горевал, глядя на рукопись и на блокнот. Ясно, кто это сделал.
Лю! Но - как? В мое отсутствие, пока я смотрел всю эту муть на кинорынке?
Да, легко войти в мою коммуналку. Ничего не составляет. Но - зачем? Ведь
сто страниц убористого текста не так легко и написать!
Ладненько, не сделался богачом до этого, на порнухе не выедешь! Надо
писать об Ирине. Надо восстанавливать блокнот. Особенно те места в нем,
которые относились к мужу Ирины - Ледику. А повесть о Свете -
восстановить. Хотя, хотя... Мы еще хлебнем горя с такой жестокостью,
стремительно катящейся на нас. Пусть полежит в таком уничтоженном виде!
Что Ледик приехал во вторник, мать и отец знали. Отцу позвонил на
шахту сват. Поручал ли сын ему звонить от своего имени, потом так и не
выяснили. Хотя, ну какой криминал в этом - позвонить? Но то, что сват
предупреждал с тревогой: их сын, Ледик, тут, - это впоследствии вошло в
протокол как "веское доказательство заранее спланированного убийства и
непринятие мер к его предупреждению".
Все они звали до службы этого, теперь заматерелого, с бегающим
взглядом моряка, Лёдиком. И теперь между собой тоже звали так.
Длинные часы - с утра вторника до вечера четверга, когда Ледик
ввалился в дом родителей, конечно, прошли и у родителей Ирины и у
родителей Ледика в напряжении. Дело в том, что в свое время именно мать
Ледика написала в его тот дальний гарнизон, что "твоя жена, еще не
оправившись от родов, позволяет себе кое-что лишнего", с кем - "ты это
знаешь".
После этого Ледик за три года ни разу не приехал в отпуск, может, и
потому. Хотя его товарищи приезжали частенько.
Развод - дело решенное, - думали все, в том числе и родители Ирины. И
то, что Ледик пошел после приезда к Ирине, может, не насторожило мать, а
заставило ее покаяться: зачем было вмешиваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31