– Да, – отвечал Роджер. – Ею полны подвалы вашего дяди Томаса.
– Золото ему не принадлежит. Это сумма его обязательств.
– Вот именно! Вы попали в самую точку! Здесь ваша надежда. – Роджер сделал шаг, чтобы идти. – Надеюсь, вы обдумаете мое предложение. Сэр.
– Считайте, что уже обдумываю. Сэр.
– Даже если в вашей жизни нет времени на дома, может быть, я выпрошу у вас несколько часов для моего театра…
– Театра?!
– Я прикупил долю в «Королевских комедиантах»; мы поставили «Любовь в ванной» и «Похотливого врача». Время от времени нам нужна помощь в устройстве громов и молний, явлении демонов, посещении ангелов, отсечении голов, смены пола, повешениях, родах и проч.
– Ну, не знаю, что скажут мои родные, если я займусь такими вещами, Роджер.
– Пфу! Гляньте, чем они сами заняты! Теперь, когда Апокалипсис не случился, вам придётся искать новое приложение своим многочисленным дарованиям.
– По крайней мере я могу следить, чтобы вы не взорвали себя на куски.
– От вас ничего не скроется, Даниель. Да, вы правильно угадали. Той ночью в лаборатории я готовил порох для театральных эффектов. Если истереть его потоньше, он горит быстрее – ярче вспышка, больше впечатление.
– Я заметил, – кивнул Даниель.
От этих слов Роджер рассмеялся, и от его смеха у Даниеля потеплело на сердце – таким образом они вошли в своего рода спираль.
– У меня встреча с доктором Лейбницем в кофейне неподалёку от театрального квартала. Почему бы нам не пройтись вместе?
– Возможно, вам попадался мой недавний труд – «О Боговоплощении».
– Ольденбург упоминал его, но, признаюсь, мне не хватило духу прочесть.
– В последней беседе мы коснулись того, как трудно примирить механистическую философию со свободной волей. Эта проблема во многом созвучна теологическому вопросу о воплощении.
– В обоих случаях духовная субстанция пронизывает тело, по сути, механическое, – согласился Даниель. Щеголи и театралы, косясь на них, садились за столики подальше, так что в людной кофейне вокруг Лейбница с Даниелем образовалось вдоволь свободного места.
– Загадка Троицы – в таинственном единстве божественной и человеческой природ Христа. Равным образом, споря о том, думает ли механизм – скажем, муха, летящая на запах мяса, ловушка либо арифметическая машина – или только демонстрирует гений своего творца, мы спрашиваем: наделены ли эти машины бестелесным принципом или, вульгарно говоря, духом , который, подобно Богу и ангелам, обладает свободной волей.
– И вновь мне слышатся отзвуки схоластики.
– Мистер Уотерхауз, вы делаете общую ошибку! Вы считаете, что может быть либо Аристотель, либо Декарт, что две эти философии несовместимы. Напротив! Мы можем принять современное механистическое объяснение в физике и сохранить аристотелеву концепцию самодостаточности.
– Извините мой скепсис…
– Проявлять скепсис – ваша обязанность, мистер Уотерхауз, тут нечего извинять. Объяснять, как согласуются эти учения, было бы долго, скажу одно: я сумел их примирить, допустив, что всякое тело содержит бестелесный принцип, который я отождествляю с cogitatio .
– Мыслью.
– Да!
– И где же она помещается? Картезианцы считают, что в шишковидной железе.
– Бестелесный принцип не имеет местоположения в столь вульгарном смысле, однако его организующее действие проявляется в теле, и мы можем узнать о его существовании по этому проявлению. В чём разница между человеком, который только что умер, и тем, что умрёт через несколько секунд, отмеренных часами мистера Гука?
– Христианин должен ответить: один обладает душой, другой – нет.
– Превосходный ответ! Нужно лишь перевести его на новый философский язык.
– Вы бы перевели его, доктор, сказав, что живое тело пронизано организующим принципом, который есть зримый признак того, что механические тела, по крайней мере до поры, до времени, едины с нематериальным принципом, именуемым Мыслью.
– Верно. Помните наш разговор о символах? Вы признали, что ваш разум не может манипулировать ложкою непосредственно и манипулирует её символом внутри себя. Бог может манипулировать ложкою непосредственно – мы зовём это чудом. Однако тварные разумы не могут – им нужен пассивный элемент, посредством которого действовать.
– Тело.
– Да.
– Однако вы сказали, что cogitatio и вычисление – одно и то же. В философском языке им бы соответствовало одно слово.
– Я пришёл к выводу, что они суть одно.
– Тем не менее ваша машина производит вычисления. Потому вынужден спросить: в какой момент она наполняется бестелесным принципом Мысли? Вы сказали, что cogitatio пронизывает тело и каким-то образом преобразует его в механическую систему, способную к действию. Пока соглашусь. В случае арифметической системы вы заходите с другого конца: создаете механическую систему в надежде, что она воспримет в себя дух свыше, как Пресвятая Дева. Когда происходит Благовещение? Когда вы вставляете последнее колесико? Когда поворачиваете ручку?
– Вы мыслите чересчур буквально, – отвечал Лейбниц.
– Однако вы сами сказали, что не видите противоречия между учениями о разуме как о механическом устройстве и о свободной воле. В таком случае должен наступить миг, когда ваша арифметическая машина будет уже не набором шестерён, но телом, в котором воплощен некий ангельский дух.
– Противопоставление ложное! – возразил Лейбниц. – Бестелесный принцип сам по себе не даёт нам свободы воли. Если мы признаём – а мы должны признавать, – что Бог вездесущ и знает будущее, то Ему ведомы наши поступки до того, как мы их совершим – даже если мы ангелы, – и нельзя сказать, что мы обладаем свободной волей.
– Этому меня с детства учили в церкви. Так что перспективы вашей философии безрадостны, доктор, – свободная воля не согласуется ни с богословием, ни с натурфилософией.
– Так вы говорите, мистер Уотерхауз, и тем не менее вы согласны с мистером Гуком, что есть загадочное созвучие между Природой и работой человеческого мозга. Откуда оно берётся?
– Не имею ни малейшего представления, доктор. Разве что правы алхимики: вся материя – и Природа, и наш мозг – пропитана одной философской ртутью.
– И гипотеза эта нам обоим не по душе.
– В чём состоит ваша гипотеза, доктор?
– Подобно двум лучикам снежинки, Материя и Разум растут из общего центра, и хотя они растут независимо и несвязанно, развиваясь сообразно собственным правилам, тем не менее вырастают в полной гармонии и обладают одинаковой формой.
– Это всё метафизика, – только и смог ответить Даниель. – Что есть общий центр? Бог?
– Бог изначально устроил так, чтобы Разум мог постигать Материю. Однако Он делает это не постоянным вмешательством в работу Разума и развитие Вселенной… скорее Он с самого начала создал гармоничной природу Разума и Натуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103