Ах, Роза, если бы не мои годы (насвистывает) и не болезни (насвистывает) , я был бы первым претендентом на вашу руку.
Роза (смеясь, надменно) . Лучше болезни, чем смерть.
Давид. А вы очень веселый человек, Нуллюс.
Анатэма (насвистывая) . Отсутствие богатства и спокойная совесть, Давид, спокойная совесть. Мне нечего делать, и я гуляю под ручку. Так вы говорите – смерть, Роза?
Роза. Попробуйте.
Анатэма (останавливаясь) . А вы и в самом деле красивы. Роза!
(Задумчиво.) А что если… если… но нет: долг выше всего. Послушайте меня, Роза: не отдавайте себя меньше, чем князю, хотя бы и князю тьмы!
Наум. Розочка, зачем же ты отошла от меня? Мне холодно, когда ты не держишь меня за руку. Держи меня за руку, Розочка.
Роза (колеблясь) . Но я должна переодеться, Наум.
Наум. Я провожу тебя до спальни. Ты знаешь, сегодня я опять танцевал, и очень хорошо, знаешь ли? Я теперь уже не так задыхаюсь. (С чувством обожания и легкой зависти.) Какая ты красавица, Розочка!
Сура. Подожди, Розочка, я сама расчешу тебе волосы. Ты позволишь?
Роза. Вы плохо делаете это, мама; вы больше целуете, чем расчесываете, – волосы путаются от поцелуев.
Давид. Ты отвечаешь матери, Роза.
Роза (останавливаясь) . За что ты ненавидишь мою красоту, отец?
Давид. Прежде я любил твою красоту, Роза.
Сура (возмущенно) . Ну что ты говоришь, Давид!
Давид. Да, Сура. Я люблю жемчуг, пока он на дне моря; когда же его вынимают, он становится кровью, – и тогда я не люблю жемчуга, Сура.
Роза. За что ты ненавидишь мою красоту, отец? Ты знаешь ли, что сделала бы другая девушка на моем месте: она сошла бы с ума и завертелась бы по земле, как собака, которая проглотила булавку. А что делаю я? Я учусь, отец. Дни и ночи я учусь, отец. (В сильном волнении.) Ведь я не умею ничего. Я не умею говорить, я даже ходить не умею – ведь я горблюсь, я горблюсь при ходьбе!
Сура. Это неправда, Роза.
Роза (волнуясь) . Вот я забылась немного – и я уже кричу, каркаю хрипло, как простуженная ворона. Я хочу быть красивой, я должна быть красивой, – я только за этим и родилась. Ты смеешься? Напрасно. Ты знаешь ли, что твоя дочь будет герцогиней – принцессой? К моей короне я хочу добавить и скипетр.
Анатэма. Ого!
Те трое уходят. Давид, выждав их уход, гневно вскакивает с места и быстро ходит по комнате.
Давид. Какая комедия! Какая комедия, Нуллюс! Вчера она просила у неба селедку, а сегодня ей мало короны. Завтра же она отнимет престол у сатаны и сядет на него, Нуллюс, и будет сидеть крепко! Какая комедия!
Анатэма уже изменил свой вид: он строг и мрачен.
Анатэма. Нет, это трагедия, Давид Лейзер.
Давид. Комедия, Нуллюс, комедия – разве ты не слышишь во всем этом смеха сатаны? (Показывая рукой на дверь.) Ты видел труп, который танцует, – каждое утро я вижу его.
Анатэма. Разве Наум так опасен?
Давид. Опасен? Три доктора, три важных господина, Нуллюс, смотрели его вчера и сказали мне тихонько, что через месяц Наум умрет, что сейчас он уже труп больше, чем наполовину, – не сон ли это, Нуллюс? Не смех ли это сатаны?
Анатэма. А что они сказали о вашем здоровье, Давид?
Давид. Я не стал их спрашивать. Я не хочу, чтобы мне сказали: вы можете также прыгать под музыку, Давид. Как вам это нравится, Нуллюс: два трупа, танцующих в белой мраморной комнате? (Смеется мрачно и зло.)
Анатэма. Вы меня пугаете, мой друг. Что делается в вашей душе?
Давид. Не касайтесь моей души, Нуллюс, – в ней ужас. (Хватается руками за голову.) Ах, что же мне делать, что же мне делать? Я один во всем мире.
Анатэма. Что с вами, Давид? Успокойтесь…
Давид (останавливаясь перед Анатэмой с ужасом) . Смерть, Нуллюс, смерть! Вы принесли нам смерть. Не был ли я безгласен перед смертью? Не ждал ли я ее, как друга? Но вот вы принесли богатство – и я хочу танцевать.
Я хочу танцевать, а смерть хватает меня за сердце; я хочу есть, ибо в самые кости мои вошел голод, – а старый желудок извергает пищу обратно; я хочу смеяться, – а лицо мое плачет, а глаза мои слезятся, а душа моя воет от смертельного страха. В костях моих голод, и уже в крови моей яд – нет мне спасения: постигла смерть! (Тоскует.)
Анатэма (многозначительно) . Вас ждут бедные, Давид.
Давид. Ну так что же?
Анатэма. Вас ждут бедные, Давид.
Давид. Бедные всегда ждут.
Анатэма (строго) . Теперь я вижу, что ты действительно погиб, Давид.
Тебя покинул бог.
Давид останавливается и смотрит изумленно и гневно. Анатэма, надменно закинув голову, спокойно и строго выдерживает его взгляд. Молчание.
Давид. Это мне вы говорите, Нуллюс?
Анатэма. Да, это вам я говорю, Давид Лейзер. Будьте осторожны, Давид Лейзер, – вы во власти сатаны.
Давид (пугаясь) . Мой друг Нуллюс, вы пугаете меня; чем заслужил я ваш гнев и эти жестокие и страшные слова? Вы всегда так хорошо относились ко мне и к моим детям… Ваши волосы так же седы, как и мои, в чертах ваших я давно уже заметил скрытую муку и… я уважаю вас, Нуллюс! Зачем же вы молчите? Какой-то страшный огонь горит в ваших глазах, – кто вы, Нуллюс? Но вы молчите… Нет, нет, не опускайте глаз, мне еще страшней, когда опущены они: тогда на вашем челе проступают огненные письмена какой-то смутной, какой-то страшной – смертельной правды!
Анатэма (нежно) . Давид!
Давид (радостно) . Ты заговорил, Нуллюс?
Анатэма. Молчи и слушай меня. От безумия я верну тебя к разуму, от смерти – к жизни.
Давид. Молчу и слушаю.
Анатэма. Твое безумие в том, Давид Лейзер, что ты всю жизнь искал бога, а когда бог пришел к тебе – ты сказал: я тебя не знаю. Твоя смерть в том, Давид Лейзер, что, ослепленный несчастиями, как лошадь, которая в темноте вертит круг свой, ты не увидел людей и одинок остался среди них, со своею болезнью и богатством своим. Там во дворе тебя ждет жизнь, а ты, слепец, закрываешь перед нею двери. Танцуй, Давид, танцуй, – смерть подняла смычок и ждет тебя! Больше грации, Давид Лейзер, больше грации, ловчее закругляйте па!
Давид. Что ты хочешь от меня?
Анатэма. Верни богу, что дал тебе бог.
Давид (мрачно) . А разве что-нибудь дал мне бог?
Анатэма. Каждый рубль в твоем кармане – это нож, который ты вонзаешь в сердце голодного. Раздай имение нищим, дай хлеб голодным – и ты победишь смерть.
Давид. Корки хлеба не дали Давиду, когда он был голоден, – их ли сытостью насыщу свой голод, который в костях?
Анатэма. В них будешь сыт.
Давид. Верну ли здоровье и силу?
Анатэма. В них будешь силен.
Давид. Изгоню ли смерть, которая уже в крови жидкой, как вода, которая уже в венах и жилах моих, твердых, как высохшие канаты? Верну ли жизнь?
Анатэма. Их жизнью умножишь твою жизнь. Сейчас у тебя одно сердце, Давид, – у тебя станут миллионы сердец.
Давид. Но я умру.
Анатэма. Нет, ты будешь бессмертен.
Давид в ужасе отступает.
Давид. Страшное слово произнесли твои уста. Кто ты, что смеешь обещать бессмертие, – не в руке ли бога и жизнь и смерть человека?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23