Не слышно стрекотания кузнечиков. Не видно ни птиц, ни пестрых бабочек. Кругом только горы, высокие угрюмые горы и глубокие пропасти. Не сразу разберешься, что подстерегает человека в страшном неизведанном мире...
Вот вытащена пробка из графина. Вода бурно закипела и тотчас же обратилась в лед. Здесь пыж улетает с пулей, пушинка догоняет камень. И нужно ли удивляться? Ведь на Луне нет воздуха. Лопнул баллон электрической лампочки, а она продолжает гореть как ни в чем не бывало. Беззвучным фейерверком красноватых искр рассыпаются врезающиеся в Луну метеориты...
Волшебный, удивительный сон! Особенно удивительный для тихой и тягомотной жизни маленького заштатного городка.
Впрочем, даже в этой монотонной жизни Циолковский умел находить свои прелести. Всегда он что-нибудь затевал, всякий раз его неожиданные затеи ошеломляли степенных и солидных боровчан.
На забавы учителя местные толстосумы и их присные смотрели буквально с вытаращенными глазами. Летом, размахивая топором, словно заправский плотник, учитель строил диковинные лодки, зимой мчался на коньках, распустив вместо паруса большой черный зонт, или разъезжал по льду в парусном кресле, пугая крестьянских лошадей. От него можно ждать чего угодно. Склеил из бумаги воздушный шар с дыркой внизу, положил под дырку лучинку, зажег – шар поднялся и полетел. А потом лучинка пережгла ниточку – и на Боровск посыпались искры. Ведь так, спаси господи, недалеко и до пожара. Хорошо, сапожник поймал на своей крыше этот шар, заарестовал его да в полицию...
Боровчане не понимали Циолковского, а не понимая, осуждали. Подчас они смотрели на него, как на блаженного. Ну, в самом деле, можно ли всерьез принимать человека, который, возвращаясь вечером из гостей, подбирает у колодца гнилушку только потому, что она светится, и несет ее домой, теряя при этом зонтик? Или вдруг выклеивает из бумаги ястреба и запускает его на незаметной тонкой нити?
Удивлялись боровские обыватели, недоверчиво косились товарищи учителя. Своим сослуживцам Циолковский казался странным человеком. Впрочем, все относительно. Константин Эдуардович тоже не мог сказать о своих коллегах, что они пришлись ему по вкусу. Особенно не нравились Циолковскому несостоявшиеся кандидаты в попы. А их-то, бывших семинаристов, и было как раз больше всего. Любители праздников, гостей, выпивок, эти люди частенько совершали бесчестные поступки. Вытянуть взятку у бедняка, мечтавшего о дипломе сельского учителя, было для них самым заурядным делом.
Иное дело – детвора. Школьники очень любили доброго учителя. Он никогда не ставил двоек и показывал так много интересных вещей. Ведь монгольфьер, наделавший столько шума огненным полетом над Боровском, был лишь деталью в буднях молодого учителя.
Мы уже знаем о первых научных трудах, написанных в Боровске. Начинающий исследователь поверил бумаге множество смелых мыслей, не чуждался он и экспериментов. Многое в домашней лаборатории сделано собственными руками. Циолковский строгал, пилил, паял, клеил, сколачивал...
Но в один прекрасный день (Циолковский вспоминает о нем в книге «Простое умение о воздушном корабле и способ его построения») вдруг показалось, что увлекательные мечты о свободном пространстве ужасно далеки от реальной жизни. Внезапно захотелось заняться чем-то другим, более полезным. Циолковскому хочется обратиться к делу, где можно сочетать теоретические научные расчеты с искусством своих в полном смысле слова золотых рук. И тут вновь вспыхнула юношеская мечта о цельнометаллическом управляемом аэростате...
Глава вторая
Заблуждение или предвидение?
5. Первый шаг в небо
Циолковский на распутье. Ему предстоит выбор – то ли приниматься за проект небывалого цельнометаллического аэростата, то ли искать пути проникновения в космос.
«Странная дилемма – удивится читатель. – Конечно, космос! Да можно ли было в этом сомневаться?»
Сегодня сомневаться действительно не приходится. Но перенесемся на три четверти века назад. Зададим тот же вопрос ученым.
«Разумеется, аэростат – ответило бы большинство из них. – Воздухоплавание – дело реальное, перспективное, это же ясно каждому. Почитайте, что пишет о нем Менделеев, посмотрите, как растет в России интерес к проблеме полета...» И, заканчивая свою тираду, ваш собеседник, вероятно, добавил бы:
«Что же касается свободного пространства, это... Извините, это слишком туманно и чересчур проблематично!»
Впрочем, строго говоря, пожалуй, неправильно формулировать дилемму, возникшую перед Циолковским: атмосфера или космос.
«Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда», – неоднократно подчеркивал Циолковский. Не покидала его эта мысль и в годы борьбы за аэростат, борьбы самоотверженной и нелегкой. Ведь, принимаясь за аэростат» Циолковский хотел одного – поскорее подняться на очередную ступеньку великой лестницы, в космическое пространство.
Возвращаясь после уроков, утомленный, Константин Эдуардович садился за расчеты. Космос снова казался каким-то далеким. Голова занята лишь одним: аэростат, удивительный аэростат с прочной металлической оболочкой.
Он работал жадно, а времени не хватало. Слишком много часов уделялось ученикам на протяжении дня. Дня... А если работать с утра? Циолковский стал подниматься чуть свет. Отдав несколько часов проекту, он уходил на занятия.
И так продолжалось два года...
Разрабатывая свою идею, Константин Эдуардович яростно ополчился на многие принципы дирижаблестроения, считавшиеся незыблемыми. Прежде всего он восстал против мягкой оболочки. Долой, долой этот прорезиненный мешок, наполненный легким газом!
Летать на таких аппаратах рискованно! – убежденно доказывал Циолковский. – Едва приметная искра – пожар, катастрофа.
История воздухоплавания еще не знала такого рода трагических происшествий. Но Циолковский упорно стоял на своем. Его пророчество сбылось через несколько лет.
Итак, цельнометаллический дирижабль, способный по мере набора высоты, а следовательно, и уменьшения плотности воздуха, менять объем. Развивая эту идею, Циолковский не знал усталости. Ножницы кроили жесть. Шипело олово, стекая с паяльника. А вместе с грудой моделей росли и крепли слухи о чудаковатости учителя арифметики и геометрии.
Именно эти слухи привели на квартиру Циолковского Павла Михайловича Голубицкого, интеллигентного, нечуждого науке чиновника. Наслышавшись о необычном изобретателе, Голубицкий сказал своей гостье, знаменитому математику Ковалевской:
– Я обязательно с ним познакомлюсь!
– Так за чем же дело? – удивилась Софья Васильевна. – Пригласите его в гости...
Почувствовав неподдельный интерес Голубицкого, Константин Эдуардович охотно познакомил его со своими идеями, показал домашнюю лабораторию и решительно отверг его настойчивые приглашения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Вот вытащена пробка из графина. Вода бурно закипела и тотчас же обратилась в лед. Здесь пыж улетает с пулей, пушинка догоняет камень. И нужно ли удивляться? Ведь на Луне нет воздуха. Лопнул баллон электрической лампочки, а она продолжает гореть как ни в чем не бывало. Беззвучным фейерверком красноватых искр рассыпаются врезающиеся в Луну метеориты...
Волшебный, удивительный сон! Особенно удивительный для тихой и тягомотной жизни маленького заштатного городка.
Впрочем, даже в этой монотонной жизни Циолковский умел находить свои прелести. Всегда он что-нибудь затевал, всякий раз его неожиданные затеи ошеломляли степенных и солидных боровчан.
На забавы учителя местные толстосумы и их присные смотрели буквально с вытаращенными глазами. Летом, размахивая топором, словно заправский плотник, учитель строил диковинные лодки, зимой мчался на коньках, распустив вместо паруса большой черный зонт, или разъезжал по льду в парусном кресле, пугая крестьянских лошадей. От него можно ждать чего угодно. Склеил из бумаги воздушный шар с дыркой внизу, положил под дырку лучинку, зажег – шар поднялся и полетел. А потом лучинка пережгла ниточку – и на Боровск посыпались искры. Ведь так, спаси господи, недалеко и до пожара. Хорошо, сапожник поймал на своей крыше этот шар, заарестовал его да в полицию...
Боровчане не понимали Циолковского, а не понимая, осуждали. Подчас они смотрели на него, как на блаженного. Ну, в самом деле, можно ли всерьез принимать человека, который, возвращаясь вечером из гостей, подбирает у колодца гнилушку только потому, что она светится, и несет ее домой, теряя при этом зонтик? Или вдруг выклеивает из бумаги ястреба и запускает его на незаметной тонкой нити?
Удивлялись боровские обыватели, недоверчиво косились товарищи учителя. Своим сослуживцам Циолковский казался странным человеком. Впрочем, все относительно. Константин Эдуардович тоже не мог сказать о своих коллегах, что они пришлись ему по вкусу. Особенно не нравились Циолковскому несостоявшиеся кандидаты в попы. А их-то, бывших семинаристов, и было как раз больше всего. Любители праздников, гостей, выпивок, эти люди частенько совершали бесчестные поступки. Вытянуть взятку у бедняка, мечтавшего о дипломе сельского учителя, было для них самым заурядным делом.
Иное дело – детвора. Школьники очень любили доброго учителя. Он никогда не ставил двоек и показывал так много интересных вещей. Ведь монгольфьер, наделавший столько шума огненным полетом над Боровском, был лишь деталью в буднях молодого учителя.
Мы уже знаем о первых научных трудах, написанных в Боровске. Начинающий исследователь поверил бумаге множество смелых мыслей, не чуждался он и экспериментов. Многое в домашней лаборатории сделано собственными руками. Циолковский строгал, пилил, паял, клеил, сколачивал...
Но в один прекрасный день (Циолковский вспоминает о нем в книге «Простое умение о воздушном корабле и способ его построения») вдруг показалось, что увлекательные мечты о свободном пространстве ужасно далеки от реальной жизни. Внезапно захотелось заняться чем-то другим, более полезным. Циолковскому хочется обратиться к делу, где можно сочетать теоретические научные расчеты с искусством своих в полном смысле слова золотых рук. И тут вновь вспыхнула юношеская мечта о цельнометаллическом управляемом аэростате...
Глава вторая
Заблуждение или предвидение?
5. Первый шаг в небо
Циолковский на распутье. Ему предстоит выбор – то ли приниматься за проект небывалого цельнометаллического аэростата, то ли искать пути проникновения в космос.
«Странная дилемма – удивится читатель. – Конечно, космос! Да можно ли было в этом сомневаться?»
Сегодня сомневаться действительно не приходится. Но перенесемся на три четверти века назад. Зададим тот же вопрос ученым.
«Разумеется, аэростат – ответило бы большинство из них. – Воздухоплавание – дело реальное, перспективное, это же ясно каждому. Почитайте, что пишет о нем Менделеев, посмотрите, как растет в России интерес к проблеме полета...» И, заканчивая свою тираду, ваш собеседник, вероятно, добавил бы:
«Что же касается свободного пространства, это... Извините, это слишком туманно и чересчур проблематично!»
Впрочем, строго говоря, пожалуй, неправильно формулировать дилемму, возникшую перед Циолковским: атмосфера или космос.
«Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда», – неоднократно подчеркивал Циолковский. Не покидала его эта мысль и в годы борьбы за аэростат, борьбы самоотверженной и нелегкой. Ведь, принимаясь за аэростат» Циолковский хотел одного – поскорее подняться на очередную ступеньку великой лестницы, в космическое пространство.
Возвращаясь после уроков, утомленный, Константин Эдуардович садился за расчеты. Космос снова казался каким-то далеким. Голова занята лишь одним: аэростат, удивительный аэростат с прочной металлической оболочкой.
Он работал жадно, а времени не хватало. Слишком много часов уделялось ученикам на протяжении дня. Дня... А если работать с утра? Циолковский стал подниматься чуть свет. Отдав несколько часов проекту, он уходил на занятия.
И так продолжалось два года...
Разрабатывая свою идею, Константин Эдуардович яростно ополчился на многие принципы дирижаблестроения, считавшиеся незыблемыми. Прежде всего он восстал против мягкой оболочки. Долой, долой этот прорезиненный мешок, наполненный легким газом!
Летать на таких аппаратах рискованно! – убежденно доказывал Циолковский. – Едва приметная искра – пожар, катастрофа.
История воздухоплавания еще не знала такого рода трагических происшествий. Но Циолковский упорно стоял на своем. Его пророчество сбылось через несколько лет.
Итак, цельнометаллический дирижабль, способный по мере набора высоты, а следовательно, и уменьшения плотности воздуха, менять объем. Развивая эту идею, Циолковский не знал усталости. Ножницы кроили жесть. Шипело олово, стекая с паяльника. А вместе с грудой моделей росли и крепли слухи о чудаковатости учителя арифметики и геометрии.
Именно эти слухи привели на квартиру Циолковского Павла Михайловича Голубицкого, интеллигентного, нечуждого науке чиновника. Наслышавшись о необычном изобретателе, Голубицкий сказал своей гостье, знаменитому математику Ковалевской:
– Я обязательно с ним познакомлюсь!
– Так за чем же дело? – удивилась Софья Васильевна. – Пригласите его в гости...
Почувствовав неподдельный интерес Голубицкого, Константин Эдуардович охотно познакомил его со своими идеями, показал домашнюю лабораторию и решительно отверг его настойчивые приглашения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84