Меня… задело это убийство.
– Ника, да мне о Незванове немногое известно. Тридцать два года ему было… В думу он попал не совсем обычным образом…
– Как это?
– От его округа баллотировался другой человек. Незванов был помощником, доверенным лицом. И что-то там у них стряслось… В общем, тот первый погряз в жутком скандале, а главным обличителем выступил как раз Незванов, на чем и выехал как борец за правду. Говорят, он сам и раздобыл компромат на шефа.
– Темная история?
– Да, пожалуй. Неужели ты не слышала? Об этом много шумели.
– Меня тошнит от политики. – Ника решилась наудачу назвать другое имя из списка. – А фамилия Губарев тебе ни о чем не говорит?
– Какой Губарев, космонавт?
– Нет. Губарев Лев Дмитриевич.
– Ах, этот… Говорит, а как же. Ты и о нем ничего не знаешь? В каком мире ты живешь, Ника?
– Кто он?
– Знаменитый ученый. Недавно сделал сенсационное открытие – ну, в подробностях я не силен, что-то о происхождении Вселенной, большом взрыве или большом всплеске. Результат – в тридцать четыре года директор нашего филиала Астрофизического института РАН. Модный персонаж, плейбой. Ника, к чему все эти расспросы?
– А до того… До своего открытия Губарев был известен?
– Не знаю. В своем кругу – наверное.
– А теперь он вращается, раздает интервью?
– Еще как… Постой, я понял. Ты где-то вскользь услышала имя Губарева, прилаживаешь к своим «Обыкновенным историям»… Начинаешь зондаж с меня… Незванов – повод… Хитра, мать, а я уши развесил! Все, больше ни слова.
– Да ты и так ничего не сказал.
– На том стоим. Пока! Заловишь Губарева – с тебя пиво.
– За что, вампир?!
– За мою красоту и ум.
– Если ты получишь это пиво, то я – сбитый американский летчик.
– Я тебя тоже люблю и нежно целую.
– Я тебя дважды.
Ника так и осталась сидеть, держа в руке телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки. Разговор вымотал ее, особенно финальный обмен шуточками, давшийся ох как нелегко.
Итак, теперь ей известны четверо – Щербаков, Радецкий, Губарев и Незванов. Один из них мертв. Убит. А есть еще Борис Кедров, которого тоже едва не убили. И его исчезнувший дядя, почему-то Борису не позвонивший. Не слишком ли зловещие тучи сгущаются вокруг списка?
16
23 мая 2001 года
С утра Ника монтировала передачу, а потом поехала к Владимиру Николаевичу Григорьеву, основателю и бессменному редактору альманаха фантастики и приключений «Зеркальный мир». Она была давно знакома с Григорьевым, почитала его как своего рода учителя, частенько заглядывала на огонек, и сегодняшняя телефонная просьба о встрече Владимира Николаевича не удивила.
Григорьев принял Нику в уютном домашнем халате, и весь он был домашним и уютным. Ему нездоровилось, он пил чай с лимоном, которым не замедлил угостить и Нику. Она с удовольствием согласилась, уселась в продавленное кресло. Ей нравилось бывать у Григорьева, сидеть в этом кресле и вести долгие беседы с хозяином старомодной квартиры. Нравились ей книжные полки до потолка, допотопная пишущая машинка «Ортех» (компьютер тоже имелся, но консервативный Григорьев привыкал к нему со скрипом), удобная мебель, жертвующая стильностью ради добротного комфорта, библиотечные запахи, ламбрекены на окнах. В дом Григорьева безумный внешний мир не был допущен… Но сегодня Ника не добровольная изгнанница, а шпионка этого мира.
Она пила чай, болтала о пустяках. Григорьев снисходительно внимал, а она искала мостик к тому, ради чего пришла.
Не придумав шпионского хода, она просто спросила:
– Владимир Николаевич, а вы помните Радецкого? Писателя, который у вас публиковался?
Редактор отчего-то помрачнел и кивнул.
– Как не помнить. Рассказ «Рыцари подземелья».
– Он у вас есть? Можно мне взглянуть?
– Есть, есть. – Губарев забрался на невысокую стремянку и принялся раскапывать на верхней полке томик альманаха. – А почему это ты вспомнила о Радецком?
– Я о нем передачу делала, а недавно он позвонил. По-моему, подбивает клинья. А что? Хороший писатель. Книгу его я читала, а рассказ – нет.
Григорьев окинул Нику со своей высоты странным отсутствующим взглядом и продолжил поиски. Найдя томик в мягкой обложке, он спустился и подал его Нике.
– Там, в конце.
– Я быстренько пролистаю…
Ника заглянула на страничку содержания, открыла альманах на рассказе Радецкого и принялась читать. Ей было достаточно полутора абзацев, чтобы убедиться – рассказ «Рыцари подземелья» не имеет ничего общего ни с романом «Кто-то в долине», ни со скучным и претенциозным бредом из компьютера Максима. Она захлопнула книжку:
– Ладно. Владимир Николаевич, вы мне скажите – хороший рассказ?
– Отличный. Только вот…
– Что?
– Не знаю, стоит ли тебе и говорить… Доказательств нет…
– Каких доказательств? Нет уж, Владимир Николаевич, сказали «А», извольте сказать и «Б».
С тяжелым вздохом Григорьев долил в стакан кипяток из электрочайника.
– Месяца через три после публикации пришла ко мне одна женщина… Она утверждала, что «Рыцарей подземелья» написал вовсе не Радецкий, а его школьный друг, ее сын. Парень погиб в армии… Она сказала, что рассказ был написан на компьютере, файл не сохранился и подтвердить свои слова она ничем не может. Она понятия не имеет, как попал к Радецкому текст рассказа.
Ника моргнула несколько раз подряд:
– Ага. И что вы предприняли?
– А что я мог предпринять? На нет и суда нет. Но вот когда вышла книга «Кто-то в долине», я сравнил оба текста.
– И ваш вывод?
– Они написаны не одним и тем же человеком.
– А значит…
– Значит, либо Радецкий не писал рассказа «Рыцари подземелья», либо он не писал романа «Кто-то в долине».
– Есть еще третья возможность, – заметила Ника. – Он не писал ни того, ни другого.
– Если так, хотел бы я знать, как это у него получается…
– Я тоже.
Редактор сощурился, проницательно посмотрел на Нику.
– Ты затеяла расследование плагиаторской деятельности Радецкого… и потому пришла ко мне?
– Нет.
– Ой ли?
– Да нет, нет. – Ника махнула рукой. – Какое там расследование. Я правду вам сказала, он клинья подбивал. И мне случайно попались на глаза файлы с его новыми работами…
– И что в них?
– Эпигонская графомания с вкраплениями плагиата. Это, наверное, и есть его собственное творчество.
– М-да… Если он и это у кого-нибудь не уворовал.
– Это?! Ну, знаете…
– Всякое бывает, – засмеялся Григорьев. – И как же ты теперь поступишь?
– Никак. Заниматься какими-то расследованиями и поисками доказательств нет ни времени, ни желания, да и наплевать мне на него. Впрочем…
– Что?
В запасе у Ники оставались три непроясненных имени из списка – когда, как не сейчас, воспользоваться моментом и проверить одно из них, любое?
– Он часто упоминал некого Растригина, и вот я подумала – не связан ли тот…
– Растригина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Ника, да мне о Незванове немногое известно. Тридцать два года ему было… В думу он попал не совсем обычным образом…
– Как это?
– От его округа баллотировался другой человек. Незванов был помощником, доверенным лицом. И что-то там у них стряслось… В общем, тот первый погряз в жутком скандале, а главным обличителем выступил как раз Незванов, на чем и выехал как борец за правду. Говорят, он сам и раздобыл компромат на шефа.
– Темная история?
– Да, пожалуй. Неужели ты не слышала? Об этом много шумели.
– Меня тошнит от политики. – Ника решилась наудачу назвать другое имя из списка. – А фамилия Губарев тебе ни о чем не говорит?
– Какой Губарев, космонавт?
– Нет. Губарев Лев Дмитриевич.
– Ах, этот… Говорит, а как же. Ты и о нем ничего не знаешь? В каком мире ты живешь, Ника?
– Кто он?
– Знаменитый ученый. Недавно сделал сенсационное открытие – ну, в подробностях я не силен, что-то о происхождении Вселенной, большом взрыве или большом всплеске. Результат – в тридцать четыре года директор нашего филиала Астрофизического института РАН. Модный персонаж, плейбой. Ника, к чему все эти расспросы?
– А до того… До своего открытия Губарев был известен?
– Не знаю. В своем кругу – наверное.
– А теперь он вращается, раздает интервью?
– Еще как… Постой, я понял. Ты где-то вскользь услышала имя Губарева, прилаживаешь к своим «Обыкновенным историям»… Начинаешь зондаж с меня… Незванов – повод… Хитра, мать, а я уши развесил! Все, больше ни слова.
– Да ты и так ничего не сказал.
– На том стоим. Пока! Заловишь Губарева – с тебя пиво.
– За что, вампир?!
– За мою красоту и ум.
– Если ты получишь это пиво, то я – сбитый американский летчик.
– Я тебя тоже люблю и нежно целую.
– Я тебя дважды.
Ника так и осталась сидеть, держа в руке телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки. Разговор вымотал ее, особенно финальный обмен шуточками, давшийся ох как нелегко.
Итак, теперь ей известны четверо – Щербаков, Радецкий, Губарев и Незванов. Один из них мертв. Убит. А есть еще Борис Кедров, которого тоже едва не убили. И его исчезнувший дядя, почему-то Борису не позвонивший. Не слишком ли зловещие тучи сгущаются вокруг списка?
16
23 мая 2001 года
С утра Ника монтировала передачу, а потом поехала к Владимиру Николаевичу Григорьеву, основателю и бессменному редактору альманаха фантастики и приключений «Зеркальный мир». Она была давно знакома с Григорьевым, почитала его как своего рода учителя, частенько заглядывала на огонек, и сегодняшняя телефонная просьба о встрече Владимира Николаевича не удивила.
Григорьев принял Нику в уютном домашнем халате, и весь он был домашним и уютным. Ему нездоровилось, он пил чай с лимоном, которым не замедлил угостить и Нику. Она с удовольствием согласилась, уселась в продавленное кресло. Ей нравилось бывать у Григорьева, сидеть в этом кресле и вести долгие беседы с хозяином старомодной квартиры. Нравились ей книжные полки до потолка, допотопная пишущая машинка «Ортех» (компьютер тоже имелся, но консервативный Григорьев привыкал к нему со скрипом), удобная мебель, жертвующая стильностью ради добротного комфорта, библиотечные запахи, ламбрекены на окнах. В дом Григорьева безумный внешний мир не был допущен… Но сегодня Ника не добровольная изгнанница, а шпионка этого мира.
Она пила чай, болтала о пустяках. Григорьев снисходительно внимал, а она искала мостик к тому, ради чего пришла.
Не придумав шпионского хода, она просто спросила:
– Владимир Николаевич, а вы помните Радецкого? Писателя, который у вас публиковался?
Редактор отчего-то помрачнел и кивнул.
– Как не помнить. Рассказ «Рыцари подземелья».
– Он у вас есть? Можно мне взглянуть?
– Есть, есть. – Губарев забрался на невысокую стремянку и принялся раскапывать на верхней полке томик альманаха. – А почему это ты вспомнила о Радецком?
– Я о нем передачу делала, а недавно он позвонил. По-моему, подбивает клинья. А что? Хороший писатель. Книгу его я читала, а рассказ – нет.
Григорьев окинул Нику со своей высоты странным отсутствующим взглядом и продолжил поиски. Найдя томик в мягкой обложке, он спустился и подал его Нике.
– Там, в конце.
– Я быстренько пролистаю…
Ника заглянула на страничку содержания, открыла альманах на рассказе Радецкого и принялась читать. Ей было достаточно полутора абзацев, чтобы убедиться – рассказ «Рыцари подземелья» не имеет ничего общего ни с романом «Кто-то в долине», ни со скучным и претенциозным бредом из компьютера Максима. Она захлопнула книжку:
– Ладно. Владимир Николаевич, вы мне скажите – хороший рассказ?
– Отличный. Только вот…
– Что?
– Не знаю, стоит ли тебе и говорить… Доказательств нет…
– Каких доказательств? Нет уж, Владимир Николаевич, сказали «А», извольте сказать и «Б».
С тяжелым вздохом Григорьев долил в стакан кипяток из электрочайника.
– Месяца через три после публикации пришла ко мне одна женщина… Она утверждала, что «Рыцарей подземелья» написал вовсе не Радецкий, а его школьный друг, ее сын. Парень погиб в армии… Она сказала, что рассказ был написан на компьютере, файл не сохранился и подтвердить свои слова она ничем не может. Она понятия не имеет, как попал к Радецкому текст рассказа.
Ника моргнула несколько раз подряд:
– Ага. И что вы предприняли?
– А что я мог предпринять? На нет и суда нет. Но вот когда вышла книга «Кто-то в долине», я сравнил оба текста.
– И ваш вывод?
– Они написаны не одним и тем же человеком.
– А значит…
– Значит, либо Радецкий не писал рассказа «Рыцари подземелья», либо он не писал романа «Кто-то в долине».
– Есть еще третья возможность, – заметила Ника. – Он не писал ни того, ни другого.
– Если так, хотел бы я знать, как это у него получается…
– Я тоже.
Редактор сощурился, проницательно посмотрел на Нику.
– Ты затеяла расследование плагиаторской деятельности Радецкого… и потому пришла ко мне?
– Нет.
– Ой ли?
– Да нет, нет. – Ника махнула рукой. – Какое там расследование. Я правду вам сказала, он клинья подбивал. И мне случайно попались на глаза файлы с его новыми работами…
– И что в них?
– Эпигонская графомания с вкраплениями плагиата. Это, наверное, и есть его собственное творчество.
– М-да… Если он и это у кого-нибудь не уворовал.
– Это?! Ну, знаете…
– Всякое бывает, – засмеялся Григорьев. – И как же ты теперь поступишь?
– Никак. Заниматься какими-то расследованиями и поисками доказательств нет ни времени, ни желания, да и наплевать мне на него. Впрочем…
– Что?
В запасе у Ники оставались три непроясненных имени из списка – когда, как не сейчас, воспользоваться моментом и проверить одно из них, любое?
– Он часто упоминал некого Растригина, и вот я подумала – не связан ли тот…
– Растригина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93