А л е к с е й. Ты его не можешь простить?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Не знаю.
А л е к с е й. Но ведь ты же его любишь, Катя?
К о р о м ы с л о в. Постой, Алеша, так дело не делается. Одним словом, Катерина Ивановна, ваш муж приехал с нами, сидит сейчас в кустах и ждет вашего разрешения явиться сюда.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (вставая). Нет!
А л е к с е й. Катя, ну послушай же.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (незаметно кладя руку на сердце). Нет!
Молчание.
А л е к с е й (вставая, сурово). Значит, нам уезжать? Хорошо; едем, Коромыслов.
К о р о м ы с л о в (рукой усаживая его). Эх, Алексей, тут только начинается, а ты – едем… Дай человеку опомниться, не хватай его за горло.
А л е к с е й. Я не это ожидал встретить, Катя, когда ехал сюда. Неужели в тебе так мало великодушия! Когда я ехал сюда, я думал встретить ту Катерину Ивановну, чистую, великодушную, благородную, по отношению к которой только сумасшедший, как мой братец, мог возыметь какие-то подозрения. Катя!
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Ее уже нет, Алеша, ее на твоих глазах убили.
К о р о м ы с л о в. Она хочет сказать, что хоть пули и не попали, и тела ее не тронули, но душу убили. Не так ли, дорогая? Ну так это вздор: душу так легко не убьешь. В моей душе, скажу вам, дорогая, бомбы взрывались, а видите живу и делаю это с большим удовольствием. Все проходит, все забывается, дорогая! А вы еще такая молодая и такая красавица, и детишки у вас, насколько помню, недурны. И мы сейчас пойдем с Алешей чайку попьем и сад ваш посмотрим, а вы с ним тут поговорите. Ведь неудобно же на самом деле: член Государственной думы, а сидит в кустах, как рябчик. Не надо унижать человека.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Я к нему не вернусь.
К о р о м ы с л о в. Ну, вот это самое ему и скажите. Ведь немыслимо же такой разговор вести через посредников как вы полагаете? Красивый у вас парк – это имение вашей матушки?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Да.
К о р о м ы с л о в. И хозяйство, видимо, в порядке. Эх, давно я не был в настоящей русской деревне, среди соломенного пейзажа, и теперь даже как-то совестно. Пишу голых баб, и надоели они мне хуже горькой редьки, а нарушить порядок…
А л е к с е й. Прости меня, Катечка, я, кажется, резко говорил.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (быстро улыбнувшись). Какой же ты глупый, Алеша: настоящая совесть никогда не должна просить прощения, что бы она ни сделала. Ты моя совесть.
К о р о м ы с л о в. А я – часы. Идем, Алексей, да только уж вы, дорогая, никуда из этой комнаты не уходите: выйдете в другую, а потом в эту и не вернетесь. Платьице на вас в порядке, и прическа, и все, как следует, посидите тут, дружок, он недалеко.
Уходят. Екатерина Ивановна, не поднимаясь, на том же стуле ждет – руки ее опущены между колен. Солнце зашло, и в саду вечерние тени. Где-то далеко пастухи играют на жилейках. Тишина. Тяжело и грузно ступая, всходит по ступеням Георгий Дмитриевич, испуганно осматривает террасу и говорит : – Катя! Никого нет. – Нерешительно переступает порог и в первую минуту не видит Екатерины Ивановны. Осторожно делает еще два шага.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Катя! Где ты, Катя?
Молчание. Вдруг видит жену, сидящую все в той же позе, и замирает. Потом решительно подходит к ней, молча опускается на колени и молча кладет ее руки на свою голову. Екатерина Ивановна неподвижна.
Катя, это я пришел. Отчего ты молчишь, Катя? Взгляни на меня – это я, Катя!
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (тихо). Встань. Нет, я ничего. Встань, Горя.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч (вставая). Ты меня не ждала?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Нет, я все время жду тебя.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Катя, неужели это правда, и я вижу тебя? Катя, отчего ты мне не отвечала на письма – ведь я совсем с ума сошел, Катя. Посмотри, у меня седые волосы на висках.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Я вижу. Я тебя люблю. Нет, нет, не подходи.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Но отчего у тебя так опущены руки? Катя, ты не двинулась с места с тех пор, как я вошел, – что с тобой, Катя? Мне страшно, голубчик. Дети здоровы?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Дети здоровы. Георгий – я падшая, я изменила тебе.
Молчание. Он отходит, слегка шатаясь, в сторону и садится в кресло, опустив голову на руки. Молча растут в саду вечерние тени.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Тогда?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Нет. Разве ты еще думаешь.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Погоди немного, я сейчас не понимаю. Говори.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Лучше не надо говорить, Георгий.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, говори…
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Я отдалась Ментикову. Нет, потом, когда ты хотел убить меня. Это было только раз.
Георгий Дмитриевич встает и два раза проходит по комнате, потом снова садятся в той же позе.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Говори.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Но я забеременела, и мне сделали операцию. Больше ничего не было.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч (хрипло). Больше ничего?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Да, больше ничего. Лучше было не говорить.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Мне Лиза сказала, что Ментиков здесь живет уже месяц. Зачем он здесь?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Не знаю. Мне не с кем говорить. Вам очень больно, Георгий Дмитриевич?
Молчание. Георгий Дмитриевич встает, несколько раз проходит по комнате, вытянувшись, как на смотру, с сжатыми в кулак руками. После одного из поворотов так же решительно подходит к жене и опускается на колени.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Прости меня, Катя.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (вскакивает). Что? Пусти руку. Что?
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Прости меня, Катя.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (кричит). Не смей… Не смей! Не тронь меня… Мама! Пусти меня!…
Он с силою прижимает ее голову к своей груди, заглушая ее бессвязный крик.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Катя, Катя, голубчик, что с тобой, успокойся, услышат, Катя… Это я, Катечка. Да бедная же ты моя, да милая же ты моя!
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (тихо). Пусти. Бога ради пусти. Я опять закричу.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да ты же любовь моя, – ты же вечная, единственная любовь моя. Куда я тебя пущу? Куда я тебя пущу?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Пусти!
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ну, если хочешь, Катя, Катечка… – мы умрем вместе. Вместе – ты понимаешь? Потому что куда я тебя пущу? Куда я сам пойду? Да разве, есть какая-нибудь дорога… Ну, умрем, умрем, и я буду счастлив.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Я одна должна умереть.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Одна? А я что же буду делать? Клянусь тебе, Катя, даю честное слово, что если ты… сейчас… Открой глаза, взгляни мне прямо в душу… Ты смотришь, Катя? – ты видишь, Катя, ты видишь, Катя?
Почти отталкивает ее, подходит к двери и смотрит в сад, держа голову обеими руками. Так же, подняв руки, как для полета, смотрит на него Екатерина Ивановна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19