И согласно показаниям их учителя музыки именно Сережа и был самым музыкально талантливым, старшие же братья были вполне посредственными, даже в масштабах СССР, джазовыми музыкантами-любителями. На Западе (если представить сказочный, счастливый перелет) их ожидала трагедия. Им невозможно было бы даже выйти на сцену. Естественно, они не могли бы соревноваться с профессиональными джазовыми музыкантами, да и кто бы допустил их соревноваться? К тому же и лучшие джазовые музыканты нелегко зарабатывают себе на хлеб. (Мне предоставилась возможность близко общаться и наблюдать жизнь Стива Лейси, известного джазового музыканта. Так что я знаю, о чем я говорю.)
Несколько дней Симеоны пробыли в Японии на фестивале любительских джазовых ансамблей. Куда их пригласили, как приглашают австралийских аборигенов отплясать танец охоты на Всемирной сельскохозяйственной выставке. Неузнанная, непонятая, а лишь увиденная, как серия живых почтовых открыток, страна травмировала их. Там они и сломались, скорее всего. Старший (по свидетельству выжившего Игоря) пытался поймать такси, чтобы уехать всем в Токио, ехать прямиком в американское посольство, посольство страны джаза! Такси он не поймал. Матери с ними не было. Заметьте, что их остановила тогда не мать, оставшаяся в Иркутске, но проблема такси.
В своей стране их ценили. Всю группу, семерых, их приняли в конце концов в Высшее музыкальное училище имени Гнесиных. (Где они проучились два дня и ушли оттуда сами.) Их переселили из разваливавшегося крестьянского дома в две квартиры в новостройке. Но всего этого семье уже было мало. Семья зазналась. Семья не сумела понять, что своим успехом в стране они обязаны своей броскости, цирковой экзотичности (семеро братьев, младший ребенок с трубой и бантом), а не музыкальным талантам. Что на них идут смотреть, как на клоунов и лилипутов, а не слушать… Цепь невежеств, вплоть до последней: дебильно ломиться в открытую в 1988 году дверь на Запад!
«Да, они знали, что можно легально выехать из страны, — свидетельствует в фильме крестная мать ребят , — но у них не было родственников за границей. Без вызова родственников пришлось бы долго ждать, а они торопились, второго по старшинству сына должны были забрать в армию, а там и третьего…»
Авторы фильма попытались найти разгадку трагедии Симеонов в прошлом их семьи и в прошлом страны. В том, что отец их был алкоголиком. В том, что пьяный колхозный сторож застрелил бабушку, мать матери Овечкиных, за то, что она выкопала на колхозном поле десяток картошек. Может, это и действует на советского зрителя слезовыжимающе, но я не могу поплакать над несчастной судьбой крестьянки при советской власти, убиенной за картошку. Ибо знаю, что трагедии подобного рода интернациональны и чуть ли не ежедневны. Только что, сообщила французская пресса, французский крестьянин выстрелил в копающих на его поле морковь, убив одного мужика наповал, а другого ранив в живот. А с промежутком в десять дней мы узнали, что еще один крестьянин убил на своем участке (подкарауливал воров) в темноте мальчика 12 лет. В спину. Так что частную свою собственность, как видим, защищают крестьяне не менее кроваво и абсурдно, чем колхозную… Авторы фильма навязали нам объяснение трагедии трудностями жизни семьи. Тем, что воду семья носила из колодца, тем, что спали дети по двое в кроватях, в трудности содержания трех коров и огорода. То есть во втором фильме разрушается именно все то, что воспевалось как экзотика и великолепная близость к природе в первом. Дойка коров, сенокос — все эти сельскохозяйственные операции превратились для авторов фильма из вдохновительной экзотики в невыносимые трудности жизни. Ибо в 1988 году уже господствовали иные социальные моды, перестройка (в фильме, впрочем, она ни разу не упомянута) была на пороге вхождения в стадию радикализма. Потому авторы уже утверждают, указывая пальцем, что это «система» виновна в трагедии Симеонов.
В связи с Симеонами я вспомнил о другой семье, и тоже музыкальной. О плохо кончившем «музыканте» Чарлзе Мэнсоне и его семье вспомнил я. Вне сомнения, у хиппи-семьи Мэнсона и матриархальной семьи Симеонов были разные цели. Семья Симеонов яростно желала вырваться в общество, в котором Мэнсон не сумел преуспеть как музыкант. (У него был неплохой голос и определенный талант. Вершина его музыкальной карьеры — он продал две песни известной группе «Бич Бойз» за 5.000 долларов.) Вырваться в общество, которому «семья» Мэнсона объявила войну. Если коммунистическая система повинна в трагедии Симеонов, в трагедии и преступности Мэнсона и его семьи, по той же логике, что же, виновна капиталистическая система? Поклонникам американской демократии трудно будет с этим согласиться.
Нет, не в вульгарной социопсихологии и не в прошлом следует искать причину трагедии Симеонов. В настоящем, и только в нем. Это очень современная советская история. И она поучительна, ибо в ней символически просматривается трагедия всего советского народа. Недостаток информации, невежество ведут к трагедии. Неукоснительно ведут к трагедии. Идеализация «заграницы» (Америка — родина джаза, Япония — «красивая сказочная страна»), невежество в самооценке, идеализация своих возможностей (музыкальных, очень небольших) привели к гибели семью Овечкиных. Цепь невежеств, недостаток информации, идеализация своих собственных сил завели в лабиринт трагедии советскую буржуазию. Она одержима безумной идеей угнать на две трети азиатскую страну на Запад. СССР похож на горящий самолет, в котором погибла семья Овечкиных. Угнанный радикальной буржуазией, столь же невежественной, как Симеоны, самолет СССР пылает. Орут обезумевшие пассажиры — советский народ. В горящем самолете все еще пытаются улететь они на идеальный Запад.
Бизнесмены
Душной парижской летней ночью вышел я как-то из метро Сент-Поль на островок между двумя встречными потоками автомобилей и, стоя у тротуара, ждал зеленого огня. Внизу, у отвратительно воняющей сточной щели, увидел я, мне показалось, возятся кошки. Присмотревшись, я обнаружил, что нет, несколько крупных светлых крыс нагло прогуливаются прямо у меня под ногами. Внезапно зажегся доселе почему-то мертвый фонарь, и я смог увидеть, что вдоль всего тротуара, на многие десятки метров вперед, прогуливаются рыжие мокрые крысы. Откормленные, брюхатые, хвосты волочатся по асфальту. Освещенные, крысы не спеша устремились, переваливаясь, к только им известной цели под тротуаром и не толпясь, но быстро и эффективно втянулись все (даже уступая друг другу очередь!) в дыру, ведущую в подземную канализацию. Меньше чем в двух десятках метров на противоположной стороне рю де Риволи, в кафе, на тротуаре, сидела шумная толпа полуголых туристов, но, очевидно, крыс они не пугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Несколько дней Симеоны пробыли в Японии на фестивале любительских джазовых ансамблей. Куда их пригласили, как приглашают австралийских аборигенов отплясать танец охоты на Всемирной сельскохозяйственной выставке. Неузнанная, непонятая, а лишь увиденная, как серия живых почтовых открыток, страна травмировала их. Там они и сломались, скорее всего. Старший (по свидетельству выжившего Игоря) пытался поймать такси, чтобы уехать всем в Токио, ехать прямиком в американское посольство, посольство страны джаза! Такси он не поймал. Матери с ними не было. Заметьте, что их остановила тогда не мать, оставшаяся в Иркутске, но проблема такси.
В своей стране их ценили. Всю группу, семерых, их приняли в конце концов в Высшее музыкальное училище имени Гнесиных. (Где они проучились два дня и ушли оттуда сами.) Их переселили из разваливавшегося крестьянского дома в две квартиры в новостройке. Но всего этого семье уже было мало. Семья зазналась. Семья не сумела понять, что своим успехом в стране они обязаны своей броскости, цирковой экзотичности (семеро братьев, младший ребенок с трубой и бантом), а не музыкальным талантам. Что на них идут смотреть, как на клоунов и лилипутов, а не слушать… Цепь невежеств, вплоть до последней: дебильно ломиться в открытую в 1988 году дверь на Запад!
«Да, они знали, что можно легально выехать из страны, — свидетельствует в фильме крестная мать ребят , — но у них не было родственников за границей. Без вызова родственников пришлось бы долго ждать, а они торопились, второго по старшинству сына должны были забрать в армию, а там и третьего…»
Авторы фильма попытались найти разгадку трагедии Симеонов в прошлом их семьи и в прошлом страны. В том, что отец их был алкоголиком. В том, что пьяный колхозный сторож застрелил бабушку, мать матери Овечкиных, за то, что она выкопала на колхозном поле десяток картошек. Может, это и действует на советского зрителя слезовыжимающе, но я не могу поплакать над несчастной судьбой крестьянки при советской власти, убиенной за картошку. Ибо знаю, что трагедии подобного рода интернациональны и чуть ли не ежедневны. Только что, сообщила французская пресса, французский крестьянин выстрелил в копающих на его поле морковь, убив одного мужика наповал, а другого ранив в живот. А с промежутком в десять дней мы узнали, что еще один крестьянин убил на своем участке (подкарауливал воров) в темноте мальчика 12 лет. В спину. Так что частную свою собственность, как видим, защищают крестьяне не менее кроваво и абсурдно, чем колхозную… Авторы фильма навязали нам объяснение трагедии трудностями жизни семьи. Тем, что воду семья носила из колодца, тем, что спали дети по двое в кроватях, в трудности содержания трех коров и огорода. То есть во втором фильме разрушается именно все то, что воспевалось как экзотика и великолепная близость к природе в первом. Дойка коров, сенокос — все эти сельскохозяйственные операции превратились для авторов фильма из вдохновительной экзотики в невыносимые трудности жизни. Ибо в 1988 году уже господствовали иные социальные моды, перестройка (в фильме, впрочем, она ни разу не упомянута) была на пороге вхождения в стадию радикализма. Потому авторы уже утверждают, указывая пальцем, что это «система» виновна в трагедии Симеонов.
В связи с Симеонами я вспомнил о другой семье, и тоже музыкальной. О плохо кончившем «музыканте» Чарлзе Мэнсоне и его семье вспомнил я. Вне сомнения, у хиппи-семьи Мэнсона и матриархальной семьи Симеонов были разные цели. Семья Симеонов яростно желала вырваться в общество, в котором Мэнсон не сумел преуспеть как музыкант. (У него был неплохой голос и определенный талант. Вершина его музыкальной карьеры — он продал две песни известной группе «Бич Бойз» за 5.000 долларов.) Вырваться в общество, которому «семья» Мэнсона объявила войну. Если коммунистическая система повинна в трагедии Симеонов, в трагедии и преступности Мэнсона и его семьи, по той же логике, что же, виновна капиталистическая система? Поклонникам американской демократии трудно будет с этим согласиться.
Нет, не в вульгарной социопсихологии и не в прошлом следует искать причину трагедии Симеонов. В настоящем, и только в нем. Это очень современная советская история. И она поучительна, ибо в ней символически просматривается трагедия всего советского народа. Недостаток информации, невежество ведут к трагедии. Неукоснительно ведут к трагедии. Идеализация «заграницы» (Америка — родина джаза, Япония — «красивая сказочная страна»), невежество в самооценке, идеализация своих возможностей (музыкальных, очень небольших) привели к гибели семью Овечкиных. Цепь невежеств, недостаток информации, идеализация своих собственных сил завели в лабиринт трагедии советскую буржуазию. Она одержима безумной идеей угнать на две трети азиатскую страну на Запад. СССР похож на горящий самолет, в котором погибла семья Овечкиных. Угнанный радикальной буржуазией, столь же невежественной, как Симеоны, самолет СССР пылает. Орут обезумевшие пассажиры — советский народ. В горящем самолете все еще пытаются улететь они на идеальный Запад.
Бизнесмены
Душной парижской летней ночью вышел я как-то из метро Сент-Поль на островок между двумя встречными потоками автомобилей и, стоя у тротуара, ждал зеленого огня. Внизу, у отвратительно воняющей сточной щели, увидел я, мне показалось, возятся кошки. Присмотревшись, я обнаружил, что нет, несколько крупных светлых крыс нагло прогуливаются прямо у меня под ногами. Внезапно зажегся доселе почему-то мертвый фонарь, и я смог увидеть, что вдоль всего тротуара, на многие десятки метров вперед, прогуливаются рыжие мокрые крысы. Откормленные, брюхатые, хвосты волочатся по асфальту. Освещенные, крысы не спеша устремились, переваливаясь, к только им известной цели под тротуаром и не толпясь, но быстро и эффективно втянулись все (даже уступая друг другу очередь!) в дыру, ведущую в подземную канализацию. Меньше чем в двух десятках метров на противоположной стороне рю де Риволи, в кафе, на тротуаре, сидела шумная толпа полуголых туристов, но, очевидно, крыс они не пугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52