не искушай Господа Бога твоего!
– У Джона Уилкинса камень, – отчеканил Гомер. – От дьявола это или от Бога, пусть спорят иезуиты. Так или иначе, он умрёт, если ты и твои коллеги не придумаете, как обратить камень в жидкость, которая выйдет с мочой. В страхе за его жизнь ты вообразил, что коли я, Гомер Болструд, перестану распространять на лондонских улицах возмутительные памфлеты, потянется некая цепочка последствий, и в итоге Уилкинс ляжет под нож, переживёт операцию, будет жить долго и счастливо, оставаясь тебе добрым отцом, какого у тебя никогда не было. И ты говоришь, что голландцы сошли сума?
Даниель не мог ответить. Слова Гомера припечатали его с теми же силой, жаром и нестерпимой болью, что клеймо палача – самого Болструда.
– А коли ты воображаешь себя тактиком, подумай о паскудном балагане, который мы смотрим. – Гомер махнул рукой в сторону люнета.
На парапете Монмут вновь водружал английское и французское знамёна под оглушительный рёв зрителей, затянувших «Пики на плотинах». «Д'Артаньян» испустил последний вздох. Джон Черчилль на руках снёс его с крепостной стены и уложил на носилки, где героя тут же осыпали цветами.
– Узри мученика! – глумливо засмеялся Гомер. – Он отдал жизнь за идею и навсегда останется в сердцах знати!… Вот тебе и тактика. Мне жаль Уилкинса. Я не стал бы причинять ему вред, ибо он нам друг. Однако я не в силах отвратить смерть от его дверей. А когда смерть придёт, он станет мучеником – не столь романтическим, как д'Артаньян, но за более правое дело. Не обессудь, брат Даниель. – И Гомер пошёл прочь, сдирая обертку с пачки памфлетов.
«Д'Артаньяна» несла перед трибунами процессия живописно растрёпанных кавалеров, зрители покупали букетики у цветочниц и забрасывали цветами героев живых и «мёртвых». Лепестки еще ложились на лжемушкетёра, а в воздухе над трибунами уже закружили подхваченные ветром листки. Даниель поймал один и увидел карикатуру, на которой несколько французских кавалеров зверски насиловали голландскую молочницу. На другом мушкетёр в кружевном галстухе, силуэтом на фоне горящей протестантской церкви, ловил на острие шпаги подброшенного младенца. На трибунах вокруг Даниеля зрители передавали листовки из рук в руки; иные даже засовывали их в карманы или за обшлага.
Итак, всё было непросто. И сильно усложнилось десять минут спустя, когда при обстреле «Маастрихта» на виду у всех взорвалась пушка. Зрители подумали, что это сценический трюк, пока на них не посыпались окровавленные руки и ноги бомбардиров, мешаясь с непрекращающимся кружением памфлетов.
Даниель вернулся в Грешем-колледж и всю ночь работал с Гуком. Гук снизу смотрел на различные звёзды, а Даниель с крыши наблюдал новую, вспыхнувшую на восточном краю Лондона: чернь с факелами в руках бурлила на Сент-Джеймс-филдс, время от времени слышались мушкетные выстрелы. Позже он узнал, что толпа, разъярённая взрывом пушки, напала на дом Комстока.
Сам Джон Комсток заявился в Грешем-колледж на следующее утро. Даниель не с первой минуты его узнал: так изменили Комстока потрясение, возмущение и даже стыд. Он потребовал, чтобы Гук и остальные, бросив все дела, изучили обломки пушки, с которой, по его уверениям, что-то сделали «мои недруги».
Коллегия Святой и Нераздельной Троицы, Кембридж
1672 г.
Имеются некоторые вещи, которые не могут быть представляемы на основе фикции.
Гоббс, «Левиафан»
СНОВА В ПОРТАХ
комедия
Действующие лица
Мужчины:
г-н ВАН УНДЕРДЕВАТЕР, голландец , основатель коммерческой империи по торговле свиными ушами и картофельными глазками .
НЗИНГА, негр-каннибал, бывший король Конго, ныне раб г-на УНДЕРДЕВАТЕРА.
ИОСАФАТ КУНШТЮК, граф ЖУПЕЛ, энтузиаст .
ТОМ БЕГГЛ, бывший солдат, бродяга.
Преподобный ИЕГОВА ТРЯСОГУЗ, пуританский святоша .
ЮДЖИН КУНШТЮК, сын лорда ЖУПЕЛА, капитан пехотного полка.
ФРАНСИС АНДРОФИЛ, граф де ГЛУХОМАНЬ, придворный вертопрах .
ХВАТ и СТЫРЬ, подручные ТОМА БЕГГЛА.
Женщины:
мисс ЛИДИЯ ВАН УНДЕРДЕВАТЕР, дочь и единственная наследница г-на ВАН УНДЕРДЕВАТЕРА, недавно из венецианского пансиона.
Леди ЖУПЕЛ, супруга ИОСАФАТА КУНШТЮКА.
Мисс НОЖКИВРОЗЬ, сообщница ТОМА БЕГГЛА.
Место действия:
ГЛУХОМАНЬ, сельское поместье в Кенте.
Действие I. Сцена I
Каюта на корабле в море. Гремит гром, сверкают молнии.
Входит г-н ван Ундердеватер в халате и с фонарём.
ВАН УНД: Боцман!
Входит Нзинга, мокрый, с мешком.
НЗИНГА: Я здесь, господин!
ВАН УНД: Лопни мои глаза! Вы что, искупались в чане со смолой, боцман?
НЗИНГА: Это я, господин, ваш раб, моё королевское величество, милостью древесного бога, горного бога, речного бога и других богов, которых я не упомню, король Конго.
ВАН УНД: А что у тебя в мешке?
НЗИНГА: Яйца.
ВАН УНД: Яйца! Чтоб тебе ни дна ни покрышки! Ты забыл уроки цивилизации!
НЗИНГА: Ледяные.
ВАН УНД: Благодарение небесам.
НЗИНГА: Я собрал их с палубы, когда шёл град с куриное яйцо, – вы за это благодарите небеса?
ВАН УНД: Да, ибо это означает, что у боцмана всё на месте. Боцман!
Входит Лидия, в халате, растрёпанная.
ЛИДИЯ: Папенька, почему вы так громко требуете боцмана?
ВАН УНД: Моя дорогая Лидия, я хочу попросить, чтобы он прекратил этот ужасный шторм.
ЛИДИЯ: Но, папенька, боцман не может укротить бурю.
НЗИНГА: Я знаю одного гвинейского божка, который заведует погодой и берёт по-божески – думаю, за несколько бочонков рома он согласится её укротить.
ВАН УНД: Рома!… Я тебе что, дурной? Если твой божок в трезвом виде устраивает такую погоду, то что он учинит в пьяном?
НЗИНГА: Можно расплатиться с ним раковинами каури. Если хозяин отрядит моё величество в ближайшей шлюпке на юг, моё величество с удовольствием выступит посредником…
ВАН УНД: Вижу, ты ловкий коммерсант. Мне вспомнилось, как я обменял миллион каннибальских ушей на миллион картофельных глазков и остался в приличном барыше.
Новый раскат грома.
ВАН УНД: Эй! Боцман!
Входит лорд Жупел.
ЛОРД ЖУПЕЛ: Что тут за крики?
ЛИДИЯ: Лорд Жупел, рада вас видеть.
ВАН УНД: Плата за окончание грозы слишком велика, рынок языческих божеств слишком далёк…
ЛОРД Ж.: Тогда зачем, сударь, вы зовёте боцмана?
ВАН УНД: Скажу ему, чтобы сохранял стойкость перед лицом опасности.
ЛИДИЯ: Поздно, отец!
ВАН УНД: О чём ты, дитя?
ЛИДИЯ: Услышав тебя, боцман утратил всякую стойкость и бежал в страхе.
ВАН УНД: Откуда ты знаешь?
ЛИДИЯ: Он опрокинул гамак и уронил меня на пол!
ВАН УНД: Лидия, Лидия, я издержал состояние, чтобы отправить тебя в венецианский пансион, где бы ты научилась быть добродетельной девицей…
ЛИДИЯ: Я старалась, отец, но это так трудно!
ВАН УНД: Так что, мои деньги пошли псу под хвост?
ЛИДИЯ: Ах нет, отец. От нашего учителя танцев, сеньора Дефлорацио, я научилась чудесным песенкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– У Джона Уилкинса камень, – отчеканил Гомер. – От дьявола это или от Бога, пусть спорят иезуиты. Так или иначе, он умрёт, если ты и твои коллеги не придумаете, как обратить камень в жидкость, которая выйдет с мочой. В страхе за его жизнь ты вообразил, что коли я, Гомер Болструд, перестану распространять на лондонских улицах возмутительные памфлеты, потянется некая цепочка последствий, и в итоге Уилкинс ляжет под нож, переживёт операцию, будет жить долго и счастливо, оставаясь тебе добрым отцом, какого у тебя никогда не было. И ты говоришь, что голландцы сошли сума?
Даниель не мог ответить. Слова Гомера припечатали его с теми же силой, жаром и нестерпимой болью, что клеймо палача – самого Болструда.
– А коли ты воображаешь себя тактиком, подумай о паскудном балагане, который мы смотрим. – Гомер махнул рукой в сторону люнета.
На парапете Монмут вновь водружал английское и французское знамёна под оглушительный рёв зрителей, затянувших «Пики на плотинах». «Д'Артаньян» испустил последний вздох. Джон Черчилль на руках снёс его с крепостной стены и уложил на носилки, где героя тут же осыпали цветами.
– Узри мученика! – глумливо засмеялся Гомер. – Он отдал жизнь за идею и навсегда останется в сердцах знати!… Вот тебе и тактика. Мне жаль Уилкинса. Я не стал бы причинять ему вред, ибо он нам друг. Однако я не в силах отвратить смерть от его дверей. А когда смерть придёт, он станет мучеником – не столь романтическим, как д'Артаньян, но за более правое дело. Не обессудь, брат Даниель. – И Гомер пошёл прочь, сдирая обертку с пачки памфлетов.
«Д'Артаньяна» несла перед трибунами процессия живописно растрёпанных кавалеров, зрители покупали букетики у цветочниц и забрасывали цветами героев живых и «мёртвых». Лепестки еще ложились на лжемушкетёра, а в воздухе над трибунами уже закружили подхваченные ветром листки. Даниель поймал один и увидел карикатуру, на которой несколько французских кавалеров зверски насиловали голландскую молочницу. На другом мушкетёр в кружевном галстухе, силуэтом на фоне горящей протестантской церкви, ловил на острие шпаги подброшенного младенца. На трибунах вокруг Даниеля зрители передавали листовки из рук в руки; иные даже засовывали их в карманы или за обшлага.
Итак, всё было непросто. И сильно усложнилось десять минут спустя, когда при обстреле «Маастрихта» на виду у всех взорвалась пушка. Зрители подумали, что это сценический трюк, пока на них не посыпались окровавленные руки и ноги бомбардиров, мешаясь с непрекращающимся кружением памфлетов.
Даниель вернулся в Грешем-колледж и всю ночь работал с Гуком. Гук снизу смотрел на различные звёзды, а Даниель с крыши наблюдал новую, вспыхнувшую на восточном краю Лондона: чернь с факелами в руках бурлила на Сент-Джеймс-филдс, время от времени слышались мушкетные выстрелы. Позже он узнал, что толпа, разъярённая взрывом пушки, напала на дом Комстока.
Сам Джон Комсток заявился в Грешем-колледж на следующее утро. Даниель не с первой минуты его узнал: так изменили Комстока потрясение, возмущение и даже стыд. Он потребовал, чтобы Гук и остальные, бросив все дела, изучили обломки пушки, с которой, по его уверениям, что-то сделали «мои недруги».
Коллегия Святой и Нераздельной Троицы, Кембридж
1672 г.
Имеются некоторые вещи, которые не могут быть представляемы на основе фикции.
Гоббс, «Левиафан»
СНОВА В ПОРТАХ
комедия
Действующие лица
Мужчины:
г-н ВАН УНДЕРДЕВАТЕР, голландец , основатель коммерческой империи по торговле свиными ушами и картофельными глазками .
НЗИНГА, негр-каннибал, бывший король Конго, ныне раб г-на УНДЕРДЕВАТЕРА.
ИОСАФАТ КУНШТЮК, граф ЖУПЕЛ, энтузиаст .
ТОМ БЕГГЛ, бывший солдат, бродяга.
Преподобный ИЕГОВА ТРЯСОГУЗ, пуританский святоша .
ЮДЖИН КУНШТЮК, сын лорда ЖУПЕЛА, капитан пехотного полка.
ФРАНСИС АНДРОФИЛ, граф де ГЛУХОМАНЬ, придворный вертопрах .
ХВАТ и СТЫРЬ, подручные ТОМА БЕГГЛА.
Женщины:
мисс ЛИДИЯ ВАН УНДЕРДЕВАТЕР, дочь и единственная наследница г-на ВАН УНДЕРДЕВАТЕРА, недавно из венецианского пансиона.
Леди ЖУПЕЛ, супруга ИОСАФАТА КУНШТЮКА.
Мисс НОЖКИВРОЗЬ, сообщница ТОМА БЕГГЛА.
Место действия:
ГЛУХОМАНЬ, сельское поместье в Кенте.
Действие I. Сцена I
Каюта на корабле в море. Гремит гром, сверкают молнии.
Входит г-н ван Ундердеватер в халате и с фонарём.
ВАН УНД: Боцман!
Входит Нзинга, мокрый, с мешком.
НЗИНГА: Я здесь, господин!
ВАН УНД: Лопни мои глаза! Вы что, искупались в чане со смолой, боцман?
НЗИНГА: Это я, господин, ваш раб, моё королевское величество, милостью древесного бога, горного бога, речного бога и других богов, которых я не упомню, король Конго.
ВАН УНД: А что у тебя в мешке?
НЗИНГА: Яйца.
ВАН УНД: Яйца! Чтоб тебе ни дна ни покрышки! Ты забыл уроки цивилизации!
НЗИНГА: Ледяные.
ВАН УНД: Благодарение небесам.
НЗИНГА: Я собрал их с палубы, когда шёл град с куриное яйцо, – вы за это благодарите небеса?
ВАН УНД: Да, ибо это означает, что у боцмана всё на месте. Боцман!
Входит Лидия, в халате, растрёпанная.
ЛИДИЯ: Папенька, почему вы так громко требуете боцмана?
ВАН УНД: Моя дорогая Лидия, я хочу попросить, чтобы он прекратил этот ужасный шторм.
ЛИДИЯ: Но, папенька, боцман не может укротить бурю.
НЗИНГА: Я знаю одного гвинейского божка, который заведует погодой и берёт по-божески – думаю, за несколько бочонков рома он согласится её укротить.
ВАН УНД: Рома!… Я тебе что, дурной? Если твой божок в трезвом виде устраивает такую погоду, то что он учинит в пьяном?
НЗИНГА: Можно расплатиться с ним раковинами каури. Если хозяин отрядит моё величество в ближайшей шлюпке на юг, моё величество с удовольствием выступит посредником…
ВАН УНД: Вижу, ты ловкий коммерсант. Мне вспомнилось, как я обменял миллион каннибальских ушей на миллион картофельных глазков и остался в приличном барыше.
Новый раскат грома.
ВАН УНД: Эй! Боцман!
Входит лорд Жупел.
ЛОРД ЖУПЕЛ: Что тут за крики?
ЛИДИЯ: Лорд Жупел, рада вас видеть.
ВАН УНД: Плата за окончание грозы слишком велика, рынок языческих божеств слишком далёк…
ЛОРД Ж.: Тогда зачем, сударь, вы зовёте боцмана?
ВАН УНД: Скажу ему, чтобы сохранял стойкость перед лицом опасности.
ЛИДИЯ: Поздно, отец!
ВАН УНД: О чём ты, дитя?
ЛИДИЯ: Услышав тебя, боцман утратил всякую стойкость и бежал в страхе.
ВАН УНД: Откуда ты знаешь?
ЛИДИЯ: Он опрокинул гамак и уронил меня на пол!
ВАН УНД: Лидия, Лидия, я издержал состояние, чтобы отправить тебя в венецианский пансион, где бы ты научилась быть добродетельной девицей…
ЛИДИЯ: Я старалась, отец, но это так трудно!
ВАН УНД: Так что, мои деньги пошли псу под хвост?
ЛИДИЯ: Ах нет, отец. От нашего учителя танцев, сеньора Дефлорацио, я научилась чудесным песенкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103