Мы искали аномальные явления, а нашли куда больше... Да любой ученый на Земле охотно отдал бы правую руку, чтобы оказаться на нашем месте! А вы говорите - не хочу... И было бы из - за чего - из - за здешней политики! Неужели вам так уж важно, какой у них общественный строй?
- Да в общем - то нет, но...
- И снова "но"! Андрей Иванович, пусть себе живут, как хотят. Вы сами говорили об искушениях. Может ли существовать для ученого искушение сильнее, чем познание?
- Вот тебе раз. Ты уже забыла об НКВД и тюрьме...
- И правильно сделала. То было недоразумение. Они ведь действительно нас не приглашали!
Аня слишком напирает, мелькнуло у Сретенского. Пережимает, как плохая актриса... Ладно, она вообще не актриса, но кто там слушает на другом конце линии - театральные критики?
Подойдя к стопке пластинок, Андрей Иванович перелистал их, выбрал сонаты Моцарта в исполнении Вальтера Гизекинга. Комнату заполнили звуки рояля, чистые и ясные, почти лишенные педальных эффектов, но не сухие.
Мне трудно сейчас ответить, - проговорил Сретенский медленно. - Давай отложим этот разговор, хотя бы до обещанной экскурсии в Институт. Там посмотрим... В конце концов, я ученый, а не политик, и спасать мир - не моя профессия. И ты права, очень многие отдали бы правую руку...
Внезапный удар грома заглушил рояль Гизекинга. Стемнело, в оконные стекла застучали капли дождя.
- О, - задумчиво сказал Сретенский, - здесь бывают грозы...
Да, Андрей Иванович. Здесь бывают грозы.
7.
"Боинг" летел много выше облаков, приближаясь к российской столице на высоте десять тысяч пятьсот метров. Стивен Брент (по документам бизнесмен Джон Аллен) развалился в кресле у иллюминатора. На его коленях лежал раскрытый номер журнала "Роллинг Стоунз", на столике перед ним стояли две пятидесятиграммовые бутылочки водки.
Все прошло гладко, слишком гладко для опасавшегося осложнений Брента. Из мотеля "Лаки Дэй Инн" он заехал в известную ему квартиру, где провел полчаса, после чего его внешность слегка изменилась. Там же он обзавелся новой одеждой и дорожным чемоданом, а пачка наличных похудела вдвое. Расслабился Брент только в самолете, набравшем высоту. Бизнесмен Джон Аллен благополучно проскользнул мимо полиции, ФБР и тех, других...
Так ему казалось, но он ошибался.
В пилотской кабине "Боинга" собирались пить кофе. Первый пилот, командир корабля Грегори Макинтайр рассказывал смешную историю о злоключениях своей жены, которая отправилась в кино на только что купленном "Форде", да вместо того оказалась в полицейском участке. Его с улыбками слушали второй пилот Дик Вагнер (получивший летное свидетельство, наверное, раньше, чем научился ходить) и бортинженер Стюарт Хаббл. Остальные члены экипажа дремали в ожидании стюардессы с подносом.
- Ваш кофе, джентельмены, - провозгласила вошедшая девушка, и тут же поднос с чашками вырвался из её рук.
Стопятидесятитонный "Боинг" будто налетел на что-то в воздухе с адским грохотом. Он содрогнулся, накренился и начал падать, как сложивший крылья орел. Макинтайр уцепился за штурвал, бросил взгляд на стрелку альтиметра. Самолет стремительно терял высоту. Ревели аварийные зуммеры, вспыхивали красные лампочки, приборы сигнализировали о повреждениях систем.
Макинтайр выкручивал штурвал влево, чтобы не дать падавшему боком самолету перевернуться. Вагнер и Хаббл запускали устройства пожаротушения. Несчастная стюардесса, ухватившаяся за откидное сиденье, до крови кусала губы.
Вагнер посмотрел в правое боковое стекло. Под крылом вместо двух двигателей "Пратт и Уитни" он увидел торчащие края изорванного металла и свисающие провода...
- Командир, мы потеряли третий и четвертый! - закричал Вагнер.
Макинтайр не ответил. Самолет тянуло влево, и лишь прилагая огромные усилия, командиру удавалось удерживать его. Хаббл возился с электропроводкой, пытаясь восстановить хотя бы основные линии.
Свист ветра под правым крылом звучал, как реквием. Дик Вагнер вызвал диспетчерскую службу аэропорта Шереметево - 2.
- Терплю бедствие, иду на вынужденную посадку... Потеряв оба правых двигателя, готовьте полосу...
- Вас понял, - раздался в динамике спокойный голос диспетчера. Какого черта он так невозмутим, вскипел Макинтайр. Может быть, недостаточно хорошо знает английский, и до него не дошла вся серьезность ситуации? Нет, невероятно. Представить себе диспетчера, слабо знакомого с международным языком авиапереговоров... А, вот в чем дело! Ведь на жаргоне потеря двигателя означает просто отказ, а "Боинг" способен совершить нормальную посадку и при двух отказавших двигателях. Да, диспетчер неверно интерпретировал сообщение.
- Объясни ему, Дик, - распорядился Макинтайр.
- Диспетчер, у нас произошел взрыв или какое - то столкновение... Оба правых двигателя физически отсутствуют, их нет, ясно?
- Вас понял, - повторил диспетчер, и теперь его напряженный тон неопровержимо свидетельствовал: в самом деле понял. - Снижайтесь до высоты круга, выполняйте разворот курсом на юг.
Снижайтесь до высоты круга! И без того не прошло десяти минут после аварии, а "Боинг" уже находился на высоте четырех тысяч метров.
- Сливай топливо, - приказал Макинтайр, осторожно разворачивая самолет.
Хаббл перебросил тумблер. Керосин хлынул из обоих баков в крыльях, оставляя за "Боингом" взрывоопасный шлейф.
- Выпускай шасси.
Дополнительное сопротивление, созданное колесами шасси, ещё более осложнило управление самолетом. Пятьдесят километров до полосы, высота три тысячи...
- Мы разобьемся, - прорыдала стюардесса.
- Черта с два, - обронил Макинтайр. Пот в три ручья струился по его лбу, а он не мог оторвать рук от штурвала. Удерживать "Боинг" на курсе становилось все труднее. Командир понимал, что девушка права. Машина, идущая на снижение с такой скоростью, не дотянет до полосы...
Теперь нужно было изменить курс на двадцать градусов влево, но самолет окончательно перестал слушаться рулей. У Макинтайра оставался последний шанс: ослабить тягу двух левых двигателей, менять обороты и таким образом управлять самолетом. Он так и сделал. "Боинг" стал подчиняться, но потеряв тягу, он проваливался ещё быстрее.
- До полосы три километра, высота четыреста, - доложил Вагнер. - На полосу не попадаем.
Обороты первого двигателя Макинтайр уменьшил на две трети, второго на треть. Самолет тяжело повернул влево, и командир толкнул сектор газа. Полоса приближалась. Скорость - четыреста километров в час. Слишком быстро... Похоже, все усилия напрасны, удивительно спокойно подумал пятидесятилетний ветеран ВВС США, командир корабля Грегори Макинтайр.
С того момента, как под крылом "Боинга" громыхнул взрыв, в пассажирских салонах царила паника. Вопли и стоны охваченных предсмертным ужасом людей смешивались со зловещим завыванием ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
- Да в общем - то нет, но...
- И снова "но"! Андрей Иванович, пусть себе живут, как хотят. Вы сами говорили об искушениях. Может ли существовать для ученого искушение сильнее, чем познание?
- Вот тебе раз. Ты уже забыла об НКВД и тюрьме...
- И правильно сделала. То было недоразумение. Они ведь действительно нас не приглашали!
Аня слишком напирает, мелькнуло у Сретенского. Пережимает, как плохая актриса... Ладно, она вообще не актриса, но кто там слушает на другом конце линии - театральные критики?
Подойдя к стопке пластинок, Андрей Иванович перелистал их, выбрал сонаты Моцарта в исполнении Вальтера Гизекинга. Комнату заполнили звуки рояля, чистые и ясные, почти лишенные педальных эффектов, но не сухие.
Мне трудно сейчас ответить, - проговорил Сретенский медленно. - Давай отложим этот разговор, хотя бы до обещанной экскурсии в Институт. Там посмотрим... В конце концов, я ученый, а не политик, и спасать мир - не моя профессия. И ты права, очень многие отдали бы правую руку...
Внезапный удар грома заглушил рояль Гизекинга. Стемнело, в оконные стекла застучали капли дождя.
- О, - задумчиво сказал Сретенский, - здесь бывают грозы...
Да, Андрей Иванович. Здесь бывают грозы.
7.
"Боинг" летел много выше облаков, приближаясь к российской столице на высоте десять тысяч пятьсот метров. Стивен Брент (по документам бизнесмен Джон Аллен) развалился в кресле у иллюминатора. На его коленях лежал раскрытый номер журнала "Роллинг Стоунз", на столике перед ним стояли две пятидесятиграммовые бутылочки водки.
Все прошло гладко, слишком гладко для опасавшегося осложнений Брента. Из мотеля "Лаки Дэй Инн" он заехал в известную ему квартиру, где провел полчаса, после чего его внешность слегка изменилась. Там же он обзавелся новой одеждой и дорожным чемоданом, а пачка наличных похудела вдвое. Расслабился Брент только в самолете, набравшем высоту. Бизнесмен Джон Аллен благополучно проскользнул мимо полиции, ФБР и тех, других...
Так ему казалось, но он ошибался.
В пилотской кабине "Боинга" собирались пить кофе. Первый пилот, командир корабля Грегори Макинтайр рассказывал смешную историю о злоключениях своей жены, которая отправилась в кино на только что купленном "Форде", да вместо того оказалась в полицейском участке. Его с улыбками слушали второй пилот Дик Вагнер (получивший летное свидетельство, наверное, раньше, чем научился ходить) и бортинженер Стюарт Хаббл. Остальные члены экипажа дремали в ожидании стюардессы с подносом.
- Ваш кофе, джентельмены, - провозгласила вошедшая девушка, и тут же поднос с чашками вырвался из её рук.
Стопятидесятитонный "Боинг" будто налетел на что-то в воздухе с адским грохотом. Он содрогнулся, накренился и начал падать, как сложивший крылья орел. Макинтайр уцепился за штурвал, бросил взгляд на стрелку альтиметра. Самолет стремительно терял высоту. Ревели аварийные зуммеры, вспыхивали красные лампочки, приборы сигнализировали о повреждениях систем.
Макинтайр выкручивал штурвал влево, чтобы не дать падавшему боком самолету перевернуться. Вагнер и Хаббл запускали устройства пожаротушения. Несчастная стюардесса, ухватившаяся за откидное сиденье, до крови кусала губы.
Вагнер посмотрел в правое боковое стекло. Под крылом вместо двух двигателей "Пратт и Уитни" он увидел торчащие края изорванного металла и свисающие провода...
- Командир, мы потеряли третий и четвертый! - закричал Вагнер.
Макинтайр не ответил. Самолет тянуло влево, и лишь прилагая огромные усилия, командиру удавалось удерживать его. Хаббл возился с электропроводкой, пытаясь восстановить хотя бы основные линии.
Свист ветра под правым крылом звучал, как реквием. Дик Вагнер вызвал диспетчерскую службу аэропорта Шереметево - 2.
- Терплю бедствие, иду на вынужденную посадку... Потеряв оба правых двигателя, готовьте полосу...
- Вас понял, - раздался в динамике спокойный голос диспетчера. Какого черта он так невозмутим, вскипел Макинтайр. Может быть, недостаточно хорошо знает английский, и до него не дошла вся серьезность ситуации? Нет, невероятно. Представить себе диспетчера, слабо знакомого с международным языком авиапереговоров... А, вот в чем дело! Ведь на жаргоне потеря двигателя означает просто отказ, а "Боинг" способен совершить нормальную посадку и при двух отказавших двигателях. Да, диспетчер неверно интерпретировал сообщение.
- Объясни ему, Дик, - распорядился Макинтайр.
- Диспетчер, у нас произошел взрыв или какое - то столкновение... Оба правых двигателя физически отсутствуют, их нет, ясно?
- Вас понял, - повторил диспетчер, и теперь его напряженный тон неопровержимо свидетельствовал: в самом деле понял. - Снижайтесь до высоты круга, выполняйте разворот курсом на юг.
Снижайтесь до высоты круга! И без того не прошло десяти минут после аварии, а "Боинг" уже находился на высоте четырех тысяч метров.
- Сливай топливо, - приказал Макинтайр, осторожно разворачивая самолет.
Хаббл перебросил тумблер. Керосин хлынул из обоих баков в крыльях, оставляя за "Боингом" взрывоопасный шлейф.
- Выпускай шасси.
Дополнительное сопротивление, созданное колесами шасси, ещё более осложнило управление самолетом. Пятьдесят километров до полосы, высота три тысячи...
- Мы разобьемся, - прорыдала стюардесса.
- Черта с два, - обронил Макинтайр. Пот в три ручья струился по его лбу, а он не мог оторвать рук от штурвала. Удерживать "Боинг" на курсе становилось все труднее. Командир понимал, что девушка права. Машина, идущая на снижение с такой скоростью, не дотянет до полосы...
Теперь нужно было изменить курс на двадцать градусов влево, но самолет окончательно перестал слушаться рулей. У Макинтайра оставался последний шанс: ослабить тягу двух левых двигателей, менять обороты и таким образом управлять самолетом. Он так и сделал. "Боинг" стал подчиняться, но потеряв тягу, он проваливался ещё быстрее.
- До полосы три километра, высота четыреста, - доложил Вагнер. - На полосу не попадаем.
Обороты первого двигателя Макинтайр уменьшил на две трети, второго на треть. Самолет тяжело повернул влево, и командир толкнул сектор газа. Полоса приближалась. Скорость - четыреста километров в час. Слишком быстро... Похоже, все усилия напрасны, удивительно спокойно подумал пятидесятилетний ветеран ВВС США, командир корабля Грегори Макинтайр.
С того момента, как под крылом "Боинга" громыхнул взрыв, в пассажирских салонах царила паника. Вопли и стоны охваченных предсмертным ужасом людей смешивались со зловещим завыванием ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102