Или, как по этому поводу пишется в официальных документах: «Ознакомлен в части, касающейся».
Исполнители (многие из них не знают друг друга), как пчелы, собирают информацию и прилетают (или отправляют) ее в улей (ГРУ). Те, кто работает в этом «улье», устанавливают ее качество (сравнивают с другими — не дезинформация ли?), определяют ее полезность (что-то новое; подтверждение или опровержение ранее известного), находят место этой крупице в сочетании с другими данными. Таким образом она попадает в доклад, касающийся определенного направления, или в сводку за какой-то период времени.
Эти данные докладываются государственным и военным руководителям, чтобы они не вслепую, а зная все необходимое о нынешнем или будущем противнике, принимали безошибочные решения.
Разведка — единственная военная профессия, в которую не назначают в приказном порядке.
В разведку идут служить только по желанию. И даже работая в этой системе, разведчик не слышит приказного, командирского тона начальства. С ним чаще говорят так: «Мы хотим поручить вам…» или «Как вы смотрите, если мы вас отправим…» Строевой офицер не имеет права отказаться от выполнения приказа. А разведчика могут спросить: «Согласны?» или «Что вы думаете об этом?»
И он должен твердо ответить — берется он за выполнение этого задания или нет.
Обычно разведчик не отказывается от поручаемого дела. Так происходит потому, что те, кто его подобрал, отлично знают его возможности, иначе они с ним не завели бы разговор об этом задании. Работа разведчика всегда связана со смертью, возможными пытками, длительным или пожизненным тюремным заключением. За рубежом разведчик превращается в преступника, потому что преступает законы страны, на землю которой его заслали.
* * *
Однажды, вернувшись в свою комнату после окончания занятий, Иван Коробов предложил Ромашкину:
— Давай вечерком погуляем, сходим в ресторан. Была у меня мечта, если выберусь живым из немецкого тыла, буду целую неделю кутить в самом шикарном ресторане.
Василия удивила не мечта Ивана, а его предложение участвовать в таком гулянье. Невольно вспомнились однокашники по училищу, которые его предали и доносили о разговорах. Может быть, в разведшколе таким способом проверяют моральную устойчивость слушателей? Чтобы не обижать Коробова подозрением, Василий схитрил:
— Ваня, я не могу с тобой пойти в ресторан, потому что мне не на что пригласить тебя на ответное угощение. Моего капитанского жалованья на это не хватит. К тому же я половину матери отсылаю ежемесячно.
— Вот чудак! Никаких ответных не нужно. У меня денег до черта! В тылу у немцев деньги некуда было тратить. За три года полчемодана накопилось. Родственников нет, все погибли во время оккупации. Жену еще не завел. Некому было тратить. Так что не сомневайся! Какой в Москве самый шикарный ресторан?
— В этом деле я профан, не был еще ни разу в жизни в ресторане. Не довелось, ни в Москве, ни в Ташкенте: училище, тюрьма, война, какие уж тут рестораны!
— Тем более! Неужели тебе не интересно?
Затея Ивана была заманчива, говорил он искренно, и Ромашкин согласился. Они еще не приобрели гражданских костюмов, в них не было надобности. В первые годы после окончания войны в цивильное не переодевались, в военной форме при орденах всюду встречали с уважением.
Нагладив брюки, начистив награды, Иван и Василий отправились кутить. Они приехали в центр Москвы и, выйдя из метро «Площадь революции», сразу обнаружили огромную гостиницу «Москва» с рестораном, через площадь «Метрополь», а прямо напротив выхода из метро, прилепленный к гостинице «Москва», сиял белый, украшенный старинной лепкой «Гранд Отель» (теперь уже нет этого ресторана, его поглотил при реконструкции комплекс «Москвы», охвативший целый квартал.) В глаза бросилась сияющая яркими огнями реклама «Гранд Отеля».
— О! — воскликнул Иван. — Это то, что нам нужно! «Гранд Отель», грандиозно!
Они вошли в шикарный вестибюль — белый мрамор, зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры, швейцары и гардеробщики, похожие на адмиралов, в коричневых, отделанных золотыми галунами одеждах. Здесь был иной мир, какого Ромашкин прежде никогда не видел.
Холлы и главная зала ресторана были белые, с золотом, стены, потолки в лепке, зеркала в проемах между окнами обрамлены золотым вычурным багетом, и даже мебель — столы и кресла на замысловатых ножках — тоже была белой с золотом. Как позже узнал Ромашкин, это был стиль какого-то Людовика, номер его Василий не запомнил.
Расположились за столиком в углу, здесь показалось уютно и удобно, все и всех хорошо видно. Некоторое время Василий и Иван сидели молча, не то чтобы подавленные, а наоборот — вознесенные в какую-то сказочную нереальность.
У Василия, как в калейдоскопе, проносились в голове: тюремная одиночка, лесоповал, траншеи, залитые дождевой водой, расстрел компании Серого, прыжок с ножом на часового у знамени… Он думал: «Вся эта сказочная роскошь существовала, действовала в те же дни и часы, когда я проходил через те далекие теперь передряги. Когда темной ночью разведгруппа была на краю гибели, иКостя Королевич кинулся на пулемет, в этом ярко освещенном зале, под звуки джаза, может быть, вон та красивая, элегантная женщина та кже, как и сегодня, танцевала с седым, явно иностранцем, потому что у него вместо галстука непривычная для нас бабочка».
Иван тоже сидел молча и, видимо, переживал нечто похожее на размышления Ромашкина.
Любезный официант в полупоклоне, но с достоинством записал в блокнотик все, что заказали офицеры, и упорхнул неслышной походкой.
Посуда, ножи, вилки, салфетки, все было особенное, именное, с вычурной монограммой «Гранд Отеля». Заказанную поллитровку водки принесли не в бутылке, а в изящном графинчике. Иван разлил водку в фужеры, предназначенные для воды, и сказал, показывая на маленькие рюмочки:
— Этими фигурками мы с тобой до утра не охмелеем.
Выпили с наслаждением, водка была холодная, графинчик даже вспотел, потому что бутылку, достав из холодильника, перелили в него.
После первого графинчика, заказав второй, стали более внимательно приглядываться к окружающим, и, разумеется, взоры дольше задерживались на женщинах.
Все они казались Ромашкину необыкновенными, таких он не встречал в своей прежней жизни: многие в длинных платьях, но сшитых так, что фигура просматривается во всех подробностях, обнаженные плечи и руки, ухоженные лица, загадочные и одинаковые. Василию даже подумалось: они как постоянный инвентарь этого ресторана, как неизменные манекенщицы в журналах мод.
Однако спустя некоторое время Ромашкин стал различать женщин, они оказались разными по внешности, по фигурам и по возрасту. И некоторые из них с интересом поглядывали в сторону офицеров и даже проявляли явное желание быть замеченными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Исполнители (многие из них не знают друг друга), как пчелы, собирают информацию и прилетают (или отправляют) ее в улей (ГРУ). Те, кто работает в этом «улье», устанавливают ее качество (сравнивают с другими — не дезинформация ли?), определяют ее полезность (что-то новое; подтверждение или опровержение ранее известного), находят место этой крупице в сочетании с другими данными. Таким образом она попадает в доклад, касающийся определенного направления, или в сводку за какой-то период времени.
Эти данные докладываются государственным и военным руководителям, чтобы они не вслепую, а зная все необходимое о нынешнем или будущем противнике, принимали безошибочные решения.
Разведка — единственная военная профессия, в которую не назначают в приказном порядке.
В разведку идут служить только по желанию. И даже работая в этой системе, разведчик не слышит приказного, командирского тона начальства. С ним чаще говорят так: «Мы хотим поручить вам…» или «Как вы смотрите, если мы вас отправим…» Строевой офицер не имеет права отказаться от выполнения приказа. А разведчика могут спросить: «Согласны?» или «Что вы думаете об этом?»
И он должен твердо ответить — берется он за выполнение этого задания или нет.
Обычно разведчик не отказывается от поручаемого дела. Так происходит потому, что те, кто его подобрал, отлично знают его возможности, иначе они с ним не завели бы разговор об этом задании. Работа разведчика всегда связана со смертью, возможными пытками, длительным или пожизненным тюремным заключением. За рубежом разведчик превращается в преступника, потому что преступает законы страны, на землю которой его заслали.
* * *
Однажды, вернувшись в свою комнату после окончания занятий, Иван Коробов предложил Ромашкину:
— Давай вечерком погуляем, сходим в ресторан. Была у меня мечта, если выберусь живым из немецкого тыла, буду целую неделю кутить в самом шикарном ресторане.
Василия удивила не мечта Ивана, а его предложение участвовать в таком гулянье. Невольно вспомнились однокашники по училищу, которые его предали и доносили о разговорах. Может быть, в разведшколе таким способом проверяют моральную устойчивость слушателей? Чтобы не обижать Коробова подозрением, Василий схитрил:
— Ваня, я не могу с тобой пойти в ресторан, потому что мне не на что пригласить тебя на ответное угощение. Моего капитанского жалованья на это не хватит. К тому же я половину матери отсылаю ежемесячно.
— Вот чудак! Никаких ответных не нужно. У меня денег до черта! В тылу у немцев деньги некуда было тратить. За три года полчемодана накопилось. Родственников нет, все погибли во время оккупации. Жену еще не завел. Некому было тратить. Так что не сомневайся! Какой в Москве самый шикарный ресторан?
— В этом деле я профан, не был еще ни разу в жизни в ресторане. Не довелось, ни в Москве, ни в Ташкенте: училище, тюрьма, война, какие уж тут рестораны!
— Тем более! Неужели тебе не интересно?
Затея Ивана была заманчива, говорил он искренно, и Ромашкин согласился. Они еще не приобрели гражданских костюмов, в них не было надобности. В первые годы после окончания войны в цивильное не переодевались, в военной форме при орденах всюду встречали с уважением.
Нагладив брюки, начистив награды, Иван и Василий отправились кутить. Они приехали в центр Москвы и, выйдя из метро «Площадь революции», сразу обнаружили огромную гостиницу «Москва» с рестораном, через площадь «Метрополь», а прямо напротив выхода из метро, прилепленный к гостинице «Москва», сиял белый, украшенный старинной лепкой «Гранд Отель» (теперь уже нет этого ресторана, его поглотил при реконструкции комплекс «Москвы», охвативший целый квартал.) В глаза бросилась сияющая яркими огнями реклама «Гранд Отеля».
— О! — воскликнул Иван. — Это то, что нам нужно! «Гранд Отель», грандиозно!
Они вошли в шикарный вестибюль — белый мрамор, зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры, швейцары и гардеробщики, похожие на адмиралов, в коричневых, отделанных золотыми галунами одеждах. Здесь был иной мир, какого Ромашкин прежде никогда не видел.
Холлы и главная зала ресторана были белые, с золотом, стены, потолки в лепке, зеркала в проемах между окнами обрамлены золотым вычурным багетом, и даже мебель — столы и кресла на замысловатых ножках — тоже была белой с золотом. Как позже узнал Ромашкин, это был стиль какого-то Людовика, номер его Василий не запомнил.
Расположились за столиком в углу, здесь показалось уютно и удобно, все и всех хорошо видно. Некоторое время Василий и Иван сидели молча, не то чтобы подавленные, а наоборот — вознесенные в какую-то сказочную нереальность.
У Василия, как в калейдоскопе, проносились в голове: тюремная одиночка, лесоповал, траншеи, залитые дождевой водой, расстрел компании Серого, прыжок с ножом на часового у знамени… Он думал: «Вся эта сказочная роскошь существовала, действовала в те же дни и часы, когда я проходил через те далекие теперь передряги. Когда темной ночью разведгруппа была на краю гибели, иКостя Королевич кинулся на пулемет, в этом ярко освещенном зале, под звуки джаза, может быть, вон та красивая, элегантная женщина та кже, как и сегодня, танцевала с седым, явно иностранцем, потому что у него вместо галстука непривычная для нас бабочка».
Иван тоже сидел молча и, видимо, переживал нечто похожее на размышления Ромашкина.
Любезный официант в полупоклоне, но с достоинством записал в блокнотик все, что заказали офицеры, и упорхнул неслышной походкой.
Посуда, ножи, вилки, салфетки, все было особенное, именное, с вычурной монограммой «Гранд Отеля». Заказанную поллитровку водки принесли не в бутылке, а в изящном графинчике. Иван разлил водку в фужеры, предназначенные для воды, и сказал, показывая на маленькие рюмочки:
— Этими фигурками мы с тобой до утра не охмелеем.
Выпили с наслаждением, водка была холодная, графинчик даже вспотел, потому что бутылку, достав из холодильника, перелили в него.
После первого графинчика, заказав второй, стали более внимательно приглядываться к окружающим, и, разумеется, взоры дольше задерживались на женщинах.
Все они казались Ромашкину необыкновенными, таких он не встречал в своей прежней жизни: многие в длинных платьях, но сшитых так, что фигура просматривается во всех подробностях, обнаженные плечи и руки, ухоженные лица, загадочные и одинаковые. Василию даже подумалось: они как постоянный инвентарь этого ресторана, как неизменные манекенщицы в журналах мод.
Однако спустя некоторое время Ромашкин стал различать женщин, они оказались разными по внешности, по фигурам и по возрасту. И некоторые из них с интересом поглядывали в сторону офицеров и даже проявляли явное желание быть замеченными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170